Марина Цветаева: Стихи о Москве. Читать цикл стихов о Москве
Домики старой Москвы
Слава прабабушек томных,
Домики старой Москвы,
Из переулочков скромных
Все исчезаете вы,
Точно дворцы ледяные
По мановенью жезла.
Где потолки расписные,
До потолков зеркала?
Где клавесина аккорды,
Темные шторы в цветах,
Великолепные морды
На вековых воротах,
Кудри, склоненные к пяльцам,
Взгляды портретов в упор…
Странно постукивать пальцем
О деревянный забор!
Домики с знаком породы,
С видом ее сторожей,
Вас заменили уроды, —
Грузные, в шесть этажей.
Домовладельцы — их право!
И погибаете вы,
Томных прабабушек слава,
Домики старой Москвы.
Облака — вокруг
Облака — вокруг,
Купола — вокруг,
Надо всей Москвой
Сколько хватит рук! —
Возношу тебя, бремя лучшее,
Деревцо мое
Невесомое!
В дивном граде сём,
В мирном граде сём,
Где и мертвой — мне
Будет радостно, —
Царевать тебе, горевать тебе,
Принимать венец,
О мой первенец!
Ты постом говей,
Не сурьми бровей
И все сорок — чти —
Сороков церквей.
Исходи пешком — молодым шажком! —
Всё привольное
Семихолмие.
Будет твой черед:
Тоже — дочери
Передашь Москву
С нежной горечью.
Мне же вольный сон, колокольный звон,
Зори ранние —
На Ваганькове.
Из рук моих нерукотворный град
Из рук моих — нерукотворный град
Прими, мой странный, мой прекрасный брат.
По церковке — все сорок сороков,
И реющих над ними голубков.
И Спасские — с цветами — ворот?,
Где шапка православного снята.
Часовню звездную — приют от зол —
Где вытертый от поцелуев — пол.
Пятисоборный несравненный круг
Прими, мой древний, вдохновенный друг.
К Нечаянныя Радости в саду
Я гостя чужеземного сведу.
Червонные возблещут купола,
Бессонные взгремят колокола,
И на тебя с багряных облаков
Уронит Богородица покров,
И встанешь ты, исполнен дивных сил…
Ты не раскаешься, что ты меня любил.
Мимо ночных башен
Мимо ночных башен
Площади нас мчат.
Ох, как в ночи страшен
Рев молодых солдат!
Греми, громкое сердце!
Жарко целуй, любовь!
Ох, этот рев зверский!
Дерзкая — ох — кровь!
Мой рот разгарчив,
Даром, что свят — вид.
Как золотой ларчик
Иверская горит.
Ты озорство прикончи,
Да засвети свечу,
Чтобы с тобой нонче
Не было — как хочу.
Настанет день – печальный, говорят!
Настанет день — печальный, говорят!
Отцарствуют, отплачут, отгорят,
— Остужены чужими пятаками —
Мои глаза, подвижные как пламя.
И — двойника нащупавший двойник —
Сквозь легкое лицо проступит лик.
О, наконец тебя я удостоюсь,
Благообразия прекрасный пояс!
А издали — завижу ли и Вас? —
Потянется, растерянно крестясь,
Паломничество по дорожке черной
К моей руке, которой не отдерну,
К моей руке, с которой снят запрет,
К моей руке, которой больше нет.
На ваши поцелуи, о, живые,
Я ничего не возражу — впервые.
Меня окутал с головы до пят
Благообразия прекрасный плат.
Ничто меня уже не вгонит в краску,
Святая у меня сегодня Пасха.
По улицам оставленной Москвы
Поеду — я, и побредете — вы.
И не один дорогою отстанет,
И первый ком о крышку гроба грянет, —
И наконец-то будет разрешен
Себялюбивый, одинокий сон.
И ничего не надобно отныне
Новопреставленной болярыне Марине.
Над городом, отвергнутым Петром
Над городом, отвергнутым Петром,
Перекатился колокольный гром.
Гремучий опрокинулся прибой
Над женщиной, отвергнутой тобой.
Царю Петру и Вам, о царь, хвала!
Но выше вас, цари: колокола.
Пока они гремят из синевы —
Неоспоримо первенство Москвы.
— И целых сорок сороков церквей
Смеются над гордынею царей!
Семь холмов
Семь холмов — как семь колоколов!
На семи колоколах — колокольни.
Всех счётом — сорок сороков.
Колокольное семихолмие!
В колокольный я, во червонный день
Иоанна родилась Богослова.
Дом — пряник, а вокруг плетень
И церковки златоголовые.
И любила же, любила же я первый звон,
Как монашки потекут к обедне,
Вой в печке, и жаркий сон,
И знахарку с двора соседнего.
Провожай же меня весь московский сброд,
Юродивый, воровской, хлыстовский!
Поп, крепче позаткни мне рот
Колокольной землёй московскою!
Над синевою подмосковных рощ
Над синевою подмосковных рощ
Накрапывает колокольный дождь.
Бредут слепцы калужскою дорогой, —
Калужской — песенной — прекрасной, и она
Смывает и смывает имена
Смиренных странников, во тьме поющих Бога.
И думаю: когда-нибудь и я,
Устав от вас, враги, от вас, друзья,
И от уступчивости речи русской, —
Одену крест серебряный на грудь,
Перекрещусь, и тихо тронусь в путь
По старой по дороге по калужской.
Москва! Какой огромный странноприимный дом
Москва! Какой огромный
Странноприимный дом!
Всяк на Руси — бездомный.
Мы все к тебе придём.
Клеймо позорит плечи,
За голенищем — нож.
Издалека -далече —
Ты всё же позовёшь.
На каторжные клейма,
На всякую болесть —
Младенец Пантелеймон
У нас, целитель, есть.
А вон за тою дверцей,
Куда народ валит, —
Там Иверское сердце,
Червонное, горит.
И льётся аллилуйя
На смуглые поля.
— Я в грудь тебя целую,
Московская земля!
Красною кистью рябина зажглась
Красною кистью
Рябина зажглась.
Падали листья.
Я родилась.
Спорили сотни
Колоколов.
День был субботний:
Иоанн Богослов.
Мне и доныне
Хочется грызть
Жаркой рябины
Горькую кисть.
Тверская
Вот и мир, где сияют витрины,
Вот Тверская, — мы вечно тоскуем о ней.
Кто для Аси нужнее Марины?
Милой Асеньки кто мне нужней?
Мы идем, оживленные, рядом,
Все впивая: закат, фонари, голоса,
И под чьим-нибудь пристальным взглядом
Иногда опуская глаза.
Только нам огоньками сверкая,
Только наш он, московский вечерний апрель.
Взрослым — улица, нам же Тверская —
Полувзрослых сердец колыбель.
Колыбель золотого рассвета,
Удивления миру, что утром дано…
Вот окно с бриллиантами Тэта,
Вот с огнями другое окно…
Все поймем мы чутьем или верой,
Всю подзвездную даль и небесную ширь!
Возвышаясь над площадью серой
Розовеет Страстной монастырь.
Мы идем, ни на миг не смолкая.
Все родные — слова, все родные — черты!
О, апрель незабвенный — Тверская,
Колыбель нашей юности ты!
Московский герб: герой пронзает гада
Московский герб: герой пронзает гада.
Дракон в крови. Герой в луче. — Так надо.
Во имя Бога и души живой
Сойди с ворот, Господень часовой!
Верни нам вольность, Воин, им — живот.
Страж роковой Москвы — сойди с ворот!
И докажи — народу и дракону —
Что спят мужи — сражаются иконы.
Москве (Когда рыжеволосый Самозванец)
1
Когда рыжеволосый Самозванец
Тебя схватил — ты не согнула плеч.
Где спесь твоя, княгинюшка? — Румянец,
Красавица? — Разумница, — где речь?
Как Петр-Царь, презрев закон сыновний,
Позарился на голову твою —
Боярыней Морозовой на дровнях
Ты отвечала Русскому Царю.
Не позабыли огненного пойла
Буонапарта хладные уста.
Не в первый раз в твоих соборах — стойла.
Все вынесут кремлевские бока.
2
Гришка-Вор тебя не ополячил,
Петр-Царь тебя не онемечил.
Что же делаешь, голубка? — Плачу.
Где же спесь твоя, Москва? — Далече.
— Голубочки где твои? — Нет корму.
— Кто унес его? — Да ворон черный.
— Где кресты твои святые? — Сбиты.
— Где сыны твои, Москва? — Убиты.
3
Жидкий звон, постный звон.
На все стороны — поклон.
Крик младенца, рев коровы.
Слово дерзкое царёво.
Плёток свист и снег в крови.
Слово темное Любви.
Голубиный рокот тихий.
Черные глаза Стрельчихи.
У меня в Москве — купола горят
У меня в Москве — купола горят!
У меня в Москве — колокола звонят!
И гробницы в ряд у меня стоят, —
В них царицы спят, и цари.
И не знаешь ты, что зарей в Кремле
Легче дышится — чем на всей земле!
И не знаешь ты, что зарей в Кремле
Я молюсь тебе — до зари!
И проходишь ты над своей Невой
О ту пору, как над рекой-Москвой
Я стою с опущенной головой,
И слипаются фонари.
Всей бессонницей я тебя люблю,
Всей бессонницей я тебе внемлю —
О ту пору, как по всему Кремлю
Просыпаются звонари…
Но моя река — да с твоей рекой,
Но моя рука — да с твоей рукой
Не сойдутся, Радость моя, доколь
Не догонит заря — зари.
Стихи Марины Цветаевой
Стихи Марины Цветаевой о Москве
Москва Цветаевой, как лепестки цветков, то безумные и грациозно красивые, то завядшие и грустные, дождливые. Стихотворения, рифмы, стропы, всё переплетено в водовороте чувств досказанных и несказанных слов любви к городу, сквозь призмы переживаний и нескрываемых признаний.
— Москва! — Какой огромный…
— Москва! — Какой огромный
Странноприимный дом!
Всяк на Руси — бездомный.
Мы все к тебе придём.
Клеймо позорит плечи,
За голенищем нож.
Издалека — далече
Ты всё же позовёшь.
На каторжные клейма,
На всякую болесть —
Младенец Пантелеймон
У нас, целитель, есть.
А вон за тою дверцей,
Куда народ валит, —
Там Иверское сердце
Червонное горит.
И льётся аллилуйя
На смуглые поля.
Я в грудь тебя целую,
Московская земля!
В Кремле
Там, где мильоны звезд-лампадок
Где звон вечерний сердцу сладок,
Где башни в небо влюблены;
Там, где в тени воздушных складок
Прозрачно-белы бродят сны —
Я понял смысл былых загадок,
Я стал поверенным луны.
В бреду, с прерывистым дыханьем,
Я всe хотел узнать, до дна:
Каким таинственным страданьям
Царица в небе предана
И почему к столетним зданьям
Так нежно льнет, всегда одна…
Что на земле зовут преданьем, —
Мне всe поведала луна.
В расшитых шeлком покрывалах,
У окон сумрачных дворцов,
Я увидал цариц усталых,
В глазах чьих замер тихий зов.
— «Я жить хочу! На что мне Бог?»
И в складках траурных нарядов
К луне идущий, долгий вздох.
Скажи, луна, за что страдали
Они в плену своих светлиц?
Чему в угоду погибали
Рабыни с душами цариц,
Что из глухих опочивален
Рвались в зеленые поля?
— И был луны ответ печален
(Осень 1908. Москва)
Над городом, отвергнутым Петром
Над городом, отвергнутым Петром,
Перекатился колокольный гром.
Гремучий опрокинулся прибой
Над женщиной, отвергнутой тобой.
Царю Петру и Вам, о царь, хвала!
Но выше вас, цари: колокола.
Пока они гремят из синевы —
Неоспоримо первенство Москвы.
— И целых сорок сороков церквей
Смеются над гордынею царей!
Над церковкой — голубые облака…
Над церковкой — голубые облака,
Крик вороний…
И проходят — цвета пепла и песка —
Революционные войска.
Ох ты барская, ты царская моя тоска!
Нету лиц у них и нет имен, —
Песен нету!
Заблудился ты, кремлевский звон,
В этом ветреном лесу знамен.
Помолись, Москва, ложись, Москва, на вечный сон!
(Москва, 2 марта 1917)
Чуть светает…
Чуть светает —
Спешит, сбегается
Мышиной стаей
На звон колокольный
Москва подпольная.
Покидают норы —
Старухи, воры.
Ведут разговоры.
Свечи горят.
Сходит Дух
На малых ребят,
На полоумных старух.
В полумраке,
Нехотя, кое-как
Бормочет дьяк.
Из черной тряпицы
Выползают на свет Божий
Гроши нищие,
Гроши острожные,
Потом и кровью добытые
Гроши вдовьи,
Про черный день
Да на помин души
Отложенные.
Так, на рассвете,
Ставят свечи,
Вынимают просфоры —
Старухи, воры:
За живот, за здравие
Раба Божьего — Николая.
Так, на рассвете,
Темный свой пир
Справляет подполье.
(10 апреля 1917)
Московский герб: герой пронзает гада…
Московский герб: герой пронзает гада.
Дракон в крови. Герой в луче. — Так надо.
Во имя Бога и души живой
Верни нам вольность. Воин, им — живот.
Страж роковой Москвы — сойди с ворот!
И докажи — народу и дракону —
Что спят мужи — сражаются иконы.
(9 мая 1918)
Из рук моих — нерукотворный град…
Из рук моих — нерукотворный град
Прими, мой странный, мой прекрасный брат.
По церковке — всe сорок сороков,
И реющих над ними голубков.
И Спасские — с цветами — ворота,
Где шапка православного снята.
Часовню звездную — приют от зол —
Где вытертый от поцелуев — пол.
Пятисоборный несравненный круг
Прими, мой древний, вдохновенный друг.
К Нечаянныя Радости в саду
Я гостя чужеземного сведу.
Червонные возблещут купола,
Бессонные взгремят колокола,
И на тебя с багряных облаков
Уронит Богородица покров,
И встанешь ты, исполнен дивных сил…
Ты не раскаешься, что ты меня любил.
Тверская
Вот и мир, где сияют витрины,
Кто для Аси нужнее Марины?
Милой Асеньки кто мне нужней?
Мы идем, оживленные, рядом,
Всe впивая: закат, фонари, голоса,
И под чьим-нибудь пристальным взглядом
Иногда опуская глаза.
Только нам огоньками сверкая,
Только наш он, московский вечерний апрель.
Взрослым — улица, нам же Тверская-
Полу взрослых сердец колыбель.
Колыбель золотого рассвета,
Удивления миру, что утром дано…
Вот окно с бриллиантами Тэта,
Вот с огнями другое окно…
Всe поймем мы чутьем или верой,
Всю подзвездную даль и небесную ширь!
Возвышаясь над площадью серой
Розовеет Страстной монастырь.
Мы идем, ни на миг не смолкая.
Все родные — слова, все родные — черты!
О, апрель незабвенный-Тверская,
Колыбель нашей юности ты!
Домики старой Москвы
Слава прабабушек томных,
Из переулочков скромных
Все исчезаете вы,
Точно дворцы ледяные
По мановенью жезла.
Где потолки расписные,
До потолков зеркала?
Где клавесина аккорды,
Темные шторы в цветах,
Великолепные морды
На вековых воротах,
Кудри, склоненные к пяльцам,
Взгляды портретов в упор…
Странно постукивать пальцем
О деревянный забор!
Домики с знаком породы,
С видом ее сторожей,
Вас заменили уроды, —
Грузные, в шесть этажей.
Домовладельцы — их право!
И погибаете вы,
Томных прабабушек слава,
Домики старой Москвы.
Семь холмов
(Из цикла «Стихи о Москве»)
Семь холмов — как семь колоколов!
На семи колоколах — колокольни.
Всех счётом — сорок сороков.
Колокольное семихолмие!
В колокольный я, во червонный день
Дом — пряник, а вокруг плетень
И церковки златоголовые.
И любила же, любила же я первый звон,
Как монашки потекут к обедне,
Вой в печке, и жаркий сон,
И знахарку с двора соседнего.
Провожай же меня весь московский сброд,
Юродивый, воровской, хлыстовский!
Поп, крепче позаткни мне рот
Колокольной землёй московскою!
У меня в Москве — купола горят!
У меня в Москве — купола горят!
У меня в Москве — колокола звонят!
И гробницы в ряд у меня стоят, —
В них царицы спят, и цари.
И не знаешь ты, что зарей в Кремле
Легче дышится — чем на всей земле!
И не знаешь ты, что зарей в Кремле
Я молюсь тебе — до зари!
И проходишь ты над своей Невой
О ту пору, как над рекой-Москвой
Я стою с опущенной головой,
И слипаются фонари.
Всей бессонницей я тебя люблю,
О ту пору, как по всему Кремлю
Просыпаются звонари…
Но моя река — да с твоей рекой,
Но моя рука — да с твоей рукой
Не сойдутся, Радость моя, доколь
Не догонит заря — зари.
Мимо ночных башен…
Мимо ночных башен
Площади нас мчат.
Ох, как в ночи страшен
Рёв молодых солдат!
Греми, громкое сердце!
Жарко целуй, любовь!
Ох, этот рёв зверский!
Дерзкая — ох — кровь!
Мой рот разгарчив,
Даром, что свят — вид.
Как золотой ларчик
Иверская горит.
Ты озорство прикончи,
Да засвети свечу,
Чтобы с тобой нонче
Не было — как хочу.
М Цветаева цикл «Стихи о Москве» 🔥 — анализ и полный текст стихотворений
Поэтический цикл «Стихи о Москве» написан с марта по август 1916 года и состоит из девяти стихотворений, связанных единой темой – любовью поэтессы к столице. Сборник относится к раннему творчеству Марии Ивановны, произведения в нём написаны в лирическом стиле.
Разбор стихов
Первое стихотворение цикла является одой, в которой славится древний град Москва:
Где и мертвой мне
Будет радостно!
Цветаева называет столицу своим первенцем, ведь она родилась в столице и останется с ней навсегда, пусть и на Ваганьковском кладбище (к сожалению, последнее пожелание не сбылось).
Второй стих славит православную Москву с её сорока сороками церквей и Спасскими воротами. Этот город хранит сама Богородица, накрывая его своим покровом и благословляя на вечность.
И на тебя с багряных облаков
Уронит Богородица покров.
Финал стиха описывает воскрешение града, который всегда будет возрождаться из пепла, исполненный дивных сил, при этом он не раскается, что любил автора строк.
Стих №3 – это лихая поездка по ночной столице, где тишина сторожевых башен сочетается с страшным ревом молодых солдат. Не забываем, что идет Первая мировая война и Москва наполнена солдатами.
Молодая кровь поэтессы играет, и она сама себе приказывает:
Ты озорство прикончи,
Да засвети свечу.
Цветаева даже в 24 года знает грани и умеет останавливать своё «Я хочу» против «Я должна».
Интерес представляет стих №5, где речь идёт о городе, который когда-то был отвергнут Петром (при Петре столицей стал Питер). Марина Цветаева пишет тут, что этот град мстит ей отвергая её, словно бы в отместку за петровский поступок.
Вместе с тем поэтесса признает Москву лидером на первенство и пишет, что столица просто смеются над гордыней царя Петра, она выше его, она выше всего земного.
— И целых сорок сороко́в церквей
Смеются над гордынею царей!
Последний стих цикла написан в августе 1916 года и восхваляет красоту Москвы на излете лета. Тут мало философии, но град коротко и красиво описан в своей августовской красе. В это время зажигаются листья рябины, а в воздухе витает субботний перезвон сотен колоколов Иоанна Богослова.
В целом стихотворения цикла восхваляют Москву, делая акцент на православии и могуществе русской столицы XX века. Хорошо обозначают это цикл последние строки восьмого стихотворения сборки:
— Я в грудь тебя целую,
Московская земля!
Средства выразительности
Анализ средств выразительности помогает нам найти в строфах эпитеты, метафоры и олицетворения. Особое внимание стоит уделить эпитетам, так как они помогают оживить картинки стихов и более четко прорисовать образ столицы.
Отметим эпитеты, относящиеся к Москве – «дивный… мирный град», «нерукотворный град» и «странноприимный дом».
Из метафор выделим – «дочери передашь Москву» и «с багряных облаков уронит Богородица покров». Четвертая строфа второго стиха является двойной метафорой:
Часовню звёздную — приют от зол —
Где вытертый — от поцелуев — пол.
Олицетворения – «площади нас мчат», «бессонные взгремят колокола», «встанешь ты, исполнен дивных сил» (град) и т д.
Рифмовка в цикле меняется от перекрёстной до параллельной, что усложняет восприятие строк, если читать все стихотворения подряд, поэтому делайте паузу между ними.
Полный текст
1
Облака — вокруг,
Купола — вокруг.
Надо всей Москвой
— Сколько хватит рук! —
Возношу тебя, бремя лучшее,
Деревцо мое
Невесомое!
В дивном граде сем,
В мирном граде сем,
Где и мертвой мне
Будет радостно —
Царевать тебе, горевать тебе,
Принимать венец,
О мой первенец!
Ты постом — говей,
Не сурьми бровей
И все сорок — чти́ —
Сороков церквей.
Исходи пешком — молодым шажком! —
Всё привольное
Семихолмие.
Будет тво́й черед:
Тоже — дочери
Передашь Москву
С нежной горечью.
Мне же — вольный сон, колокольный звон,
Зори ранние
На Ваганькове.
31 марта 1916 год
2
Из рук моих — нерукотворный град
Прими, мой странный, мой прекрасный брат.
По це́рковке — все́ сорок сороков,
И реющих над ними голубков;
И Спасские — с цветами — ворота́,
Где шапка православного снята;
Часовню звёздную — приют от зол —
Где вытертый — от поцелуев — пол;
Пятисоборный несравненный круг
Прими, мой древний, вдохновенный друг.
К Нечаянныя Радости в саду
Я гостя чужеземного сведу.
Червонные возблещут купола,
Бессонные взгремят колокола.
И на тебя с багряных облаков
Уронит Богородица покров,
И встанешь ты, исполнен дивных сил…
— Ты не раскаешься, что ты меня любил.
31 марта 1916 год
3
Мимо ночных башен
Площади нас мчат.
Ох, как в ночи́ страшен
Рёв молодых солдат!
Греми, громкое сердце!
Жарко целуй, любовь!
Ох, этот рёв зверский!
Дерзкая — ох! — кровь.
Мо́й — ро́т — разгарчив,
Даром, что свят — вид.
Как золотой ларчик
Иверская горит.
Ты озорство прикончи,
Да засвети свечу,
Чтобы с тобой нонче
Не было — как хочу.
31 марта 1916 год
4
Настанет день — печальный, говорят!
Отцарствуют, отплачут, отгорят,
— Остужены чужими пятаками —
Мои глаза, подвижные как пламя.
И — двойника нащупавший двойник —
Сквозь легкое лицо проступит лик.
О, наконец тебя я удостоюсь,
Благообразия прекрасный пояс!
А издали — завижу ли и Вас? —
Потянется, растерянно крестясь,
Паломничество по дорожке черной
К моей руке, которой не отдерну,
К моей руке, с которой снят запрет,
К моей руке, которой больше нет.
На ваши поцелуи, о, живые,
Я ничего не возражу — впервые.
Меня окутал с головы до пят
Благообразия прекрасный плат.
Ничто меня уже не вгонит в краску.
Святая у меня сегодня Пасха.
По улицам оставленной Москвы
Поеду — я, и побредете — вы.
И не один дорогою отстанет,
И первый ком о крышку гроба грянет, —
И наконец-то будет разрешен
Себялюбивый, одинокий сон.
И ничего не надобно отныне
Новопреставленной болярыне Марине.
11 апреля 1916 (первый день Пасхи).
5
Над городом, отвергнутым Петром,
Перекатился колокольный гром.
Гремучий опрокинулся прибой
Над женщиной, отвергнутой тобой.
Царю Петру и Вам, о царь, хвала!
Но выше вас, цари, колокола.
Пока они гремят из синевы —
Неоспоримо первенство Москвы.
— И целых сорок сороко́в церквей
Смеются над гордынею царей!
28 мая 1916 год
6
Над синевою подмосковных рощ
Накрапывает колокольный дождь.
Бредут слепцы калужскою доро́гой —
Калужской, песенной, привычной, и она
Смывает и смывает имена
Смиренных странников, во тьме поющих Бога.
И думаю: когда-нибудь и я,
Устав от вас, враги, от вас, друзья,
И от уступчивости речи русской —
Одену крест серебряный на грудь,
Перекрещусь — и тихо тронусь в путь
По старой по дороге по калужской.
Троицын день, 1916 год
7
Семь холмов — как семь колоколов,
На семи колоколах — колокольни.
Всех счетом: сорок сороков, —
Колокольное семихолмие!
В колокольный я, во червонный день
Иоанна родилась Богослова.
Дом — пряник, а вокруг плетень
И церко́вки златоголовые.
И любила же, любила же я первый звон —
Как монашки потекут к обедне,
Вой в печке, и жаркий сон,
И знахарку с двора соседнего.
— Провожай же меня, весь московский сброд,
Юродивый, воровской, хлыстовский!
Поп, крепче позаткни мне рот
Колокольной землей московскою!
8 июля 1916 год
8
Москва! Какой огромный
Странноприимный дом!
Всяк на Руси — бездомный.
Мы все к тебе придем.
Клеймо позорит плечи,
За голенищем — нож.
Издалека́-далече
Ты всё же позовешь.
На каторжные клейма,
На всякую болесть —
Младенец Пантелеймон
У нас, целитель, есть.
А вон за тою дверцей,
Куда народ валит —
Там Иверское сердце,
Червонное, горит.
И льется аллилуйя
На смуглые поля.
— Я в грудь тебя целую,
Московская земля!
8 июля 1916 год
9
Красною кистью
Рябина зажглась.
Падали листья.
Я родилась.
Спорили сотни
Колоколов.
День был субботний:
Иоанн Богослов.
Мне и доныне
Хочется грызть
Жаркой рябины
Горькую кисть.
16 августа 1916 год
Аудио-вариант
Анализ «Стихи о Москве» Цветаевой М.И.
«Стихи о Москве»
Поэтический цикл М.
И. Цветаевой «Стихи о Москве» включает в себя девять наиболее значительных стихотворений ее раннего творчества, написанных весной и летом 1916 года. Он воплощает характерные особенности цветаевского синтаксиса (фрагментарность, обилие тире и восклицаний), передающие взволнованное отношение лирической героини к миру, любование красотой родного города.В цикле «Стихи о Москве» изображен дореволюционный город, главным украшением которого являются храмы. Сорок со-роков церквей, купола, часовни, соборы изображены М.И. Цветаевой в радостном величии, на фоне колокольного звона. «Как золотой ларчик, Иверская горит», — пишет Цветаева в третьем стихотворении цикла, имея в виду московскую чудотворную икону Божьей Матери. Празднование в честь этой иконы совершается как раз 31 марта, когда и написаны эти поэтические строки (все три первых стихотворения цикла). Во втором стихотворении упоминается знаменитая икона «Нечаянная радость», также посвященная Божьей Матери. На иконе изображена горница и перед нею на коленях — раскаявшийся грешник.
Лирическая героиня стихотворения обещает своему чужеземному гостю, которому она показывает Москву, покровительство богородицы («И на тебя с багряных облаков Уронит богородица покров»). Икона находится в Кремле, неслучайно Цветаева упоминает Спасские ворота. Но очевидно, что автора интересуют не просто архитектурные красоты Москвы, а в первую очередь православные святыни. Празднование иконы Иверской Божьей Матери происходит во время Великого Поста, о котором также упоминает Цветаева в цикле («Ты постом
— говей, Не сурьми бровей»).
Каждое поколение бережно, как самую драгоценную святыню, передает следующему из рук в руки Москву. Однако и после смерти лирическая героиня М.И. Цветаевой не отделяет свою судьбу от образа родного города («Мне же — вольный сон, колокольный звон. Зори ранние На Ваганькове», «В дивном граде сем, В мирном граде сем, Где и мертвой мне Будет радостно…»). Употребление древнерусского варианта слова «град» вместо современного «город» на уровне лексики подчеркивает древнюю историю Москвы.
Уже в ранней лирике М.И. Цветаевой мотив смерти является одним из ключевых. В четвертом стихотворении цикла лирическая героиня пытается представить картину своего прощания с миром. Образ смерти ассоциируется у М.И. Цветаевой с благообразием («Сквозь легкое лицо проступит — лик», «О, наконец, тебя я удостоюсь. Благообразия прекрасный пояс!», «Меня окутал с головы до пят Благообразия прекрасный плат»), отстраненностью («Отцарствуют, отплачут, отгорят… Мои глаза») и покоем («Паломничество по дорожке черной К моей руке, которой не отдерну»).
В пятом стихотворении цикла М.И. Цветаева называет Москву «городом, отвергнутым Петром». Здесь имеется в виду факт переноса Петром Первым столицы из Москвы в Петербург. Однако М.И. Цветаева все равно считает Москву первым городом России. Для нее важен православный календарь. Неслучайно в цикле упоминается Пасха, Троицын день и, наконец, Иоанн Богослов.
В восьмом стихотворении главной становится тема соборного единения («Москва! Какой огромный Странноприимный дом! Всяк на Руси — бездомный, Мы все к тебе придем»).
От картины собственных похорон лирическая героиня мысленно переносится ко дню собственного рождения. Последнее стихотворение цикла начинается и заканчивается любопытной художественной деталью — образом красной рябиновой кисти. Эта кисть в последней строфе стихотворения наделяется эпитетами «жаркий», «горький» и символизирует страстный, импульсивный характер лирической героини. «Мне и доныне Хочется грызть Жаркой рябины Горькую кисть», — пишет М.И. Цветаева.
Цикл «Стихи о Москве» создан в традициях русской православной культуры, и образ города воспринимается как символ национальной святыни. Перестав быть официальной столицей, Москва продолжает восприниматься лирической героиней как сердце родной земли, чему немало способствуют расположенные здесь православные храмы и иконы.
Цикл М. И. Цветаевой «Стихи о Москве» — «величальная песня» о столице ее Родины
1. Москва в судьбе Цветаевой.
2. Обращение М. И. Цветаевой к дочери.
3. «Презентация» Москвы О.
Э. Мандельштаму.
4. Москва — главный город России.
5. Колокол как неотъемлемая часть образа столицы.
— Я в грудь тебя целую,
Московская земля!
М. И. Цветаева
Для М. И. Цветаевой Москва не только столица ее Родины, России, но и ее родной город, ее малая родина, куда она всегда стремилась душой. Марина Ивановна была всем сердцем привязана к Москве. Ведь именно здесь 1892 году, 26 сентября, родилась будущая поэтесса. С марта по август 1916 года Цветаева создает цикл «Стихи о Москве». С лирической точностью поэта, почти летописца, она описывает день своего рождения в девятом, последнем, стихотворении о Москве. Здесь Марина Ивановна не только передает особенности осени и свойственные ей краски, но и звуки, напоминающие об особом, религиозном празднике:
Спорили сотни
Колоколов.
День был субботний:
Иоанн Богослов…
Теперь и это время года, и рябина, и Москва, и колокольный звон — навсегда поселятся в сердце Цветаевой.
В четвертом стихотворении «Настанет день, — печальный, говорят!..» поэтесса мечтает умереть в своем родном городе Москве. В столице России родилась и старшая, любимая дочь поэтессы Ариадна. Как это ни странно, рождение Али тоже «озвучено» звоном московских колоколов: «…Девочку мою встречали ранние колокола».
Своей дочери Ариадне Марина Ивановна рисует Москву в первом стихотворении цикла «Стихи о Москве»:
В дивном граде сем,
В мирном граде сем,
Где и мертвой мне
Будет радостно, —
Царевать тебе, горевать тебе,
Принимать венец,
О мой первенец!
Свой родной любимый город поэтесса описывает, давая наставления Але. Марина Цветаева надеется, что придет время, и Ариадна «передаст по наследству» Москву уже своей дочери, когда ее самой, Марины Ивановны, уже не будет на свете:
…Мне же — вольный сон,
колокольный звон,
Зори ранние
На Ваганькове.
О величии и всероссийской исторической значимости Москвы М. И. Цветаева говорит и О. Э. Мандельштаму, поэту, который родился в Санкт-Петербурге. Представляя ему стольный град России, она знакомит своего «странного и прекрасного брата» с церквями, часовнями Москвы, со Спасскими воротами, с московской святыней — иконой «Нечаянная радость». Со всем тем, что свято и для нее самой, и для всей православной Руси. В конце, предчувствуя благодарность Мандельштама за такую своеобразную экскурсию по Москве, поэтесса говорит: «Ты не раскаешься, что ты меня любил». Исследовательница жизни и творчества поэтессы пишет: «Цветаева вспоминала отношения с Мандельштамом, как «чудесные дни с февраля по июнь 1916 года». Они писали друг другу стихи; между ними происходил флирт, но не возникло любовных отношений. «Я взамен себя дарила ему Москву», — писала Цветаева. Н. Я. Мандельштам, жена поэта, отдает должное влиянию Цветаевой на творчество мужа: «наградив даром своей дружбы и Москвы, Цветаева как-то разорвала чары, которыми его околдовал Петербург. Это был чудесный дар, потому что с одним Петербургом, без Москвы нельзя было бы свободно дышать, испытывать настоящие чувства к России и внутреннюю свободу, о которой Мандельштам говорил в статье о Чаадаеве. Мандельштам, со своей стороны, дал Цветаевой другое, более широкое видение мира. Показывая ему Москву, Цветаева осознавала поэзию истории города, сильнее ощущала культурную ситуацию», — писала Л. Фрейлер. В том же 1916 году М. И.Цветаева пишет в другом лирическом цикле «Стихи к Блоку», в пятом стихотворении:
У меня в Москве — купола горят,У меня в Москве — колокола звонят…
…И не знаешь ты, что зарей в Кремле
Легче дышится — чем на всей земле!..
В нем Цветаева сравнивает Москву с отвергнутой женщиной. Ведь в XVIII веке царь Петр I сделал Санкт-Петербург столицей России. Но поэтесса упорно, настойчиво утверждает, что именно Москва с давних времен — главный город России и с исторической, и с религиозной точки зрения. Марину Ивановну «поддерживают» и колокола церквей первопрестольного города.
Не только на государственном уровне, но и общенациональном Москва — сердце России, ее центр, куда стремятся все: и богатые, и бедные. Поэтому поэт говорит:
Москва! Какой огромный
Странноприимный дом!
Всяк на Руси — бездомный.
Мы все к тебе придем.
В этом стихотворении она повествует о том, что Москва «позовет», встретит, обогреет и исцелит любого странника. Ведь в Москве есть и целитель святой «младенец Пантелеймона», и часовня Иверской Божией Матери вблизи Кремля. Поэтому все благодарят столицу за неиссякаемое, благотворное гостеприимство:
И льется аллилуйя
На смуглые поля…
В стихотворениях М. И. Цветаевой о Москве неоднократно упоминаются семь холмов, на которых стоит город; златоглавые церкви, «сорок сороков» колоколов. И конечно же колокольный звон, который звучит в течение всего лирического цикла «Стихи о Москве». Колокол — неотъемлемый образ вечности и величия Москвы. В первом стихотворении она предполагает, что будет слышать колокольный звон, даже когда ее постигнет «вольный сон на Ваганько-ве». Во втором стихотворении к О. Э. Мандельштаму «бессонные колокола», гремя, приветствуют «древнего, вдохновенного друга» Марины Ивановны. В пятом стихотворении, «Над городом, отвергнутым Петром…», колокольный гром, перекатываясь, борется вместе с лирической героиней за первенство Москвы:
…Но выше вас, цари: колокола.
Пока они гремят из синевы —
Неоспоримо первенство Москвы.
— И целых сорок сороков церквей
Смеются над гордынею царей!
В следующем стихе уже по-другому, причудливо трактуются звуки, издаваемые колоколами: на Калужской дороге, по которой будто бы идет странница, «накрапывает колокольный дождь». В седьмом стихе Марина Цветаева начинает с того, что московские колокола сопровождают жизнь ее лирической героини с самого детства:
Семь холмов — как семь колоколов,
На семи колоколах — колокольни.
Всех счетом: сорок сороков, —
Колокольное семихолмие!
…Илюбила же, любила же я первый звон…
И заканчивается лирическое произведение «колокольной землей московскою». А в тот день, когда лирическая героиня появилась на сзет, в субботу на Иоанна Богослова, «спорили сотни колоколов».
Москва осталась единственным родным городом для М. И. Цветаевой несмотря на то что после Гражданской войны поэт уехала из него со своей дочерью. Возвратилась М. И. Цветаева в Москву только в 1939 году.
Изучение цикла Марины Цветаевой «Стихи о Москве» в 11 классе Текст научной статьи по специальности «Языкознание и литературоведение»
2. Грецов А.Г. Тренинг общения для подростков / А.Г. Грецов. — СПб.: Питер, 2005.
3. Зеер Э.Ф. Модернизация профессионального образования: компе-тентностный подход: учеб. пособие / Э.Ф. Зеер, А.М. Павлова, Э.Э. Сыма-нюк. — М.: Московский психолого-социальный институт, 2005.
4. Нагель О.П. Технологии развития коммуникативной компетентности педагога: учебное пособие для студ. высш. учеб. заведений. — Белгород: Изд-во ООО «ЛитКараВан», 2008.
5. Панфилова А.П. Тренинг педагогического общения: учеб. пособие для студ. высш. учеб. заведений. — М.: Издательский центр «Академия», 2006.
6. Ражников В.Г. Диалоги о музыкальной педагогике / В.Г. Ражников. -М.: ЦАПИ, 1994.
7. Фопель К. Технология ведения тренинга. Теория и практика. — М.: Генезис, 2003.
8. Шуман Р. О музыке и музыкантах: в 2 т. Т. 1 / Р. Шуман. — М.: Музыка, 1975.
ИЗУЧЕНИЕ ЦИКЛА МАРИНЫ ЦВЕТАЕВОЙ «СТИХИ О МОСКВЕ» В 11 КЛАССЕ
© Бичурина С.М.*
Гимназия № 13, г. Нижний Новгород
Данная статья построена следующим образом: в основной её части, преимущественно филологической, даётся анализ стихотворений цикла Марины Цветаевой «Стихи о Москве» в контексте концепции Элени Апостолоса Стерьёпулу о системности лирического цикла. Исследователь выделяет четыре аспекта системности лирического цикла, которые и демонстрируются на примере лирики Марины Цветаевой. Вторая часть содержит дидактический материал, в котором представлена система вопросов и заданий для изучения указанного цикла в 11 классе.
К понятию системности лирического цикла подходят многие исследователи (В.А. Сапогов [1], Л.Е. Ляпина [2], Е.В. Боброва [3], А.Р. Касимова [4]), однако наиболее отчётливо эта идея представлена в работе Элени Апостолоса Стерьёпулу «Лирический цикл как система поэтических текстов». С точки зрения исследователя, «лирический цикл представляет собой систему, элементы которой суть поэтические тексты, в свою очередь являющиеся
* Учитель русского языка и литературы высшей категории, соискатель Нижегородского института развития образования.
системами, состоящими из элементов более низких уровней»[5, с. 324].В своей работе он даёт ёмкое определение этого понятия:«Лирическим циклом мы называем объединённое общим заглавием упорядоченное множество самостоятельных поэтических текстов, реализующих разноуровневые межтекстовые связи, которые порождают новые смысловые комплексы, не выводимые из смысловой системы каждого отдельного текста»[5, с. 331].
Учёный выделяет четыре принципа, или аспекта, системности лирического цикла. Чтобы убедиться в справедливости суждений Э. Апостоло-са Стерьёпулу, попытаемся проиллюстрировать их на примере цикла Марины Цветаевой «Стихи о Москве» (1916 г.) [6].
Первый из них — это «взаимосвязанность текстов циклового ряда» [5, с. 324]. При этом существует «два типа межтекстовых связей: линейный, основанный на принципе синтагматического развёртывания, и радиальный, основным параметром которого является повторяемость темы, образов и пр.» [там же]. Цикл Марины Цветаевой можно отнести к радиальному типу. Данный цикл состоит из девяти стихотворений, объединённых образом патриархальной Москвы — древней столицы, центра православной культуры. Москва для Цветаевой — это прежде всего её храмы, соборы, церковки с их куполами и колоколами. Эти образы и составляют образ Москвы в данном цикле. Наиболее ярким среди них является образ «сорока сороков церквей»: «И все сорок — чти — сороков церквей» (1), «По церковке — все сорок сороков» (2), «И целых сорок сороков церквей смеются над гордынею царей!» (5), «Всем счётом: сорок сороков» (7). Не менее частотным является образ колоколов, колокольного звона: «Мне же — вольный сон, колокольный звон» (1), «Червонные возблещут купола, бессонные взгремят колокола» (2), «Но выше вас, цари: колокола» (5), «Над синевою подмосковных рощ накрапывает колокольный дождь» (6), «Спорили сотни колоколов» (9). Одним из важнейших для Цветаевой, знавшей историю своего города и мифологизирующей его в своей поэзии, является и образ семи холмов, на которых, по преданию, была заложена Москва: «Исходи пешком — молодым шажком! — всё привольное семихолмие» (1), «Семь холмов — как семь колоколов, на семи колоколах — колокольни» (7). Вместе с тем у Цветаевой это не безликие церкви и колокольни, в пространстве Москвы она называет наиболее «святые» места: Иверская часовня, стоящая у входа на Красную площадь («Часовню звёздную — приют от зол» (2), «Как золотой ларчик, Иверская горит» (3), «Там Иверское сердце червонное горит» (9)), пять соборов Кремля («Пятисобор-ный несравненный круг», «К нечаянныя Радости в саду я гостя чужеземного сведу» (2)).
Также одним из мощных связующих элементов в данном цикле становится мотив пути и странничества. Он тоже неразрывно связан с образом Москвы: именно такое насыщенное духовностью пространство позволяет продолжать путь духовного поиска. И начинается этот путь из самого серд-
ца Москвы: «Исходи пешком — молодым шажком! — Всё привольное Семи-холмие» (1). Здесь же он и заканчивается: «По улицам оставленной Москвы поеду — я, и побредёте — вы». (4) Это путь поиска самого себя, позволяющий подняться над обыденностью.
Тем не менее, опровергая позицию, что плотность связей между текстами тем выше, чем больше повторяющихся элементов в поэтических текстах, составляющих лирический цикл, исследователь приходит к выводу, что «взаимосвязанность текстов является необходимым, но не достаточным структурообразующим фактором для возникновения лирического цикла» [5, с. 327],и в качестве второго принципа системности лирического цикла он называет «взаимодополнительность»: «…для каждого текста, входящего в лирический цикл, все остальные тексты данного циклового ряда являются его контекстным окружением, или — иначе — дополнением данного текста» [там же].
Как известно, в первую редакцию цикла, сформированную в 1916 г., не были включены два стихотворения: «Над городом, отвергнутым Петром.» и «Красною кистью.», хотя они уже были написаны. Почему же Цветаева включает их в окончательную редакцию? Вероятно, это связано с тем, что в цикле они обрели тот контекст, который был необходим для полного понимания их смысла. Контекст выявляет те «сильные места», которые могли остаться незамеченными вне его.
Если воспринимать стихотворение «Красною кистью.» вне контекста цикла, то образом, который в первую очередь привлекает внимание, оказывается «жаркая» или «горящая» рябина (а это символический образ в контексте всей поэзии Цветаевой, который созвучен сеё именем — Марина — и ассоциируется с Россией), тем более что он повторяется в первой и третьей строфах стихотворения. Но контекст актуализирует и другие образы и мотивы, связывающие этот текст с другими стихотворениями цикла: образ колоколов («Спорили сотни колоколов»), мотив рождения («Падали листья, я родилась») и мотив православного праздника («День был субботний: Иоанн Богослов»). Контекст позволяет увидеть истоки возникновения образа рябины в поэзии Цветаевой: он связан с её родным домом, городом, днём рождения, то есть с тем пространственно-временным комплексом, который повлиял на её мировоззрение.
Третий принцип назван исследователем «валентностью». Это «способность того или иного текста вступать в различные смысловые взаимоотношения с другими текстами данного циклового ряда» [5, с. 329]. Говоря о лирическом цикле как о системе, исследователь выделяет основной её признак — иерархичность, вследствие чего приходит к выводу о наличии среди поэтических текстов доминаты — текста, «обладающего наибольшей валентностью в данном цикловом ряде» [5, с. 330]. При этом автор допускает наличие нескольких доминант в пределах одного цикла, а также отсутствие доминанты (в этом случае речь идёт о «равноправии» каждого текста в
циклообразовании). Наблюдая над тем, со сколькими стихотворениями цикла каждый текст связан с помощью образов, мотивов и «ключевых слов», автор предлагает выделить доминанту цикла.
Проведя такую работу с цветаевским циклом, можно прийти к выводу, что доминантой в данном случае можно считать первое стихотворение цикла — «Облака — вокруг…» Именно в нём сосредоточены практически все основные мотивы и образы цикла, которые затем будут встречаться в последующих стихотворениях:
— «Москва» («дивный град») (1 — 2, 4, 5, 6, 7, 8).
— «сорок сороков церквей» (1 — 2, 7).
— «купола», церкви вообще (1 — 2, 3, 7, 8).
— «колокольный звон» (1 — 2, 5, 6, 7, 9).
— «семихолмие» (1 — 7).
— мотив смерти (1 — 4, 7).
— мотив пути (1 — 3, 4, 6, 7, 8).
Последний, четвёртый, принцип сформулирован следующим образом: «. целое обладает свойствами, отличными от свойств его частей», то есть «поэтические смыслы, порождаемые лирическим циклом, не сводятся к сумме поэтических смыслов составляющих его текстов, а представляют собой принципиально новое образование, обусловленное межтекстовыми взаимодействиями» [5, с. 331].
На примере цветаевского цикла его можно объяснить следующим образом. Если рассматривать каждое отдельное стихотворение цикла (а все они, действительно, самостоятельны и могут восприниматься и вне контекста), то мы получим ряд стихотворений с абсолютно разным посылом, темой, идеей.
Порой даже становится непонятно, почему некоторые стихотворения вошли в цикл «Стихи о Москве». Однако в лирическом цикле, благодаря контексту, возникает некий «надсмысловой комплекс», который всё расставляет на свои места и объясняет логику включения тех или иных стихотворений. Целью Цветаевой в данном цикле было не только воспеть Москву, но и утвердить своё лирическое «Я» в московском пространстве. Лирическое «Я» постепенно начинает превалировать над образом Москвы. От стихотворения к стихотворению читателю открываются разные стороны души, характера лирической героини.
Так, в первом стихотворении цикла, посвященном дочери Цветаевой Ариадне, мы видим Цветаеву — мать, завещающую дочери самое ценное -свой родной город. Для лирической героини важна мысль о преемственности и вечной смене поколений: когда-нибудь и Ариадна передаст Москву . уже своей дочери.
Во втором стихотворении, адресованном О. Мандельштаму, лирическая героиня предстаёт в любви. Это любовь-преклонение, любовь-восхищение. И опять Москва — это то лучшее, что она может дать любимому, чтобы он «не раскаялся», что её любил.
В третьем стихотворении открываются тёмные стороны натуры лирической героини: теперь она во власти страсти, «озорства». Только старая Москва с её «золотым ларчиком» — Иверской часовней — способна остановить этот разрушительный бег («Мимо ночных башен Площади нас мчат»).
В четвёртом стихотворении развивается мотив страстности как одной из черт душевного облика лирической героини. Но здесь также присутствует и мотив смерти как искупления и очищения, соответствующий христианскому мироощущению.
В пятом стихотворении, центром которого является противопоставление Москвы Петербургу, лирическая героиня соотносит свою судьбу с судьбой её любимого города: она «отвергнутая» женщина, как Москва — «отвергнутая Петром» столица. Они обе, чувствуя своё превосходство, «смеются над гордынею царей».
Шестое стихотворение построено на мотиве пути, странничества: в нём ощущается усталость героини от суетности жизни и желание последовать за «смиренными странниками».
В седьмом стихотворении соединяются два знакомых мотива: мотив смерти и мотив пути: «Провожай же меня, весь московский сброд». Смерть -лишь продолжение жизненного пути, они проходят в одном пространстве -пространстве Москвы.
В восьмом стихотворении лирическая героиня показывает, за что так любит Москву, чем она ей так близка и дорога: Москва — «огромный странноприимный дом», готовый принять и утешить всех: «На каторжные клейма, На всякую болесть — Младенец Пантелеймон У нас, целитель, есть». Москва — олицетворение русской души и души самой лирической героини: такая же большая, живая, милосердная и потому великая.
Наконец, последнее, девятое, стихотворение подводит итог всего цикла, соединяет все линии в единое целое, позволяет увидеть тот «матасмысл», о котором пишетЭлени Апостолос Стерьёпулу. Лирическая героиня, говоря о своём рождении, воспринимает это событие как знак, символ: она неспроста родилась именно в Москве, именно в день Иоанна Богослова, именно тогда, когда поспела рябина. Всё это предопределило её судьбуи характер: она сама и её поэзия выросли на этой благодатной почве, впитали в себя и христианское мироощущение, и любовь к родному городу, родной земле, людям — близким и далёким, — и широту и страстность русской души, и готовность в один момент отказаться от всех благ и пойти на духовный подвиг. Такой видит Цветаева Москву, и такой является она сама. Лирическое «Я» Цветаевой является такой же неотъемлемой частью московского пространства, как и Москва является неотъемлемой частью героини.
Работа по изучению цветаевского цикла на уроке литературы в 11 классе может быть построена с опорой на логику, предложенную Элени Апо-столосом Стерьёпулу и приведённую выше. Каждый из названных принци-
пов находит своё отражение в заданиях, предлагаемых учащимся. Так, для подготовки восприятия и осмысления цикла на уроке необходимо, чтобы учащиеся выполнили домашнее задание: 1) Прочитайте стихотворения цикла М. Цветаевой «Стихи о Москве». Из каких образов складывается образ Москвы в цикле? Какой видит Москву Цветаева? 2) Какие образы и мотивы присутствуют сразу в нескольких стихотворениях? Выпишите нужные строчки, распределив их по группам.
Вопросы для работы в классе:
1. Из каких образов складывается образ Москвы в стихотворениях цикла? Приведите нужные цитаты (вопрос домашнего задания). Что объединяет эти образы? Связаны ли они с христианским мироощущением лирической героини?Какой видит Цветаева Москву?
2. Прочитайте стихотворения 6, 7, 8 цикла. Какой мотив их объединяет? В чём его смысл?Присутствует ли мотив пути, странничества в 1, 3 и 4 стихотворениях? Обоснуйте свой ответ.
3.Стихотворение «Красною кистью.» первоначально не было включено в цикл. Как вы думаете, почему Цветаева его всё-таки включает?
Как влияет контекст цикла на понимание смысла стихотворения?
3. Прочитайте более поздние стихотворения Цветаевой «Рябину.» и «Тоска по родине! Давно.». Что символизирует рябина в творчестве Цветаевой?
4. Проследите развитие мотивов куполов церквей, колокольного звона, «сорока сороков» и смерти. В каком из стихотворений цикла есть все перечисленные мотивы? Можно ли назвать его доминантой цикла?
5.Сформулируйте тему каждого стихотворения. Попытайтесь объяснить, почему такие, казалось бы, разные стихотворения объединены в цикл? Обогащают ли они друг друга?
Список литературы:
1.Сапогов В.А. О некоторых структурных особенностях лирического цикла А Блока / В.А. Сапогов // Язык и стиль художественного произведения. — М., 1966.
2. Ляпина Л. Проблема целостности лирического цикла / Л. Ляпина // Целостность художественного произведения и проблемы его анализа в школьном и вузовском изучении литературы. — Донецк, 1977.
3. Боброва Е.В. Функция мотива в лирическом цикле (на примере цикла стихотворений «Курганная невеста» Е.Ю. Кузьминой-Караваевой) // Вестник Нижегородского университета им. Н.И. Лобачевского. — 2010. -№ 4 (2). — С. 818-820.
4. Касимова А.Р. Лирический цикл как идиостилевая константа в творчестве Анны Ахматовой: автореф. дисс. … канд. филол. наук. — Ижевск, 2011.
5. Стерьёпулу Элени Апостолос. Лирический цикл как система поэтических текстов // Facta Universitatis, University of Nis. — 1998. — Vol. 1, N 5. -Р. 323-332.
6. Цветаева М.И. Стихотворения. — А.: Туркменистан, 1986. — 400 с.
(Все цитаты приводятся по этому изданию)
ПРОЕКТИРОВАНИЕ ПРОБЛЕМНО-ДИАЛОГИЧЕСКОГО УРОКА С МЕТАПРЕДМЕТНЫМИ РЕЗУЛЬТАТАМИ
© Богданова Л.Я.*
Мурманская средняя общеобразовательная школа № 13, г. Мурманск
Статья посвящена проблеме внедрения в практику работы учителя начальных классов метапредметного подхода. В ней представлен опыт проектирования проблемно-диалогического урока, ориентированного на достижение метапредметных результатов.
Современное образование напрямую связано с происходящими в российском обществе социокультурными изменениями. Суть этих изменений, как показывают исследования А.Г. Асмолова, Я.И. Кузьминова, Н.Д. Ни-кандрова и других, состоит в переходе нашего общества из постиндустриального в информационное. В этих условиях одна из основных задач образования — научить учиться и быть готовыми к жизни в условиях быстро обновляющейся информации. Нужно формировать компетенцию к обновлению компетенций [1].
Причем, как утверждается, это должно происходить с самого раннего детства. Применительно к начальной школе Федеральный государственный образовательный стандарт (ФГОС) второго поколения четко определяет требования к результатам образования школьников: личностным, метапред-метным и предметным. К личностным результатам обучающихся относятся ценностно-смысловые установки, отражающие индивидуально-личностные позиции, социальную компетентность, сформированность гражданской идентичности школьников. Метапредметные результаты предполагают овладение универсальными учебными действиями, необходимыми для решения учебных и практических задач. Предметные результаты включают опыт специфической для данного учебного предмета деятельности по приобретению нового знания, его преобразованию и применению [5].
Глоссарий ФГОС трактует метапредметные результаты образовательной деятельности как способы деятельности, применимые не только в рамках образовательного процесса, но и при решении проблем в реальных жиз-
* Учитель начальных классов.
Анализ стихотворения Цветаевой Москва сочинения и текст
Анализ стихотворения Цветаевой «Стихи о Москве»
Анализ стихотворения Цветаевой «Стихи о Москве»
Поэтический цикл М. И. Цветаевой «Стихи о Москве» включает в себя девять наиболее значительных стихотворений ее раннего творчества, написанных весной и летом 1916 года. Он воплощает характерные особенности цветаевского синтаксиса (фрагментарность, обилие тире и восклицаний), передающие взволнованное отношение лирической героини к миру, любование красотой родного города.
В цикле «Стихи о Москве» изображен дореволюционный город, главным украшением которого являются храмы. Сорок сороков церквей, купола, часовни, соборы изображены М. И. Цветаевой в радостном величии, на фоне колокольного звона. «Как золотой ларчик, Иверская горит», — пишет Цветаева в третьем стихотворении цикла, имея в виду московскую чудотворную икону Божьей Матери. Празднование в честь этой иконы совершается как раз 31 марта, когда и написаны эти поэтические строки (все три первых стихотворения цикла). Во втором стихотворении упоминается знаменитая икона «Нечаянная радость», также посвященная Божьей Матери. На иконе изображена горница и перед нею на коленях — раскаявшийся грешник.
Лирическая героиня стихотворения обещает своему чужеземному гостю, которому она показывает Москву, покровительство богородицы («И на тебя с багряных облаков Уронит богородица покров»). Икона находится в Кремле, неслучайно Цветаева упоминает Спасские ворота. Но очевидно, что автора интересуют не просто архитектурные красоты Москвы, а в первую очередь православные святыни. Празднование иконы Иверской Божьей Матери происходит во время Великого Поста, о котором также упоминает Цветаева в цикле («Ты постом — говей, Не сурьми бровей»).
Каждое поколение бережно, как самую драгоценную святыню, передает следующему из рук в руки Москву. Однако и после смерти лирическая героиня М. И. Цветаевой не отделяет свою судьбу от образа родного города («Мне же — вольный сон, колокольный звон, Зори ранние На Ваганькове», «В дивном граде сем, В мирном граде сем, Где и мертвой мне Будет радостно»). Употребление древнерусского варианта слова «град» вместо современного «город» на уровне лексики подчеркивает древнюю историю Москвы.
Уже в ранней лирике М. И. Цветаевой мотив смерти является одним из ключевых. В четвертом стихотворении цикла лирическая героиня пытается представить картину своего прощания с миром. Образ смерти ассоциируется у М. И. Цветаевой с благообразием («Сквозь легкое лицо проступит — лик», «О, наконец, тебя я удостоюсь. Благообразия прекрасный пояс!», «Меня окутал с головы до пят Благообразия прекрасный плат»), отстраненностью («Отцарствуют, отплачут, отгорят… Мои глаза») и покоем («Паломничество по дорожке черной К моей руке, которой не отдерну»),
В пятом стихотворении цикла М. И. Цветаева называет Москву «городом, отвергнутым Петром». Здесь имеется в виду факт переноса Петром Первым столицы из Москвы в Петербург. Однако М. И. Цветаева все равно считает Москву первым городом России. Для нее важен православный календарь. Неслучайно в цикле упоминается Пасха, Троицын день и, наконец, Иоанн Богослов.
В восьмом стихотворении главной становится тема соборного единения («Москва! Какой огромный Странноприимный дом! Всяк на Руси — бездомный, Мы все к тебе придем»).
От картины собственных похорон лирическая героиня мысленно переносится ко дню собственного рождения. Последнее стихотворение цикла начинается и заканчивается любопытной художественной деталью — образом красной рябиновой кисти. Эта кисть в последней строфе стихотворения наделяется эпитетами «жаркий», «горький» и символизирует страстный, импульсивный характер лирической героини. «Мне и доныне Хочется грызть Жаркой рябины Горькую кисть», — пишет М. И. Цветаева.
Цикл «Стихи о Москве» создан в традициях русской православной культуры, и образ города воспринимается как символ национальной святыни. Перестав быть официальной столицей, Москва продолжает восприниматься лирической героиней как сердце родной земли, чему немало способствуют расположенные здесь православные храмы и иконы.
Анализ стихотворения Цветаевой «У меня в Москве – купола горят!»
С Москвой были нерасторжимо связаны вся жизнь и творчество Марины Цветаевой. В своих стихах она постоянно обращалась к образу любимого города, с которым ассоциировала свое чувство родины. Неслучайно целый цикл из девяти произведений в лирике Цветаевой посвящен именно Москве, в него входит и стихотворение «У меня в Москве – купола горят!»
Уже в первой строке можно увидеть отражение бунтарского характера поэзии Цветаевой. Романтическое противопоставление себя всему миру, жизненный девиз: «Одна – из всех – за всех – противу всех. » читаются за громким трехкратным повтором фразы «у меня», да и дальше в стихотворении местоимение «я» занимает значимое место, находясь в оппозиции к тому, чье имя лирическая героиня не называет. Перед читателем разворачивается ее диалог с тем, кому она раскрывает свою душу через самое близкое в мире – через образ Москвы. Цветаева любит город в себе, через свое лирическое Я.
Москва для поэта – это церкви, колокола. Звукописью передается колокольный звон, осеняющий столицу как горячее, страстное сердце всей богомольной Руси:
У меня в Москве – купола горят!
У меня в Москве – колокола звонят!
В следующих строках четверостишия слышатся отзвуки свойственного ранней лирике Цветаевой мотива смерти:
И гробницы в ряд у меня стоят, –
В них царицы спят, и цари.
Но здесь нет характерного протеста против смерти как нелепого вторжения в жизнь. Скорее, упоминание покоящихся в московских монастырях русских монархов связано с мыслью о том, что именно в Москве начало всех начал, именно здесь корни государства Российского, истоки всего самого святого для русского человека.
Каждая строфа в стихотворении построена вокруг одного ключевого мотива. В первой обращают на себя внимание колокола – часто встречающийся в лирике Цветаевой образ, как бы включающий и это стихотворение в контекст всех произведений, посвященных Родине. Во второй строфе неоднократно повторяется образ зари, как будто сияющей не только на горизонте, но встающей из глубины души героини:
И не знаешь ты, что зарей в Кремле
Легче дышится – чем на всей земле!
И не знаешь ты, что зарей в Кремле
Я молюсь тебе – до зари.
Эмоциональность стихотворения создается не столько лексикой (мы не видим здесь неологизмов или очень ярких эпитетов, метафор), сколько синтаксическими приемами. Предложения содержат эллипсис, параллелизм конструкций, повторы, которые призваны не только акцентировать внимание на какой-либо мысли, но и задавать определенный музыкальный ритм всему произведению. В некоторой степени так нашло свое отражение музыкальное образование Цветаевой. С целью придать большую экспрессивность тексту поэтом используется и новая для начала века диссонансная, неточная рифма. В строфе рифмуются первые три строки, а последние строки рифмуются между собой во всем стихотворении.
Москва в представлении поэта – духовная столица России, поэтому она не представляется без куполов церквей и колокольного звона. В этом смысле Цветаева часто противопоставляет ее Петербургу, столице административной, где все линии строги, Нева холодна. Старый город же вольно раскинулся, символизируя широкий размах русской души.
И проходишь ты над своей Невой
О ту пору, как над рекой – Москвой
Я стою с опущенной головой,
И слипаются фонари.
В этой строфе очевидны фольклорные интонации, тяготение к традициям русской народной песни. Это проявляется как на образном уровне (лирическая героиня с опущенной головой – вся олицетворение покорности истинно русской жены), так и на языковом (употребление предлога «о» вместо «в»). Героиня подчеркивает свое личное родство именно со старой столицей, таящей предания далекой старины в водах Москвы-реки. Образ слипающихся фонарей придает трогательность всему происходящему в душе героини, словно это отражается в реке, как уличный свет.
Признание в любви звучит продолжением звона кремлевских колоколов на заре:
Всей бессонницей я тебя люблю,
Всей бессонницей я тебе внемлю –
О ту пору, как по всему Кремлю
Что-то стихийное, своевольное слышится в таком признании, будто оно вырывается из сердца девушки среди ночной молитвы. Дорогой образ Кремля повсюду с ней, в ее душе. И он дает силы быть искренней в проявлении чувств. Отчаянная мольба скрыта за этим признанием. В то же время героиня осознает несбыточность своей мечты:
Но моя река – да с твоей рекой
Но моя рука – да с твоей рукой
Не сойдутся, Радость моя, доколь
Не догонит заря – зари.
В последней строфе вновь повторяются ключевые образы всего стихотворения – заря, река. На фонетическом уровне в старорусском «доколь» слышится «колокол». И венчает все слово Радость, неслучайно написанное с заглавной буквы. В этом – жизнеутверждающий пафос творчества Цветаевой, торжественность настроения, с которой она всегда пишет о своей Москве, о единстве с этим городом, сердцем всей Руси.
Анализ стихотворения Цветаевой М.И. «Стихи о Москве»
«Стихи о Москве»Поэтический цикл М.И. Цветаевой «Стихи о Москве» включает в себя девять наиболее значительных стихотворений ее раннего творчества, написанных весной и летом 1916 года. Он воплощает характерные особенности цветаевского синтаксиса (фрагментарность, обилие тире и восклицаний), передающие взволнованное отношение лирической героини к миру, любование красотой родного города.
В цикле «Стихи о Москве» изображен дореволюционный город, главным украшением которого являются храмы. Сорок сороков церквей, купола, часовни, соборы изображены М.И. Цветаевой в радостном величии, на фоне колокольного звона. «Как золотой ларчик, Иверская горит», — пишет Цветаева в третьем стихотворении цикла, имея в виду московскую чудотворную икону Божьей Матери. Празднование в честь этой иконы совершается как раз 31 марта, когда и написаны эти поэтические строки (все три первых стихотворения цикла). Во втором стихотворении упоминается знаменитая икона «Нечаянная радость», также посвященная Божьей Матери. На иконе изображена горница и перед нею на коленях — раскаявшийся грешник.
Лирическая героиня стихотворения обещает своему чужеземному гостю, которому она показывает Москву, покровительство богородицы («И на тебя с багряных облаков Уронит богородица покров»). Икона находится в Кремле, неслучайно Цветаева упоминает Спасские ворота. Но очевидно, что автора интересуют не просто архитектурные красоты Москвы, а в первую очередь православные святыни. Празднование иконы Иверской Божьей Матери происходит во время Великого Поста, о котором также упоминает Цветаева в цикле («Ты постом — говей, Не сурьми бровей»).
Каждое поколение бережно, как самую драгоценную святыню, передает следующему из рук в руки Москву. Однако и после смерти лирическая героиня М.И. Цветаевой не отделяет свою судьбу от образа родного города («Мне же — вольный сон, колокольный звон, Зори ранние На Ваганькове», «В дивном граде сем, В мирном граде сем, Где и мертвой мне Будет радостно…»). Употребление древнерусского варианта слова «град» вместо современного «город» на уровне лексики подчеркивает древнюю историю Москвы.
Уже в ранней лирике М.И. Цветаевой мотив смерти является одним из ключевых. В четвертом стихотворении цикла лирическая героиня пытается представить картину своего прощания с миром. Образ смерти ассоциируется у М.И. Цветаевой с благообразием («Сквозь легкое лицо проступит — лик», «О, наконец, тебя я удостоюсь. Благообразия прекрасный пояс!», «Меня окутал с головы до пят Благообразия прекрасный плат»), отстраненностью («Отцарствуют, отплачут, отгорят… Мои глаза») и покоем («Паломничество по дорожке черной К моей руке, которой не отдерну»),
В пятом стихотворении цикла М.И. Цветаева называет Москву «городом, отвергнутым Петром». Здесь имеется в виду факт переноса Петром Первым столицы из Москвы в Петербург. Однако М.И. Цветаева все равно считает Москву первым городом России. Для нее важен православный календарь. Неслучайно в цикле упоминается Пасха, Троицын день и, наконец, Иоанн Богослов.
В восьмом стихотворении главной становится тема соборного единения («Москва! Какой огромный Странноприимный дом! Всяк на Руси — бездомный, Мы все к тебе придем»).
От картины собственных похорон лирическая героиня мысленно переносится ко дню собственного рождения. Последнее стихотворение цикла начинается и заканчивается любопытной художественной деталью — образом красной рябиновой кисти. Эта кисть в последней строфе стихотворения наделяется эпитетами «жаркий», «горький» и символизирует страстный, импульсивный характер лирической героини. «Мне и доныне Хочется грызть Жаркой рябины Горькую кисть», — пишет М.И. Цветаева.
Цикл «Стихи о Москве» создан в традициях русской православной культуры, и образ города воспринимается как символ национальной святыни. Перестав быть официальной столицей, Москва продолжает восприниматься лирической героиней как сердце родной земли, чему немало способствуют расположенные здесь православные храмы и иконы.
На этой странице искали :
- стихи о москве цветаева анализ
- цветаева стихи о москве анализ
- анализ стихотворения цветаевой стихи о москве
- анализ стиха цветаевой
- анализ стихотворения стихи о москве
анализ стихотворения цветаевой Москва? срочно плизззз.
Виталик Северин Знаток (454) 4 года назад
Родившись и проведя детство в Москве и тихой подмосковной Тарусе, Марина Ивановна Цветаева на всю жизнь сохранила признательность и теплоту к родным местам. Как бы ни было тяжело и горько в отдельные годы жизни, она всегда с любовью вспоминала уютную профессорскую квартиру, бурные пассажи матери на рояле, безмятежное и счастливое детство, и в памяти всплывал родной город.
Облака — вокруг, Купола — вокруг.
Надо всей Москвой — Сколько хватит рук! —
Возношу тебя, бремя лучшее,
Деревцо мое Невесомое!
Где бы ни жила Цветаева впоследствии, она не могла забыть Россию, свой родной город, ставший для нее путеводной звездой, в который в конце концов надеялась вернуться.
Из рук моих — нерукотворный град
Прими, мой странный, мой прекрасный брат.
По церковке — все сорок сороков
И реющих над ними голубков.
Надо было обладать мужеством и огромной волей, чтобы, оказавшись в эмиграции, заброшенной и позабытой, сохранять в душе теплое чувство к родине, не озлобиться, не проклясть всех. У Цветаевой хватило сил остаться самой собой, не переносить обиды, несправедливо нанесенные людьми, на родной город, казалось, отторгнувший ее. Марина Ивановна понимала, что “людишки творят ее судьбу”, а любовь к России и к Москве — вечна, переживет десятилетия, когда восторжествует справедливость.
Настанет день, — печальный, говорят! —
Отцарствуют, отплачут, отгорят, —
Остужены чужими пятаками, —
Мои глаза, подвижные, как пламя.
И — двойника нащупавший двойник —
Сквозь легкое лицо проступит — лик.
О, наконец тебя я удостоюсь,
Благообразия прекрасный пояс!
Горечью веет от этих строк, оказавшихся пророческими. Поэт часто может предвидеть события и свою судьбу. И как бы ни была решительна и смела Марина Ивановна, тяготы жизни, разлука с родиной настраивали ее на грустный лад. Она всей душой стремилась в Россию, никогда не считала себя эмигранткой (выехала из России за мужем — белым офицером). не писала хулу о советской стране, занималась творчеством. И стихи о России и Москве поддерживали дух автора, заставляли сохранять ту линию, которую Марина Ивановна выбрала изначально: никакой злобы против страны, взрастившей ее. Цветаева не приняла революцию. Всяческие перемены и кровавые распри были чужды ей. Но шли годы, и пристальнее она вглядывалась в далекую и желанную родину, радовалась ее успехам. Никакие красоты мира не могли заменить Марине Ивановне Россию, она была и осталась истинной патриоткой.
До Эйфелевой — рукою Подать!
Подавай и лезь.
Но каждый из нас — такое
Зрел, зрит, говорю, и днесь,
Что скушным и некрасивым
Нам кажется ваш Париж.
“Россия моя, Россия,
Зачем так ярко горишь? ”
М.Цветаева «Москва! Какой огромный. ». Анализ стихотворения?
Родившись и проведя детство в Москве и тихой подмосковной Тарусе, М.Цветаева на всю жизнь сохранила самые светлые чувства к родным краям. Как бы ни было подчас трудно и горько, поэтесса с неизменной любовью вспоминала уютную профессорскую квартиру, мамину игру на рояле, счастливое детство, и все это было связано с родным городом.
Первые две строки стихотворения:
представляют нам Москву как точку пересечения жизненных путей. «Странноприимные дома» — это были временные приюты для странников, которые прибывают В Москву со разных концов страны, и в их числе не только благочестивые паломники, но и названные такими словами:
Приходят они в столицу не на лихие дела. Их ведет сознание того, что
Имеется в виду не отсутствие крова, а духовное сиротство, потребность приютить душу, найти для нее спасение под сенью православных святынь, сосредоточенных в Москве.
Эти слова выражают уверенность о том, что эта жажда духовного исцеления одолевает даже отъявленных грешников, имеющих на плече клеймо каторжника и спрятанный в сапоге нож. Потому и тянет их в эту общую для всех обитель, что клеймо жжет, а нож режет. И обретают они это очищение в часовне святого Пантелеймона — великомученика. Аура от иконы снимает коросту грехов, наросшую за долгое время преступной жизни, и открывается пространство для проявления лучших, светлых помыслов, духовного оздоровления.
На посетивших жк часовню Иверской иконы снисходит благодать:
По силе воплощенной идеи это стихотворение — одно из наиболее значимых не только в цикле «Стихов о Москве», но и среди произведений М. Цветаевой вообще.
автор вопроса выбрал этот ответ лучшим
Послушать стихотворение Цветаевой Москва
Темы соседних сочинений
Картинка к сочинению анализ стихотворения Москва
«о Москве в год чумы», стихи Марины Цветаевой в переводе с русского Кристофера Уайта — На дамбе
Марина Цветаева (1892-1941) издала свою первую книгу стихов, Вечерний альбом, в возрасте 18 лет в 1910 году. Хотя ее вторая книга, Mileposts, появилась в 1921 году, она не включала большинство стихов, написанных в промежуточный период, «возможно, самые продуктивные [годы] за всю ее карьеру», по словам ее последнего переводчика Кристофера Уайта. Москва в год чумы включает в себя 178 таких произведений: короткие лирические стихотворения, отрывки и эпиграммы. Многие из них никогда не были переведены на английский язык.
Ее продуктивность в течение этого десятилетия тем более поразительна в свете тех условий, в которых она находилась. Когда 24 октября 1917 года в Петрограде разразился большевистский переворот, Цветаева была в Крыму. Отстраненная от политики по темпераменту, она помчалась в Москву, где ее муж Сергей Эфрон сражался на улицах с восстанием.Вскоре он ушел с контрреволюционными силами. Цветаева выросла с преимуществами жизни среднего класса, но теперь она и две ее маленькие дочери оказались в бедном городе с небольшими деньгами, едой и топливом.
Виктория Швейцер, биограф Цветаевой, отмечает, что поэт считал, что революция «выявила на поверхность все плохое и темное в душах людей, что за благовидными большевистскими лозунгами скрывается ложь и жестокость, и они оказали на Цветаеву такое же сильное влияние, как и ощущения голода, холода и страха.Это мир, к которому она обращается в первой части «Памяти А.А. Стахович »:
Не закрывание пекарен семью замками
и не обледенение печей отправили
вас, дворянин России, в могилу
с идеальной осанкой и величавой походкой!
Судьба пошла своим чередом. Старый мир пылал.
Распиливать дрова приходилось придворным. У мафии
был расцвет… В окрестностях
еще можно было дышать восемнадцатым веком.
Толпа срывала крыши с дворцов
Чтобы заполучить то, к чему стремилась, а
Среди всеобщей разрухи вы
Обучили молодых людей maintien, tenue и bon ton
Ее реакция на события не понравилась Осипу Мандельштаму, с которым она была близка в 1916 году.Он обвинял ее стихи в «безвкусице и исторической лживости», отдавая предпочтение поэзии, предлагающей философские объяснения гражданской войны в России. (Эссе Цветаевой «Поэты с историей и поэты без истории» доказывает, что ее историческое мышление было столь же острым, как и у Мандельштама.) Но Уайт отмечает, что, хотя Цветаева изображала суровость московской жизни в своих стихах, она руководствовалась «моментами абсолютного пронзительное счастье », — дикая и смелая настойчивость в том, чтобы рассматривать все на своих условиях. Он цитирует ее записную книжку:
.Лишения могут показаться бесконечно уютными, этакой мечтой.Сейчас живу именно так: одно стихотворение — чердак! — небо рядом, вместе с детьми, игрушки Ирины, книги Али — самовар, топор, корзина с картошкой — вот главные действующие лица в спектакле жизни! Мои книги, мои записи, лужа под протекающей крышей или солнечный луч, разливающийся по комнате — это вне времени, это может быть любое время и любое место — вечное присутствует: мать и дети, поэт и чердак.
Она также написала: «В 1919 году людей ничто не удивляет: подходящее время для меня, чтобы быть живым… Я обожаю 1919 год, потому что я играю в него.Это подразумеваемое, если не преобладающее чувство в большинстве стихов о чуме. Как говорит Уайт: «Ей удалось, так сказать, созерцать жизнь в год чумы не с того конца телескопа, раскрыть ее символическое, образцовое качество». Она «играла» в создании или восприятии ауры отчаяния. Кроме того, она писала пьесы и наблюдала за их постановкой. Вы можете услышать изобилие в двадцать третьей части «Playacting» (ниже):
Несмотря на свою уникальность, солнце пронизывает каждый город.
Солнце принадлежит мне. Я не собираюсь отказываться от
Час, луч, взгляд кому угодно.
Да погибнут города в бесконечной ночи!
Это в моих руках! Просто позволь ему продолжать вращаться!
Не обожгу ли я руки, губы и сердце!
Заблудилась в вечной ночи… Я срываюсь с ее пути.
Я никому тебя, солнышко, не отдам!
В 1920 году ее дочь Ирина умерла от недоедания в детском доме. Годы чумы закончились в 1922 году поражением Белой армии, в которой служил Ефрон.Три тома Цветаевой были опубликованы в том году в России, когда события вынудили ее уехать в Берлин, где она присоединилась к Эфрону. Прожив в Праге три года, она переехала в Париж, где оставалась до 1941 года и своего судьбоносного возвращения в Советский Союз.
В годы чумы ее полутораэтажная квартира превратилась, по ее словам, в «кораблекрушение». Приехали коммунисты и затолкали ее в отдельную комнату. Цветаева написала в своей записной книжке (цитата Швейцера): «Мои жестокосердные друзья! Если бы только вместо того, чтобы угостить меня выпечкой за вашим чайным столом, вы дали бы мне завтра утром кусочек хлеба.Но это моя собственная вина. Я слишком много смеюсь, когда нахожусь в компании. И вообще, когда ты выйдешь из комнаты, я украду твой хлеб.
В январе 1920 года она написала эту короткую лирику:
. Рожденный распутством и разлукой,
Я протягиваю руки ко всем.
Трепещущие ресницы,
я дергаю за край всех пальто юношей.
Раздается голос: Мариула, вперед!
И я всех отталкиваю.
[Опубликовано Archipelago Books 12 августа 2015 г.180 страниц, 18 долларов США в мягкой обложке]
Марина Цветаева. Русские стихи в переводах
Цветаева, одна из гигантов русской и мировой поэзии, наделена блестящим поэтическим даром, постигшим самую грубую и суровую судьбу. Ее отец, сын сельского священника, был профессором Московского университета и основателем Московского музея изобразительных искусств. Ее мать немецкого и польского происхождения была пианисткой, училась у Антона Рубинштейна. В гимназические годы она часто путешествовала по Франции, Италии, Германии и Швейцарии.Ее первый сборник стихов «Вечерний альбом» вышел в свет в 1910 году.
Если Анна Ахматова — хранительница классических традиций, то Цветаева — новатор, равный по взрывной силе, пожалуй, только Владимиру Маяковскому. Ее поэзия — могучая Ниагара страсти, боли, метафор и музыки. Он содержит элементы заклинаний и причитаний русской старины; у него мускулистость борца. Смысловые перегибы и неожиданные ритмические прыжки — молниеносная подпись Цветаевой.Даже ее интимные тексты проникнуты свирепым симфоническим качеством, выходящим за рамки камерной музыки, которые обычно ассоциируются с такой поэзией. Ее гений проявляется также в ее прозе, статьях, переписке и личном поведении.
В 1919 году Цветаева за три месяца создала длинное (150 страниц) стихотворное повествование под названием Царь-девица (Дева-Царь), основанное на известной русской народной сказке; ее замечательная художественная сила сделала ее, по сути, настоящей Девой-царем русской литературы.Она последовала за своим мужем Сергеем Эфроном в эмиграцию в Париж в 1922 году. Ее гордость не позволяла ей приспособиться к эмигрантским кругам, и она не нашла понимания в России после того, как она и ее семья вернулись в 1937 году в разгар Большого террора. . Ее муж был арестован и расстрелян; ее сестра была арестована и заключена в тюрьму; ее дочь была арестована, ей суждено было провести девятнадцать лет в трудовых лагерях. Цветаева была эвакуирована во время Великой Отечественной войны в Елабугу на реке Кама недалеко от Казани, где повесилась в момент отчаяния и одиночества.Цветаева оказала огромное влияние на поэзию как мужчин, так и женщин. Ее стихи сейчас широко публикуются на ее родине.
Четыре стихотворения — Асимптота
Хвала богатым И после этого, установив сначала,
, что между мной и тобой — мили!
То, что я считаю себя среди оборванных,
, что мое место в мире честное:
под колесами эксцесса:
за столом уродов, калек, горбатых:
после этого, с колокольни,
заявляю : Я люблю богатых!
За их корень, гнилой и шаткий
от раны, поднимающей колыбель,
за запутанную привычку
залезать в карманы и выниматься из них;
за то, как их самая тихая просьба их губ выполняется
, как если бы они кричали,
за то, что их не пустят в рай
и что их глаза не смотрят.
За свои секреты — всегда с курьером!
За их увлечения — с курьером!
Для навязанных им ночей,
(и они неистово целуются и пьют!)
И как, по их счетам, в их скуке,
в их позолоте, их зевоте, их хлопке,
I, здесь, наглый — не купят,
подтверждаю: люблю богатых!
И все же, несмотря на то, что был побрит,
и сыто, и снова накормили (я моргаю, и его нет!)
по какой-то причине — их внезапный синяк,
почему-то — этот собачий взгляд,
сомневаясь .. .
— разве они не в ядре
нули? Разве гири не пошалили?
А за то, что среди всех отказов,
такого-сиротства в мире нет!
Есть еще такая дурная басня:
про верблюдов, пролезающих через иголки.
. . . За их взгляд, изумленный смертью,
извиняющихся за болезнь,
за банкротство. . . «Я бы одолжил, был бы рад —
да». . .
Как, молча, из сжатых уст:
«Я считал караты, я — я был одним из вас».. .
Клянусь: люблю богатых!
30 сентября 1922 г.
***
Да пребудет с вами Бог!
Будь-овца!
Иди стаями, стаями
без мечтаний, без собственных мыслей
после Гитлера или Сталина
Покажи на своих раскинутых телах
звездочки или крючки свастики.
23 июня 1934 г.
***
На эти слова отведен час.
Сквозь приглушенный звук
высшие права
жизнь крана.
Может быть — в плечо,
упирается в лоб.
Может быть — в луче света
днем не видно.
По бесполезному следу
пепла — волна на листе.
Дань своему страху,
и праху.
Час — горячего самодовольства,
и самых тихих просьб.
Час безземельных братств.
Час сирот мира.
11 июня 1922 г.
В Москву
<1>
Наследование — в детский дом!
Не буду.
Великолепно, твоя полнота:
Отрекаюсь.
Когда я смотрю на своих соседей вдалеке —
Я отрекаюсь.
Когда я топчу ваши булыжники —
Я отрекаюсь.
====
Как и в семнадцатый год,
праведников в белом,
Я стоял, ухмыляясь,
под огнем.
Как и в восемнадцатом году,
— С чем? — следом ржавчины,
Я поискал всех сыновей
на заставах.
Вот — несколько штыков —
Не буду! —
На вашу короткую память,
Отрекаюсь.
Дорогомилово, Рогожская,
остальное. . .
широко вы сделали
свою литургию известной.
И рядовые, бок о бок
на главной площади
в лохмотьях,
утешенные, с лаврами. . .
Сметать, метель, опилки,
снег чистый.
Поклон, головы могилам
восставших.
(Также были праведники,
были — не какое-то иностранное значение!)
Эти лжи, красные раны
праведникам.. .
====
Старое, бывшее, на свалку!
А теперь привет!
И в крови, на недавно погибших —
пляски и икра.
Это для тех, для всех этих братьев
— Я не буду! —
Прости меня, Иберийская Мать!
Я отказываюсь.
12 января 1922 г.
<2>
Больше, чем женщина
в час встречи!
Лавровое оттесывание,
красных тряпок,
порезанных кровью —
снегов.
Вот они, тесная стальная когорта,
прижата к кремлевской стене,
спят
в ряд.
Лавр — вместо камня
и Кремля — рельс.
Тебе не нужно
Знамя Бога.
Honor —
как?
Их не чествовали «у святых».
Они не успокоились со Святыми.
Лавр.
Снег.
Как и над Святейшим Сердцем
тело — охраняет.
Грызу руками — здесь даже
, снег
.
Гнев. — «Войдите внутрь! Это над их собственным ?! »
За это первое преступное соединение
бьет час
.
С башни — какой? — стою и думаю.
Что на такой земле,
ступаю,
вырос.
Я не уйду! («Отрубить руки!»)
Больше женщины
в час разлуки
в час
ударов.
Под лавром другого мятежника
Моя тайная страсть.
Моя злость очевидна —
враг,
спят!
13 января 1922 г.
Стихи Марины Цветаевой — Алиса Джеймс Букс
“.. . мастер-класс по поэтике. . . [воплощение] слой за слоем смысла, контекста и навыков в жизнь. . . . Цветаева одобрила бы такое переосмысление своей работы ».
— The California Journal of Poetics
«… с нежностью и эмоциональной целостностью [Валентин и Каминский] создали мир Цветаевой в великолепных стихах и отрывках прозы».
— The Rumpus
«Люди, не говорящие по-русски, все равно никогда не узнают, каково это читать Цветаеву, но Валентин и Каминский обнаружили кое-что, что может содержать намек на душу Цветаевой.»
— Construction Magazine
« Величина любви, изгнания, потерь, отчаяния и веры встречает силу духа, с которой большинству из нас никогда не придется испытывать силу; уязвимость, которую большинство никогда не обнаружит. Можно поблагодарить столовую бумагу, перья, красные туши; московские колокола, груды банкнот и хлеб от незнакомца, чтобы заглянуть в строки и жизнь Марины Цветаевой в нежном «чтении» поэтов Ильи Каминского и Жана Валентина — коллаборации, идеально подходящей для передачи этих земных следов.”
— C.D. Wright
«Для нерусского читателя поэзия Цветаевой всегда была домом без дверей и окон. Впервые переводчики не утверждают, что живут в этом доме, а предпочитают стоять снаружи — что особенно важно вне себя, как в экстазе, когда они влюблены в гений Цветаевой. Эти блестяще представленные и поставленные стихи Каминский и Валентин представляют собой не что иное, как первое настоящее приветствие Марины Цветаевой на английском языке.Если обратиться к словам Цветаевой (я могу есть — грязными руками, спать — грязными руками, писать грязными руками я не могу), эти два американских поэта написали эту русскую книгу сияющими чистыми руками ».
— Вальжина Морт
«Из четырех легендарных великих русских поэтов ее поколения (другие были Ахматова, Мандельштам, Пастернак) в начале ХХ века Марина Цветаева всегда казалась мне самой загадочной. Конечно, все они были загадочными — какой великий поэт, какой отдельный человек не является? — но я отказался от чтения переводов (я не читаю по-русски) ее стихов и сочинений и от писаний о ней и ее мучительной истории — и от чтения их с благодарностью с чувством, что, какими бы яркими и жгучими они ни были, она был в них, как призрак в облаке, и снова исчез.Эта новая подборка из ее стихов и прозы, «дань уважения» ей Ильей Камински и Жаном Валентайном, дала мне более близкое и более глубокое ощущение ее, ее голоса и присутствия, чем у меня раньше … эта Ветка Темной Бузины — волшебство . »
— W..S. Мервин
«Стихи Илья Каминский и Жан Валентин, выбранные для перевода Мариной Цветаевой, — это благословение опыта, благословение даже страдания, но также и более простых причин радости, чье-то тело, луч света, книга.Камински говорит, что у него и Джин Валентайн очень разные темпераменты, чем у нее, но они показывают здесь то, что они показывают, по-разному, в своей собственной поэзии, что они сами, каждый из них, так хорошо благословляет опыт, находя его неукротимую жизнь. Это сияющая работа. Они выбрали правильного поэта, в которого влюбились, и ее стихи откликнулись ».
— Дэвид Ферри
«Как однажды Бродский написал о Цветаевой,« [ее] голос звучал что-то незнакомое и пугающее для русского уха: неприемлемость мира.Почитание Ильи Каминского и Жана Валентайна — это произведение истинного translatus, переводящего этот голос, этот звук «вручную через реку» на английский язык соразмерной интенсивности, свирепости и красоты. Ветка темной бузины великолепен: абсолютно необходимое чтение для всех, кто любит Цветаеву ».
– Суджи Квок Ким
“. . . [этот] короткий движущийся том содержит не переводы, а «чтения», очень бесплатные изображения. . . осторожные слова и эмоциональные крайности, которые характеризуют Цветаеву на английском языке, как и на ее родном языке.
— Publishers Weekly
Похвала Марине Цветаевой:
«Гениальный поэт».
— Владимир Набоков
«Цветаева была… абсолютно естественной и фантастически своенравной… Своеволие было не просто вопросом темперамента, а образом жизни… Ей всегда нужно было по максимуму пережить все эмоции, не искать экстаза. только в любви, но в то же время в одиночестве, одиночестве и несчастьях ».
— Надежда Мандельштам
Большой каштан в саду
Один взгляд на дом говорит мне, что мне не следовало приходить.Надо было остаться в отеле или поехать в Версаль, который обожала Марина Цветаева. В доме невероятно светло даже в тусклом вечернем свете середины августа. Большой мусорный бак зеленого цвета с желтой крышкой на бордюре не может испортить вид; прямо за ним, в нескольких шагах справа от красновато-коричневой деревянной двери стоит мотоцикл. Эти двое делают дом уютным. Кирпичный дом окрашен в серо-белый цвет. С левой стороны дома необработанные кирпичи намеренно оставлены не оштукатуренными, как бы в подтверждение того, что это старый, но отремонтированный дом.Перехожу в заднюю часть дома, где небольшой задний двор огорожен кирпичной стеной. На втором этаже в стене квартиры три больших окна. Рядом с дальним из них имплантирована спутниковая антенна. На короткое время я позволил себе поверить, что именно у этого окна Марина поставила свой письменный стол, когда жила здесь в 1930-х годах.
Я ошибаюсь, потому что, по словам биографа Марины Анны Саакянц, в ее кабинете было два окна. Впервые в жизни у нее появилась приличная комната для работы.Из окна возле письменного стола она смотрела на большое каштановое дерево на заднем дворе. Хотя Саакянц говорит, что дерево все еще было там в конце 1990-х, я не могу его найти. Я ищу его, идя вдоль стены заднего двора, увитой плющом и дикими виноградными лозами.
Белые жалюзи на одном из окон опущены, а другое окно приоткрыто; на подоконнике стоит одинокий цветочный горшок. Я возвращаюсь к передней части дома. Мемориальная доска была установлена на стене в сентябре 2010 года.Мемориальная доска отмечает присутствие Марины в доме. Он содержит французский перевод восьми строк ее стихотворения «Дом» (Дом). Перевод приписывается русскоязычной французской поэтессе Вероник Лосски. Я шепчу слова на своем ужасном французском и достаю из сумки советское издание избранных произведений Марины 1965 года. На странице 315 я нахожу стихотворение целиком. Я снова читаю стихотворение по-русски и понимаю, что не могу читать его так, как Наташа, моя подруга, читала его много лет назад.
Тяжелая деревянная дверь дома закрыта. Я стучу несколько раз и перехожу на другую сторону улицы. Там, сидя у стены дома, я начинаю что-то строчить и зарисовывать в своей записной книжке, ожидая и надеясь, что дверь дома может внезапно отвориться. Может быть, тогда я смогу заглянуть внутрь и увидеть деревянную лестницу, по которой Марина ежедневно поднималась, чтобы попасть в свою квартиру на втором этаже. Чуда не происходит, и через три четверти часа я сдаюсь и иду обратно к станции метро, чтобы сесть на поезд до моей гостиницы.
По дороге я пытаюсь привести себя в чувство отчаяния. Я разочарован сияющим белым видом дома. Он слишком яркий и веселый, чтобы в нем зародилось такое стихотворение, как «Сад». Я хочу, чтобы дом был мрачным, темным, преследующим и преследуемым; дом, который Марина описала в стихотворении «Дом» как «менее уютный». Я чувствую себя обманутым; не ее стихотворением, а счастливым домом.
Меня не успокаивает тот факт, что старый дом, в котором Марина жила в 1930-е годы, как и сама улица, не избежал ремонта.Я знаю, что у ее дома был адрес: улица Жан-Батист Потен, 33. Но дом с мемориальной доской был номером 65. Я останавливаюсь, чтобы проверить свои каракули в блокноте. А затем на мгновение я позволяю себе поверить, что дом, который я видел несколькими минутами ранее, не был тем домом, в котором было написано стихотворение, которое преследовало меня так много лет. «Не будь глупцом», — упрекаю я себя. И все же чувство отчаяния сохраняется, и я позволяю ему сохраняться. Мне нравится чувствовать себя несчастным.
Наташа тоже мне часто говорила.Перед Наташей я в вечном долгу за то, что познакомила меня со стихами Марины Цветаевой. У нее я научился читать стихи. «Будьте терпеливы и ждите, — часто говорила она, — того момента, когда вы будете готовы принять это. Тогда он откроется во всей своей красе ».
Я познакомился с Наташей летом 1975 года в шахтерском лагере на Кавказе, где работал геологом на вольфрамовой шахте. Ночью, когда гитары и песни у костра умолкали и большинство других членов исследовательской группы возвращались в свои палатки, она читала вслух стихи Марины.Без комментариев, без объяснений. Было одно, которое она часто начинала с того, что называла его своим любимым стихотворением, но никогда не заканчивала. «Не могу больше», — говорила она и останавливалась после первых нескольких строк. Это стихотворение было «Сад».
Стихотворение прочитал несколько раз в Москве после того, как закончился годовой полевой сезон. В этом году мы с Наташей поехали посмотреть дом в Елабуге, дом, в котором Марина умерла в 1941 году. В том же году мы увидели и место на Триохпрудной улице в Москве, где когда-то стоял домик, в котором она родилась. в октябре 1892 г.Дом был заменен многоквартирным домом в советском стиле. Осенью следующего года мы поехали в Тарус, небольшой городок к югу от Москвы, чтобы увидеть загородный дом семьи Цветаевых. Но самым ярким событием для меня стал дом на Борисоглебской улице в Москве. Именно здесь Марина и ее дочь-подросток Ариадна по прозвищу Аля жили в 1922 году, когда отправились к ее мужу Сергею Эфрону в Европу.
За год до моего отъезда из Москвы в 1979 году Наташа неожиданно скончалась от осложнений, вызванных инфекцией печени.Она оставила мне свое издание избранных произведений Марины 1965 года, которое я с тех пор ношу с собой. Книга мне дорога еще и тем, что в ней на полях рукописные заметки и комментарии Наташи. Некоторые строки подчеркнуты более одного раза; эти четыре, я думаю, были специально предназначены для моего внимания:
Со мной в руке - почти как горсть пыли -
Мои стихи! - Вижу: по ветру летают
Вы ищете дом, в котором я родился - или
Где я умру. Поэма называется «Тебе — Cherez Sto Let» (Тебе — через сто лет). Написано в 1919 году, скорее всего, в доме на Борисоглебской улице. Не случайно, что «ты» в стихотворении Марины — это кто-то вроде меня, который по глупости полагает, что, посетив и увидев места, где поэт родился или умер, или где было написано то или иное стихотворение, он может найти выход в эмоциональный мир стихотворения.
11 мая 1922 года Марина и Аля сели в поезд на Виндавском (ныне Рижском) вокзале.Поезд доставил их в Ригу, где они сели на другой поезд до Берлина. Аля в своих мемуарах Марина Цветаева: Моя мама записывает список из тринадцати ценных вещей, которые Марина решила взять с собой. В нем есть два, которые я считаю наиболее интересными: подставка для карандашей из папье-маше и бронзовая чернильница с нарисованным снаружи барабанщиком. Эти вещи были с Мариной, куда бы она ни пошла. Марина писала простой деревянной ручкой с тонким пером, — отмечает Саакянц. Она была близорукой, и поэтому ее почерк в молодости был «… круглым, тонким, четким, прямым и мелким».Она писала «… с усердием, терпеливо рисуя каждую букву, но по мере того, как она становилась старше, она становилась все более предприимчивой и использовала сокращенные формы общих слов». С окончательными версиями своих стихов она была чрезвычайно осторожна; каждое стихотворение было аккуратно и точно скопировано перед отправкой на печать.
После четырехдневного путешествия Марина и Аля прибыли в Берлин. Так началось длительное изгнание в Европе. Они пробыли в Берлине менее трех месяцев, а затем перебрались в Чехословакию, сначала в Прагу, а затем в другие городки и деревни вокруг столицы.Уехать из Москвы было непросто, хотя жизнь в Советском Союзе была ужасно тяжелой. В дневнике осенью 1919 года Марина пишет:
Я живу с Алей и Ириной (Але шесть, Ирине два и семь месяцев) в доме на улице Борисоглебского. Снаружи дома два дерева. Мы живем в мансарде, той самой комнате, в которой жил Сережа [муж Марины]. Нет муки, нет хлеба. Под письменным столом лежит сумка с 12 фунтами [около 5 кг] картофеля, остатки пудов [около 16 кг], которые нам одолжил наш сосед.Это все, что у нас есть. Я живу на благотворительные обеды, которые раздаю моим детям…
Желание воссоединиться с мужем выгнало ее из Москвы. Несмотря на ее многочисленные романы, Сергей оставался любовью всей ее жизни. В Москве она оставила младшую сестру Анастасию и младшую дочь Ирину, похороненные на детском кладбище. Трехлетняя Ирина умерла от голода и недоедания. В письме, написанном после смерти Ирины, тоска Марины ощутима:
Сердце разбито горем.16 февраля моя дочь Ирина погибла в детском доме; всего четыре дня назад; и это моя вина. Я был так озабочен болезнью Али (малярия с повторяющимися припадками) и боялся оставить ее одну в приют (я боялся того самого, что случилось сейчас) … Мне сказали, что Ирина умерла не от болезни, а просто потому, что она стала очень слабой; и я даже не смог поехать на ее похороны … Единственное, что я отмечаю в своей жизни, — это стихи, но я не забыл Ирину, потому что был занят сочинением; Я не писала ни слова целых два месяца.
К моменту отъезда Марины из Москвы ее уже считали одним из самых новаторских голосов своего поколения. Издала девять сборников стихов, в том числе: Вечерний Альбом ( Вечерний альбом , 1910), Волшебный фонарь ( Волшебный фонарь , 1912), Из двух книг ( Из двух книг ). , 1913), Версты ( миль , 1921) и Лебединый Стан ( Лебединый лагерь , 1921).Она также написала не менее семи пьес и опубликовала русский перевод популярного французского романа. Она, должно быть, надеялась, что сможет прокормить себя и свою семью. Сергей не имел профессиональной квалификации и страдал несколькими недугами.
Первый год во Франции принес ей успех. По словам Саакянца, это был яркий «звездный» год в ее жизни. К сожалению, вскоре блеск потускнел. Финансовые трудности вынуждали семью часто переезжать. Квартира в доме на улице Жан Батист Потен была их пятым домом в Париже.Они переехали в квартиру на втором этаже этого старинного каменного дома в июле 1934 года. В октябре Марина пишет своей подруге Анне Тесковой: «Дом лежит почти в руинах, но я надеюсь, что он достаточно крепкий, чтобы пережить это. век. Замечательный дом на чудесной улице с каштанами; У меня есть собственная большая чудесная комната с двумя большими окнами, из которых за пределами одного я вижу большой каштан, теперь желтый, как вечное солнце. Это моя единственная большая радость ».
Каким бы прекрасным оно ни было, но дом не решает их проблем.В июле она пишет русскому издателю в Париж, объясняя свое затруднительное положение:
Наконец-то я заново открыл дар письменного слова и нашел свою ручку и чернильницу. Пишу после ужасного переезда на новое место и до сих пор чувствую себя неорганизованным и неорганизованным. В доме нет газа и света; и я не знаю, когда они у нас появятся, потому что денег нет.
В октябре Марина благодарит свою подругу и сторонницу Саломею Андроникову за трехмесячный аванс за аренду и просит ее помочь продать пять билетов на чтение ее эссе Моя мама и музыка .
Ей понравилась квартира, особенно небольшой сад на заднем дворе, хотя она часто описывала его как «дыру» или «развалину». В октябрьском письме 1935 года Марина дает дорогу другу:
… вы проходите через мрачный вход и поднимаетесь по самой темной из лестниц, чтобы попасть на второй этаж; там вы найдете дверь справа от вас; стучите и ждите.
Княгиня Зинаида Шаховская, тоже навещавшая ее, подтверждает, что в доме было темно и мрачно.Дом выглядит «… убогим», — вспоминает она в своих мемуарах, — «а за окном вид до боли печален, типичный для пригорода; сыро, серо, идет дождь ».
Разочарованный ярким белым фасадом дома в Париже в тот вечер середины августа, я поискал в Интернете материалы о нем в 1930-х годах. Мне повезло, я нашла несколько черно-белых фотографий дома 1930-х годов. Фотографии, вероятно, были сделаны поздней осенью или ранней зимой; деревья на улице безлистные; на обочине дороги завалы; на улице перед камерой стоит телега, груженная дровами, а на противоположной стороне улицы стоит безлошадный экипаж.Фотографии делают меня одновременно счастливым и грустным; счастливым, потому что они подтверждают мои предположения о доме, и грустным, потому что такой поэт, как Марина, заслуживал лучшего в жизни.
Семья жила в доме четыре года. Марина писала ежедневно; новые стихи и прозаические произведения, переработка старых произведений, аккуратные копии черновиков, переводов и бесконечное количество писем и заметок в ее дневнике. Интенсивность, с которой она писала, напоминает мне письмо 1934 года Ходосевичу, русскому поэту, живущему в Париже:
… в конце концов: чем меньше пишешь, тем меньше хочется писать; между вами и вашим столом возникает пространство невозможности (очень похоже на расстояние между вами и любовью, из которой вы выпали).
Поэма «Сад» была закончена в понедельник, 1 октября 1934 года. Дата указана в рукописи, а также в издании 1965 года ее избранных произведений. Однако вполне вероятно, что именно в этот день Марина сделала чистую копию стихотворения. Ее документы в Российском архиве литературы и искусства в Москве свидетельствуют о наличии более чем одного проекта стихотворения. Поэтому нет ничего странного в том, чтобы предполагать, что она могла начать работу над стихотворением в сентябре.
Поэма была написана в тяжелых условиях.В доме было холодно, потому что не было газа для отопления. «Я пишу дрожащими руками», — отмечает она в одном из своих писем, и это «либо потому, что я старая, либо, возможно, в доме слишком холодно». Вот первые четыре строки стихотворения:
За етот объявление [ Для этого ада ] За етот завелась [ Для этого бреда ] Пошли мне сад [ Пришли мне сад ] На староч пусть [ В старости ].
Настоятельно объявляется об адских условиях ее существования. Когда я заглядываю в двухтомник ее произведений, то обнаруживаю, что в сентябре (точная дата не указывается) Марина также закончила короткое восьмистрочное стихотворение без названия. Две заключительные строки этого короткого стихотворения указывают на эмоциональное состояние, подобное тому, которое было при написании Garden :
Век мой - яд мой , век мой - вред мой [ Мой век - мой яд , мой век - мое поражение ] Vek moi - vrag moi, vek moi - ad [ Мой век - мой враг, мой век - ад ].
Последнее слово «ад» [ад] этого стихотворения повторяется в первой строке «Сад» и в русском языке идеально рифмуется со словом «грустный» [сад].
Поэма «Сад» состоит из восьми четырехстрочных строф с гибким рифмованным рисунком. Более интересным является изменение ямба в строфах; первые шесть имеют форму ямбического диметра, а последние два имеют форму ямбического тетраметра. Диметр ямба очень часто используется в русских народных песнях, сказках и пословицах.Читая стихотворение вслух, я чувствую, как быстрый темп стихотворения сменяется более спокойным в последних двух строфах. Кажется, что поэт собирается сдаться; она не может больше продолжать умолять и спорить; она истощена, спущена и истощена.
Эмоциональная атмосфера стихотворения в значительной степени негативная. Тон усиливается за счет частого использования двух негативов на русском языке: ne и ni (оба означают «нет»). Действительно, Марина также использует двойные негативы для усиления настроения, такие как bez ni-litsa [ without no-face ] и bez ni-dushi [ без no-soul ].Мне недавно объяснили, что в русском литературном языке использование двойных отрицаний более распространено, чем в английском, и что их использование не обязательно создает положительный эквивалент (два отрицания не делают один положительный), но подчеркивает отрицательный.
Я склонен читать стихотворение как молитву. В одном из набросков, описанных и проницательно проанализированных Татьяной Геворкян, я нахожу строчку «болото — садовод». Марина удалила слово Бог из окончательной версии, что, как мне кажется, работает хорошо, потому что божественное присутствие в стихотворении размыто и, следовательно, более убедительно.
Но голос Марины не у кроткой верующей. Интонации жалобы и упрека слишком слышны, чтобы их игнорировать, и это то, что я нахожу наиболее милым в стихотворении; Марина без аргументов не сдастся. Она ни секунды не колеблется, чтобы высказать свое мнение. Вот что происходит в предпоследней строфе стихотворения. В первой строке скази: — довольно муки, на — [ скажи мне: мучения закончились ], она просит своего Бога подтвердить, что мучения в ее жизни закончились.Она терпеть не может, потому что, как она предлагает во второй строке, sad odinokii, kak sama [ сад одинок, как и я ], она одна, как ее маленький садик на заднем дворе. Но в третьей строке (заключенной в скобки) она предупреждает своего Бога держаться от нее подальше: no okolo i sam ne stan ’! [ но не смей приближаться ко мне! ]. Причина проста и приводится в последней строке строфы: sad odinokii, kak ty sam [ сад одинок, как и ты сам ].
Она хочет, чтобы ее Бог помиловал ее, но она не хочет, чтобы Он приближался к ней, потому что Он, как одинокий сад, Сам одинок и тем самым сделает ее еще более одинокой и обездоленной. «Будь добр ко мне, — говорит она, — но держись на расстоянии. Она сомневается, что ее Бог, заставивший ее вынести такие страдания, самым ужасным из которых была смерть ее трехлетней дочери в приюте, ответит на ее молитвы, мольбы и жалобы и пошлет ее измученную душу отпушение [спасение].
Я нахожу отпушение [спасение], последнее слово стихотворения, завораживающим. Рукопись стихотворения в архиве показывает, что она очень старалась найти именно это слово; Фактически, она обдумала как минимум 49 разных слов, прежде чем остановиться на этом. К некоторым словам, которые она пробовала, добавлены краткие комментарии. Например, слово omovenie [омовение] она считает хорошим по значению, но хуже по звучанию.
Марина и ее семья столкнулись с финансовыми проблемами, когда возникло стихотворение «Сад».Но были еще два семейных вопроса, которые могли сильно повлиять на ее разум. Первым было отчуждение между ней и Алей, дочерью, которую она обожала. По словам Марины, Аля «… любила [меня] безумно до четырнадцати лет. Я боялся ее любви, потому что видел, что, если я умру, она тоже умрет. Она пережила меня ». Теперь Аля превратилась в двадцатидвухлетнюю девушку, чувствительную, но независимую девушку. Не исключено, что Аля хотела освободиться от влияния властной матери.Как и все матери маленьких дочерей, Марина жаловалась на Алю, называя ее «ленивой, грубой, беспорядочной и малоподвижной». Но я думаю, что более тревожным для Марины было осознание того, что ее дочь полюбила отца. Ее «… отец», — пишет Марина в письме подруге, «поддерживает ее [т.е. Аля] полностью; в его глазах она всегда права, и я виноват во всем ». Трудно не заметить горечь и разочарование, которые испытывала Марина.
Второй причиной ее недовольства был Сергей, ставший активным членом группы под названием «Союз возвращенцев на Родину».Основная цель союза заключалась в том, чтобы побудить членов русской эмигрантской общины вернуться в Советский Союз. В письме, которое Сергей написал своей сестре в Москву в августе 1934 года, он жалуется, что «… почти все мои друзья вернулись в Советскую Россию. Я рада за них и содрогаюсь, думая о собственном будущем. Главное препятствие — это семья, но не семья как таковая, а Марина. С ней очень тяжело разговаривать. Я действительно не знаю, что делать ». Похоже, Сергей и, возможно, Аля пытались убедить Марину вернуться с ними в Москву.И снова она оказалась на сложной развилке дорог.
Как и большинство писателей в изгнании, Марина чувствовала себя в Париже бездомной. Ее французский был безупречным, но единственным местом, где она действительно чувствовала себя как дома, были русский язык и поэзия. У нее была поддержка русского эмигрантского сообщества, но этой поддержки было недостаточно, чтобы зарабатывать даже скудные средства к существованию чтением, письмом и переводом. Как русский поэт, ее читатели были в России, но Советская Россия не была той страной, в которую она хотела бы вернуться; это было как чуждо, так и опасно.В письме из Парижа к Анне Тесковой она описывает загадку: «Все толкают меня в сторону России, места, куда я не могу вернуться. Здесь я чувствую себя бесполезным. И вот я невозможен ».
Беспомощность ее положения нашла убедительное выражение в «Garden». Все художественные произведения, художественные или нехудожественные, если перефразировать Михаила Бахтина, русского литературного философа, по своему происхождению являются автобиографическими. Подобно насекомому, застрявшему в янтаре, стихотворение сохраняет эмоциональную сущность автобиографического момента.Это то, что я читаю и слышу в «Саду».
Однако, если я считаю это стихотворение замечательным, то это еще и потому, что мой ответ на него является личным. Это нашло место в моей памяти. Это заставило меня предпринять два разных, но в то же время одинаково значимых путешествия: одно реальное и физическое, другое метафорическое. Я ездил в Париж с этим стихотворением в поисках места его рождения; путешествие, которое стало продолжением моих поездок с Наташей и без нее по разным местам Москвы и городам далеко от советской столицы.Метафорическое путешествие произошло одновременно, и я надеюсь, что оно будет продолжаться, потому что только благодаря такому путешествию память определяет воображаемую географию, в которой оно может начать казаться реальным и осязаемым. И разве не правда, что наша способность помнить и забывать делает нас людьми? В отличие от Декарта, который сказал: «, я думаю, следовательно, я », я считаю, возможно, ошибочно, что я помню, следовательно, я .
Аля уехала в Москву 15 марта 1937 года. Через полгода к ней присоединился отец Сергей.Сергей уехал из Франции или, как говорят, в спешке. Марине ничего не оставалось, как вернуться в Москву. В 1922 году она уехала из Москвы, чтобы воссоединиться с Сергеем, а теперь уезжает из Парижа, чтобы снова воссоединиться с Сергеем и Алей.
12 июля 1939 года Марина и ее сын Георгий сели на поезд на вокзале Сен-Лазар, который доставил их в портовый город Гавр, где они сели на корабль, чтобы отплыть в Ленинград. На вокзал с ними никто не пришел. Они уехали из Парижа, говоря словами Георгия, одни, «как собаки…», «… без цветов и корон.Через неделю они прибыли в Москву.
Аля была арестована 27 августа 1939 года и отправлена в один из лагерей ГУЛАГа. Ей посчастливилось пережить ссылку и заключение. В 1955 году она была освобождена, реабилитирована и вернулась в Москву. Остальным трем членам семьи повезло меньше. Сергей был арестован в ноябре 1939 года и расстрелян сотрудниками НКВД 16 октября 1941 года.
Марина была эвакуирована в Елабугу вместе с Георгием, которому исполнилось шестнадцать. Ее сбережения быстро заканчивались, и все попытки найти работу провалились.Даже юная Герогии приходила в отчаяние из-за беспорядочного поведения матери. И, наконец, 31 августа 1941 года, не выдержав испытания, она покончила с собой. Она оставила несколько заметок. В письме, адресованном Георгию, она написала: «Простите, но дальше было бы хуже. Я тяжело болен, это уже не я. Я страстно тебя люблю. Поймите, я не мог больше жить. Скажите папе и Але, если вы когда-нибудь их увидите, что я любил их до последней минуты, и объясните, что я зашел в тупик ».
Георгий был призван в армию и отправлен на фронт в феврале 1944 года.В июле он был смертельно ранен и скончался в полевом госпитале. Ему было всего девятнадцать.
День, когда Марина закончила свою жизнь, был воскресеньем. А осень в Елабуге, городке на Каме, я подозреваю, как всегда была славной. Была также осень, когда семь лет назад в мрачном доме на улице Ж. Б. Потина в Париже она начала писать свой Garden . Затем за ее окном стоял каштан, яркий и желтый, как солнце, «ее единственная большая радость в жизни».
Возможно, вид светящегося каштана убедил Марину просить у своего Бога милосердия и защиты.Но Бог, как мы знаем, не смог спасти ее от лап Сталина и его жестокого механизма репрессий и убийств. Блаженный сад, которого она желала, оставался неуловимым. К сожалению, она была лишь одной из миллионов пострадавших; некоторые выжили, но многие погибли. Ее «Сад» тоже для них.
Примечание: в данном очерке использованы материалы из российских источников. Английский перевод русских текстов является собственным переводом автора. Прочтите английский пересказ стихотворения «Сад».
Список литературы
Марина Цветаева и «Мои стихи»
Жизнь русской поэтессы Марины Цветаевой — это микрокосм трагедии, постигшей Россию в первой половине -х годов века.Родившаяся в 1892 году в Москве в семье высшего сословия, она вышла замуж довольно рано, только чтобы родить своего первенца, сына, воспитанного ее родственниками с согласия мужа. За ней последовали две дочери.
Она опубликовала свой первый сборник стихов, когда ей было 18 лет, и в одночасье стала настоящей литературной сенсацией. Она продолжала публиковаться, а затем началась Первая мировая война и русская революция. Ее муж Сергей Эфрон присоединился к Белой армии во время гражданской войны в России. Во время великого московского голода 1919 года она поместила дочерей в государственный детский дом; один из них умер от голода.Три года спустя семья бежала из России и в конце концов поселилась в Париже. Они жили в бедности; ее муж нашел работу агентом советской тайной полиции.
Сергей Ефрон и Марина Цветаева
Вернувшись в Россию в 1939 году, ее муж был арестован и казнен, а выжившая дочь была отправлена в трудовой лагерь. Она и ее сын бежали на восток, когда немецкие войска вторглись в Россию. В августе 1941 года Марина Цветаева покончила жизнь самоубийством.
Она оставила после себя свои стихи: стихи, полные страсти, эмоций и тоски; стихи о любви; и стихи о разорении страны и разорении жизни.
«Зимой» — это сборник избранных стихотворений под названием « Мои стихи », переведенный и опубликованный в 2011 году поэтом Андреем Кнеллером.
Колокола снова нарушают тишину,
Ожидание с раскаянием…
Только несколько улиц разделяют нас,
Только несколько слов!
Серебряный серп освещает ночь,
Город спит в этот час,
Падающие снежинки зажигают
Звезды на твоем воротнике.
Болят ли язвы прошлого?
Как долго они живут?
Вас дразнят очаровательные,
Новые мерцающие глаза.
Они (синие или коричневые?) Дороже
Ничего не вмещают!
Их ресницы становятся яснее
На морозе…
Церковные колокола замолчали
Бессильны от угрызений совести…
Только несколько улиц разделяют нас,
Только несколько слов!
Полумесяц, в этот самый час,
Своим сиянием вдохновляет поэтов,
Ветер порывает, а твой воротник
Засыпает снегом.
Это одно из ранних стихотворений Цветаевой, написанное до Первой мировой войны.Это любовное стихотворение, стихотворение тоски («Только несколько улиц разделяют нас / Всего несколько слов»), стихотворение, намекающее на угасающие отношения. Она окутывает все это снежинками, холодом, ночным мраком.
Стихи в сборнике датируются периодом с 1909 по 1938 год. Тематически они подходят к «Зиме»; вы не найдете много намеков или упоминаний о суматохе и трагедиях, которые она пережила на протяжении всей своей жизни. Это стихи о любви и сильных эмоциях, что-то вроде визитной карточки поэта.
Кнеллер говорит, что Цветаева все еще любимая поэтесса в России, и только Анна Ахматова, возможно, более популярна. Чтение « Мои стихи » помогает объяснить, почему перед лицом серии монументальных семейных и национальных трагедий она использует любовь как компас. Это может быть отброшенная любовь, страстный роман, безответная любовь или любовь, намеренно выраженная издалека, но это все же любовь. В любви еще есть надежда, даже если любовника больше нет.
Показанное фото Андрея Кузнецова, Creative Commons, через Flickr.Изображение поэта — Башир Томе. Источник через Flickr. Сообщение Глинна Янга, автора романов «Танцующий священник» и «Сияющий свет» и «Поэзия за работой»
Другие стихи и стихи
Хотите сделать утренний кофе ярче?
Подпишитесь на Every Day Poems и найдите красоту в своем почтовом ящике.
Глинн Янг живет в Сент-Луисе, где недавно ушел на пенсию с должности руководителя группы по онлайн-стратегии и коммуникациям в компании из списка Fortune 500.Глинн пишет стихи, рассказы и художественную литературу, и он любит кататься на велосипеде. Он является автором «Поэзии за работой» и «Танцующего священника». Найдите Глинна в Faith, Fiction, Friends. Последние сообщения Глинна Янга (посмотреть все) Связанные❤️✨ Совместное использование — это забота
Все переводы затруднены; Цветаева — особо трудный поэт.Ее паузы и резкие изменения скорости всегда ощущаются вопреки преднамеренному ограничению выбранных ею форм. Возможно, точные размеры не удалось сохранить, но некоторое ощущение ее формы, а также ее грубость, должны были выжить. По этой причине я обычно следовал ее построению строф, хотя я часто делал отступы там, где она не делала этого. Этот небольшой сдвиг — один из многих, предназначенных для того, чтобы рассеять любое ощущение статичности, которую блоки линий передают английскому глазу и которую не наведено русскими. Английская поэзия требует естественного синтаксиса, и в поисках этого я заметил, что некоторые резкости Цветаевых сглажены, а стихотворение получило иную, более логичную схему развития. Были и другие проблемы. Пунктуация Цветаевой сильно индивидуальна. ; но педантично воспроизвести его тональность английской версии часто нарушалась. В своих первых набросках я экспериментировал с лишними пробелами между словами, но иногда восстанавливал черту Цветаевой — по крайней мере, в ранних стихотворениях; в более поздних стихах пространство часто казалось более близким к движению ее строк.Черточки, обозначающие начало прямой речи, сохраняются. Я часто пропускал восклицательные знаки там, где их присутствие, казалось, ослабляло линию, которая и без того была громкой и яркой. Кроме того, возникли трудности с дикцией: слова с отголосками старинных народных песен и Библии было особенно трудно передать на английский язык. Я не уверен, насколько обсуждение методов перевода привлекает много полезных размышлений. Тем не менее, некоторые слова кажутся необходимыми, тем более что я работал с разными лингвистами.Некоторые стихотворения, такие как «Поэма конца», как Анджела Ливингстон описала в своей подробной заметке. были транслитерированы на английский язык, а также записаны в дословном переводе, в котором через дефис указывались слова, представленные одним русским словом. Другие стихотворения, такие как цикл «Бессонница» и «Стихи о Москве» ‘, также подготовленные для меня Анжелой Ливингстон, были впервые прочитаны на пленке на русском языке; а затем (на той же ленте) в виде буквальных версий, которые я выписал сам и использовал вместе с печатным русским текстом. |
Ваш комментарий будет первым