Финно-угорский мир > Ненцы
Самоназвание большинства тундровых ненцев (о делении ненцев на тундровых и лесных см. ниже) ненэй ненэць (рус. ненец, ненцы), буквально означает «настоящий человек», и аналогично образованным от тех же северносамодийских корней самоназваниям энцев и нганасан (см. ниже). Восточные тундровые (устье Оби и восточнее) ненцы используют в качестве самоназвания также словохасава«мужчина». Лесные ненцы называют себя пяк, а тундровые ненцы называют их пян хасава «лесные люди».
Русское самоеды, служившее до 1930-х годов названием ненцев и других самодийцев, в форме Самоядь впервые встречается уже в начальной русской летописи под 1096 годом в рассказе новгородца Гюряты Роговича, как название народа, живущего далее на север (и восток — ?) от Югры. Форма Самоядь совпадает с церк.-слав. самоядь «людоеды». Использование слова «людоед» для именования населения отдалённых и плохо известных областей в древнерусских памятниках может быть обязано средневековой литературной традиции рассказов о мифических народах, населяющих окраину ойкумены (типа «псоглавцев», «безротых» и т. п.). Именно в таком контексте впервые встречаются самоеды (в форме Samogedi) в западноевропейских источниках — в сочинении папского посла ко двору монгольского хана брата Иоанна де Плано Карпини (сер. XIII века): между питающимися паром безротыми паросситами и псоглавцами. Важно, что сведения об этих народах бр. Иоанн получил, очевидно, от русского информатора или переводчика (ср., например, название «безротых»: Parossiti — видимо, искажённое (др.-)рус. паром-сыты, равно как и Samogedi — от русского самоеды). Возможно, соотнесение мифических «людоедов» (самояди) окраины ойкумены с реальными предками ненцев способствовали воинские обычаи, существовавшие в средневековье у народов Западной Сибири и, в частности, у ненцев, связанные с расчленением тела убитого врага и поеданием его сердца или мозга, в связи с чем пелымские манси называли ненецев «людоеды», точнее, «человеческой еды ненцы». Так или иначе, но название самоядь. за ненцами прочно закрепилось.
Восточные (от п-ва Ямал и восточнее) ненцы фигурируют в русских документах XVII-XIX веков также под именем юраки, откуда их (и часто — ненцев вообще) западноевропейские названия типа немецкого Jurak-Samojeden. Рус. юраки содержит в себе суффикс -ак, а его основа является заимствованием из обско-угорских (скорее всего — хантыйского) языков (слово со значением ‘ненец’).
Помимо Самояди и Югры в русских источниках XI-XV веков на северо-востоке упоминается Печера (в рассказе Гюряты Роговича 1096 года они размещены в следующем порядке — очевидно, с (юго-)запада на (северо-) восток — Печера, Югра, Самоядь). Этническая принадлежность этой группы остаётся неясной, но, возможно, под летописной Печерой может скрываться какая-то группа ненцев, населявшая предгорья Урала или отроги Тиманского кряжа.
Первые контакты ненцев с русскими в XI-XIV веках сменяются постепенным подчинением их власти последних — в особенности с XV века, когда новгородские земли, в том числе и Север, перешли под управление Москвы. В 1499 году в нижнем течении Печоры был основан Пустозерск (рядом с современным городом Нарьян-Мар) — опорный пункт Российскогогосударства на крайнем северо-востоке Европы. Документы XVI века уже называют канинских, тиманских, пустозерских самоедов — видимо, следует с уверенностью говорить о ненецком присутствии в тундре и лесотундре Восточной Европы от Урала до п-ва Канин лишь с этого времени. В конце XVI века помимо Пустозерска, куда съезжалось зимой для торговли и уплаты ясака до двух тысяч ненцев, на Европейском Севере основываются русскими новые поселения: Мезень на одноименной реке, Усть-Цильма и Ижма в среднем течении Печоры, к которым и приписывается для уплаты ясака большинство европейских ненцев. В течение XVII века нарастает приток на северные земли русских и (в бассейне Печоры, прежде всего — Усть-Цильма) коми, что, наряду с ужесточением ясачного обложения, приводит к конфликтам с ненцами, которые зимой 1662 / 1663 гг. сожгли Пустозерск.
Военная активность ненцев, однако, нарастает в XVII веке не только на северо-востоке Европы, но и в Западной Сибири; по-видимому, именно в этот период ненцы берут реванш в войнах с продвинувшимися ранее в низовья Оби обскими уграми (в составе тундровых ненцев образуются роды, ведущие свое происхождение от хантов) и начинают свою экспансию в зоне тундры на восток, на земли энцев (см. ниже). Это обстоятельство объясняется, помимо усиливающегося давления на ненцев с запада, важным сдвигом в системе хозяйственно жизни тундровых ненцев.
По-видимому, примерно до XVI-XVII века в основном экономический уклад их был подобен сохранявшемуся вплоть до XX века укладу других северных самодийцев, энцев и нганасан, то есть — основой хозяйства было рыболовство и охота, в особенности — охота на дикого северного оленя с использованием его сезонных миграций. Оленеводство должно было быть известно предкам ненцев ещё с общесамодийской эпохи, как об этом свидетельствует реконструированная лексика самодийского праязыка, однако до XVI века имело чисто транспортное и вспомогательное (олени-манщики и т.п.) значение, жизнь людей не зависела от численности и передвижений домашнего стада. В XVI-XVII веках вследствие русской колонизации, усиливающегося потока русских и коми переселенцев, распространения огнестрельного оружия, развития рыночных отношений и ростом ясачного обложения происходит резкая интенсификация традиционной охоты, быстро приведшая к сокращению поголовья дикого северного оленя. Традиционные способы облавной и загонной охоты становятся на севере Восточной Европы, на Полярном Урале, а несколько позже — и на севере Западной Сибири молопродуктивными и приходят в упадок. С другой стороны, вследствие необходимости платить ясак и развития пушной торговли и развивается пушной промысел, связанный с необходимостью облавливания больших территорий, что повысило роль транспортного оленеводства.
В этих условиях ненцы европейских и урало-обских тундр перешли в XVI-XVII веках к крупнотабунному оленеводству и связанному с ним кочевому образу жизни (наилучшим образом данная гипотеза обоснована вработах А. В. Головнёва). Резкий рост стадного поголовья оленей, связанный с этим (для нормального воспроизводства стада и поддержания экономического минимума одного хозяйства требовалось 400 и более голов оленей — для сравнения укажу, что стада европейских ненцев в XVI веке, по данным русских документов, не превышали 100 голов), привёл к активным поискам новых пастбищ, а высокая подвижность и относительная независимость от природных условий обеспечили явное превосходство тундровых ненцев над другими народами, сохранявшими более архаичный уклад.
Первоначальный импульс ненецкого движения в тундре был направлен на восток — с Полярного Урала и низовьев Оби на Гыдан, на Таз и далее к Енисею. Ещё в начале XVII века на Гыдане и в нижнем течении Таза ненцев, по-видимому, не было, эти территории были населены «хантайскими», «тазовскими», «худосейскими» самоедами, платившими ясак в Мангазее (см. ниже), в которых исследователи видят предков энцев. Ненцы («каменные» и «обдорские» самоеды) платили в это время ясак в Обдорске, их появление в качестве ясачных плательщиков в низовьях Таза и восточнее начинает фиксироваться с 30-х годов XVII века. Именно в связи с движением ненцев на восток в русских документах начинает часто использоваться термин юраки. В XVIII веке на крайнем востоке ненецкой территории, в левобережье Нижнего Енисея, Герардом Фридрихом Миллером был зафиксирован особый диалект ненецкого языка (ныне исчезнувший), названный «юрацким». Возможно, он являлся последним остатком существовавшей до ненецкой экспансии цепи переходных диалектов, соединявших северосамодийские языки. Впрочем, в низовьях Таза и на Гыдане имело место и простое включение энцев и целых энецких групп в состав ненецких родов (при этом потомки этих энцев ещё до недавнего времени называли себя ненцами, а остальных ненцев — юраками).
Постепенно в течение XVII-XVIII веков ненцы оттеснили энцев до Енисея. Решающее столкновение произошло зимой 1849/1850 гг. на озере Туручедо, расположенном в низовьях Енисея на правом берегу реки. Судя по преданиям, на стороне энцев в сражении участвовали помимо их самих нганасаны и тунгусы (эвенки). В оценке итогов битвы энецкие и ненецкие предания расходятся, ясно лишь, что после неё установилась сохраняющаяся до сего дня граница между энецкими и ненецкими землями по Енисею. Впрочем, это не мешало в дальнейшем ненцам совершать военные экспедиции на восток, на нганасанские и на кетские земли.
Освоение кочевыми ненцами-оленеводами тундры было направлено не только на восток, они проникают в северные тундры Ямала, Гыдана, Полярного Урала, в XIX веке тундровые ненцы продвинулись и на острова Колгуев, Вайгач, Малую Землю. Там они столкнулись с местным населением,обитавшим на Крайнем Севере, как можно судить по археологическим данным, издревле. Основными занятиями этих аборигенов Арктики были речное рыболовство, охота и промысел морского зверя. Некоторые сведения о культуре этого населения — обитателей побережья Баренцева моря, полуострова Ямал и островов Вайгач, Малая Земля и др. — оставили западноевропейские путешественники XVI-XVII веков: Стивен Бэрроу, Ян Г. ван Линсхотен, в особенности — Пьер-Мартин де Ламартиньер (сер. XVII века). Наиболее интересны в их сообщениях описания землянок с перекрытиями из китовых костей, сопоставимых с жилищами коряков, ительменов и эскимосов и с обнаруженными археологами остатками жилищ аборигенов п-ва Ямал, и каркасных обтянутых кожей лодок типа эскимосских каяков. В ненецком фольклоре аборигены Арктики называются сихиртя и описываются как люди невысокого роста, говорящие на особом языке, но понимающие и по-ненецки, жившие в землянках, не имеющие оленей, с которыми ненцы вели меновую торговлю, вступали порою в брак, порою — сражались. В конце концов все сихиртя «ушли под землю», хотя некоторые ненецкие семьи и роды вели от них свою родословную.
В нижнем течении Печоры ненцы с конца XV века сталкиваются с коми, и русские документы XVI-XVIII веков отражают борьбу европейских ненцев за свои земельные угодья на Печоре. Уже в XVII веке нижнепечорские (ижемские) коми заимствовали у ненцев домашнее оленеводство. В XIX веке, после подавления воинственных выступлений ненцев и в связи со сложением капиталистического рынка начинается экспансия коми-ижемцев в тундру — сначала торговая, а затем и оленеводческая. В течение нескольких десятилетий к концу XIX века коми-ижемские оленеводы закрепились в Большеземельской тундре, при этом их оленеводство носило чётко выраженный товарный характер и превосходило ненецкое по экономической эффективности. Это, естественно, приводило к тому, что часто ненцы оказывались пастухами у ижемских богатых оленеводов, перенимали образ жизни и язык коми, возникали смешанные браки (обычай брать в жёны коми-ижемок был распространён даже у канинских ненцев, благодаря чему языком внутрисемейного общения у них в первой половине XX века стал язык коми). В результате этого в середине XIX века здесь сложилась особая этнографическая группа колвинских ненцев (по названию реки Колвы и одноимённого села), которые говорят на особом диалекте коми языка, но ведут своё происхождение от ненцев, сохраняют в основном ненецкую традиционную культуру и называют себя колва яран «колвинские ненцы». Часть колвинских ненцев в конце XIX века перешла даже на оседлый образ жизни, полностью переняв коми-ижемские традиции материальной культуры и хозяйства. В 1887 году четыре коми-ижемских семьи со своими стадами, спасаясь от эпизоотии, перешли по льду из Большеземельской тундры на Кольский полуостров. Затем в 90-х годах XIX века к ним присоединились другие коми-ижемцы. Вместе с коми на Кольский полуостров переселились и их пастухи-ненцы.
Бурные события XVII-XIX веков, происходившие в тундре от полуострова Канина до Енисея, почти не коснулись лишь одной группы ненцев — лесных ненцев, живущих в западносибирской тайге верховьев рек Пур, Надым, Полуй и Казым, на озере Нум-Тор. Вплоть до XX века они сохранили старый хозяйственный уклад, основой которого была охота, в том числе — и на дикого северного оленя, и запорное и неводное (последнее, очевидно, после знакомства с русскими фабричного производства сетями) рыболовство. Оленеводство не было крупнотабунным, в связи с чем были возможны, например, такие немыслимые для тундровых ненцев способы выпаса как окуривание стада дымом от мошкары; сезонные кочевья подчинялись скорее ритму охотничье-рыболовческой жизни, чем нуждам оленеводства. В целом хозяйство лесных ненцев носило вплоть до XX века в основном натуральный характер, что обусловило их значительную замкнутость, скрытность и изолированность от внешних воздействий, в отличие от их активных и подвижных тундровых соплеменников. Благодаря этому лесное наречие ненецкого языка значительно отличается от тундрового и сохраняет некоторые архаичные черты.
В русских документах лесные ненцы известны с XVII века под именем кунных (до начала XVIII века) или казымских самоедов (употреблялось до XX века). На протяжении XVII-XX веков ареал расселения лесных ненцев изменялся незначительно (они проникли в верховья реки Аган, отдельные группы, возможно, выходили в тундру, продвигались на восток, в бассейн Таза, к Енисею). Едва ли их численность когда-либо превышала 10% общей численности ненцев. В настоящее время она составляет оценочно около 2 тыс. человек. Уже с XVI века, после покорения Западной Сибири Ермаком, русская колонизация охватывает и земли сибирских тундровых ненцев. Опорным её пунктом становится здесь Обдорск, основанный в конце XVI века, к которому приписывают для сбора ясака тундровых ненцев Полярного Урала, Нижней Оби, Ямала, а затем инизовьев Надыма, Пура, Таза — обдорских самоедов. Отдельно учитывали ненцев, живших в бассейнах притоков Оби рек Сыня и Ляпин, и приписанных к Войкарскому городку, стоявшему на Оби в ста верстах выше Обдорска -войкарских самоедов.
Однако кочевое оленеводство обеспечивало экономическую самостоятельность, важную в военном и политическом отношении подвижность и высокий уровень самосознания тундровых ненцев, что даже после установления номинального русского владычества позволило им сохранять относительную самостоятельность. Это обстоятельство очень чётко обозначилось в начале XVIII века, когда началась массовая христианизация населения Западной Сибири: ненцы (вместе с обдорскими хантами-оленеводами) не только сами не принимали новую веру, но и жестоко преследовали новокрещённых хантов и манси на Нижней Оби, Ляпине, Куновате, Казыме. Независимость ненцев, их стремление полностью избавиться от иноземного господства безусловно нашли отражение и в повстанческом движении обдорских ненцев и хантов под руководством Ваули Пиеттомина в 18391841 гг., хотя немаловажное значение здесь имели, видимо, и социальные, и личные мотивы.
К концу XIX века, как бы то ни было, между тундровыми ненцами и русскими властями установилось относительное равновесие, чему в немалой степени способствовало то обстоятельство, что национальная политика Российского государства по крайней мере не противоречила интересам социальной верхушки ненецкого общества, а постепенное развитие капиталистических товарных отношений делало своё дело и в тундре. Переписью 1897 года было зафиксировано более 6 тыс. европейских тундровых ненцев, около 5 тыс. сибирских тундровых и около 0,5 тыс. сибирских лесных (хотя естьв се основания считать эти цифры неполными). Общая численность ненцев в конце XIX века может, таким образом, быть оценена в не менее чем 12 тыс. человек. По советской переписи 1926 года их было 17 тысяч.
Установление советской власти и первые советские годы не сильно сказались на жизни ненцев. В 19291931 годах в ходе создания национально-территориальных административных единиц (национальных округов) ненецкие земли оказались разделёнными на три части: были образованы Ненецкий (с центром в Нарьян-Маре), Ямало-Ненецкий (Салехард) и Долгано-Ненецкий (Дудинка) национальные округа. Кроме того, часть европейских ненцев оказалась отнесённой к Коми республике, а часть сибирских лесных ненцев — к Ханты-Мансийскому национальному округу. Начавшиеся в тридцатых годах преобразования (коллективизация, раскулачивание, «культурная революция», означавшая для туземцев Севера прежде всего насильственное отнятие детей от родителей и помещение их в интернаты) не могли не привести к протесту, наиболее яркими проявлениями которого стали восстание на Казыме в 19311934 годах, в котором вместе с хантами принимали участие и лесные ненцы (см. раздел о хантах), и восстание ненцев Ямала («мандалада») в 1934 году. Открытые выступления ненцев продолжались на протяжении всех 30-х годов, а последняя «мандалада» имела место в 1943 году. Несмотря на успешное подавление протестных выступлений, советские преобразования имели в тундре лишь внешний успех, ненцам удавалось в достаточной степени сохранять традиционный уклад, культуру и язык. Сохранению языка, безусловно, способствовало и то обстоятельство, что с 1930-х годов была создана ненецкая письменность и постепенно введена единая языковая норма для тундрового наречия, что, в свою очередь, было обеспечено близостью ненецких говоров от Канина до Таймыра.
Только в 8090-е годы XX века у ненцев начинает ощущаться нарастание негативных тенденций утери культурных традиций и языка — прежде всего, в связи с «успехами» организации интернатского образования (см. выше, также — в разделе о хантах) и с продвижением в ненецкие тундры нефте- и газодобычи. Тем не менее, сегодня ненцы остаются самым многочисленным из малых народов Сибири (в 1989 году в России их было 34,2 тыс. человек) с практически самым высоким уровнем знания своего языка (26,5 тысяч — около 78 % — ненцев назвали ненецкий язык родным в 1989 году).
Ненецкие идолы
По ненецким приданиям считалось, что землю и все живое создало верховное божество Нум, от которого зависело и благополучие людей. Нум помогал людям только в случае обращения к нему с просьбой о защите.
Идолы символизируют собой духа Нумгымбоя («Нум» — с ненецкого переводится как «небо») и его сына.
Нарезки по бокам идола означают его семеро сыновей, которых Нум послал на землю следить за порядком. Нумгымбой — посредник между небом и землей.
Идолы оберегают и охраняют нашу территорию.
Автор фотографии — Сергей Пищулов, «Градусы открытий» (ddexp.ru)
Ненцы обращаются к идолам перед охотой и рыбалкой, чтобы была удача: больной человек просит о здоровье.
Обычно идолов вырезают из лиственниц.
Идолы подразделяются на родовых (для всей ненецкой семейно–родовой общины), семейных, и индивидуальных.
Ненцы поклонялись богам в специальных святилищах. Они создавали идолов из камня или дерева, приносили им жертвы. Священных мест, в которых проводились такие обряды, было много, но центральное ненецкое святилище было на остове Вайгач. Сюда приходили ненцы на поклонение даже из самых дальних тундр. В том числе из–за Урала, даже из Тобольской губернии. Ненецкое предание гласит, что первоначально на месте острова не было ни чего, кроме воды. Затем появился каменный утес, он разрастался до тех пор, пока не принял человеческий облик. Считалось, что каменный идол Вайгача породил всех домашних ненецких идолов.
У ненцев существовало представление о верховном существе, которое по ненецки носит название «Нум» — существо бестелесное не имеющее ни какого образа, являлось творцом Земли и всего на ней существующего. Однако сотворив все это, Нум устранился от дальнейшего вмешательства в земные дела, предоставив это духам. Ненцы редко обращались к Нуму — только в самых важных случаях, счастливых и несчастливых, чаще всего это было связано с различными явлениями природы.
Нуму приносили в жертву ежегодно весной и осенью белого оленя всегда на открытом месте.Весь окружающий мир для ненцев представлялся населенным духами, которые принимали непосредственное участие в жизни людей, принося им удачу или не удачу в промыслах. Доставляя радости и огорчения, насылая различные болезни.
Злое начало ненцы представляли себе в виде На — духа болезни и смерти, который по одним источникам, является сыном Нума, по другим — мужем сестры жены Нума. По представлениям ненцев На жил под землей, в темноте, за семью слоями вечной мерзлоты.
«Домашние идолы» или как их называли ненцы «мяд’хэхэ», представляли собой или камни небольшого размера, или изображения из дерева похожие на человека либо животное.
Куклу изображающую человека одевали в меховую или суконную одежду ненецкого покроя. Каждую новую одежку шили в благодарность за оказанную «помощь».
К «мяд’ хехе» обращались по самым различным поводам, связанным с оленеводством, промыслами, болезнями и т. п. Каждый раз как после болезни выздоравливал тот или иной член семьи, в благодарность ей шили новую одежду.
В качестве «хехе» иногда выступали изображения различных животных и птиц (чаще волков и гагар). К ним так же обращались в связи с оленеводством и промыслами.
тундровых ненецких текстов | Архив исчезающих языков
Изображение целевой страницы для сборника «Тундровые ненецкие тексты». Нажмите на изображение, чтобы получить доступ к коллекции.
Язык | Тундровые ненцы |
Вкладчик | Ирина Николаева |
Принадлежность | СОАС |
Местоположение | Российская Федерация |
Идентификатор коллекции | 0100 |
Идентификатор гранта | МДП0051 |
Финансирующий орган | ELDP |
Статус сбора | Коллекция онлайн |
Ручка целевой страницы | http://hdl. handle.net/2196/8fde9b7d-ac10-4464-a083-e585a86a8d1f |
Резюме коллекции
Тундровый ненецкий язык — уральский язык, на котором говорят около 25 000 человек в северо-западной Сибири и арктической части европейской части России. Есть две разновидности ненцев; Тундра и лес. Лесные ненцы отличаются от тундровых ненцев.
Территория тундровых ненцев граничит с Северным Ледовитым океаном на севере, полуостровом Канин на западе, заливом и дельтой Енисея на востоке, края ареала ограничены примерно линией леса на юге . Диалекты тундровых ненцев мало различаются. Восточная, центральная и западная разновидности тундровых ненцев взаимно понятны, несмотря на большие расстояния между сибирскими сообществами. Это связано с недавним занятием новых территорий и мобильностью кочевого образа жизни, который до сих пор является частью повседневной жизни некоторых групп. Коми и северные ханты больше всего контактировали с тундровыми ненцами, хотя теперь русский язык превзошел их контакт с языком.
Постоянно расширяясь на восток, ареал тундровых ненцев в последнее время отступает на европейскую сторону. Мало того, что русское присутствие здесь наиболее влиятельно, но и некоторые ижемские коми также иммигрировали в ненецкие районы, что привело к тому, что многие общины перешли на использование коми. Из-за ядерных экспериментов с 1950-х годов жители Новой Земли были переселены в городские поселения на континенте, что фактически привело к утрате ненцами этого района владения родным языком. Конечным результатом является то, что, хотя некоторые из местных диалектов в окрестностях районов коми уже вымерли, многие, если не все формы европейских ненцев, следует считать отмирающими.
Прогноз выживания на сибирской стороне гораздо радужнее. В Приобье относительная сила аборигенных тундровых ненцев и северных хантов вместе с разнообразием коми, русских и татарских иммигрантских групп традиционно способствовала широко распространенному многоязычию, а не господству одного языка.
Несмотря на многие положительные признаки, даже община сибирских тундровых ненцев все еще находится под большой угрозой, и только широкомасштабное национальное пробуждение, ведущее к реальной этнической автономии со строгим контролем над родной территорией, может обеспечить долгосрочное существование Тундровые ненцы и их язык.
(Salminen, 1998)
Грамматический очерк Тапани Салминена, который включает самое подробное описание синтаксиса, морфологии и фонологии языка, доступного на данный момент в английском языке, а также дополнительную справочную информацию о тундровых ненцах, см. http:// www.helsinki.fi/~tasalmin/tn.html. Этот сайт включает другие тексты, а также ссылки на дополнительную информацию о языке, которая может представлять интерес для исследователей.
Представленная группа
Тундровые ненцы
Содержание коллекции
/звуковой индекс/index.html). Для ненецкого контента предусмотрены глоссы и транскрипции, в то время как русский контент не глоссируется, а переводы помещены в скобки в строке транскрипции.
На записях в основном пожилые ораторы рассказывают о своей личной истории, в том числе об аспектах традиционного скотоводческого образа жизни, а также о ряде народных сказок и развлекательных историй.
История коллекции
Исследование тундровых ненцев финансировалось за счет гранта ELDP, присужденного Тапани Салминен в 2003 г., и гранта Академии Финляндии, присужденного Ларисе Лейсио в 2009 г., проект № 125225. Материалы записаны Ириной. Николаевой, расшифровка и анализ Тапани Салминен.
Другая информация
Эти материалы также доступны на сайте http://larkpie.net/siberianlanguages/, который включает дополнительные материалы по колымским юкагирам, северным ханты и удихе.
Благодарности и цитирование
Для ссылки на любые данные из коллекции просьба ссылаться следующим образом:
Николаева Ирина. 2010. Тундровые ненецкие тексты . Архив исчезающих языков. Ручка: http://hdl.handle.net/2196/00-0000-0000-0001-D85D-3. Проверено [вставьте дату здесь].
Новый путь — окно в ненецкую жизнь
€ 45,00
КоличествоНовый Путь — Окно в ненецкую жизнь
В октябре 2016 года фотограф-документалист и антрополог Алегра Элли отправилась на полуостров Ямал в Сибири, чтобы присоединиться к семье ненцев и запечатлеть их образ жизни.
Категории: Книги, Текущее название
Автор: Алегра Элли
- Описание
- Дополнительная информация
- Отзывы (0)
Описание
В течение двух месяцев Элли жила в арктической тундре с Леной, Леней, их дочерью Кристиной и тремя собаками, следуя повседневному ритму семьи, готовясь к ежегодной зимней миграции. Несмотря на месяцы планирования, сбора средств и подготовки к этой экспедиции, ничто не могло подготовить ее к тому, что должно было произойти во время пребывания с семьей Худи. Живя в одной из самых суровых сред на планете, во власти погодных условий, определяющих повседневную жизнь и выживание ненцев и их северных оленей, Элли пришел к пониманию истинного смысла адаптации.
Новый путь открывает окно в жизнь ненцев сегодня, подчеркивая изменения, которые они внесли в современную жизнь, и проблемы, с которыми они теперь сталкиваются в свете расширения добычи ресурсов в Арктике, глобализации и изменения климата. Эта книга представляет собой одну из многих экспедиций, предпринятых Алегра Элли в рамках более крупной инициативы под названием Проект «Дикие рожденные ». С 2011 года она использует этическую фотографию и этнографию для документирования традиционных обычаев и верований, лежащих в основе основных событий жизни женщин из числа коренных народов. От ранних обрядов посвящения до ритуалов беременности, родов и послеродового периода этот мир женского опыта и мудрости был источником вдохновения и основой для ее работы как антрополога и фотографа-документалиста. С помощью этих экспедиций она намерена повысить осведомленность и признание традиционных знаний и практик, а также внести свой вклад в возрождение традиционных образов жизни для будущих поколений.
В каждой экспедиции целью Элли была встреча с беременной женщиной, которая родит во время своего пребывания. Найти Лену, кочевую ненецкую женщину, которая была близка к родам, было непросто, и до прибытия Элли она не знала точно, на каком сроке Лена будет беременна. В путешествии с Леной и ее семьей было много неожиданных поворотов. Лена действительно родила, когда Элли была с семьей в чрезвычайно сложный сезон, когда зимняя миграция пошла не так, как планировалось. Сага о рождении стала символом борьбы ненцев за сохранение своего культурного наследия и высоко адаптированного образа жизни в наше время. Предлагая редкий взгляд на образ жизни, который существует в быстро меняющемся ландшафте, Элли надеется дать понимание неотъемлемых изменений, которые одновременно обогащают и угрожают коллективной идентичности ненцев как кочевых оленеводов.
Особенности и обзоры
Британский журнал фотографии
Creative Boom
Функция
Газета Guardian (20.08.2019)
The Guardian
F-Stop
My Modern Met
9000 2
.
Ваш комментарий будет первым