Стихотворения про Москву — подборка самых красивых стихов
Стихи о Москве короткие и красивые
Улицы московские горды,
Но порой по вечерам пустынны:
В них видать памирские гряды
И Тяньшаня горные теснины.
Хмурые твердыни; вдоль дорог
Грозные красоты без кокетства,
Желтый свет и темный ветерок —
Индии внезапное соседство.
А. Адалис
∞∞∞∞∞∞∞∞∞∞∞∞∞∞∞∞∞∞∞∞∞∞∞
Москва, Москва!.. люблю тебя как сын,
Как русский, – сильно, пламенно и нежно!
Люблю священный блеск твоих седин
И этот Кремль зубчатый, безмятежный.
Напрасно думал чуждый властелин
С тобой, столетним русским великаном,
Померяться главою и – обманом
Тебя низвергнуть. Тщетно поражал
Тебя пришлец: ты вздрогнул – он упал!
Вселенная замолкла… Величавый,
Один ты жив, наследник нашей славы.
Ты жив!.. Ты жив, и каждый камень твой –
Заветное преданье поколений…
М. Лермонтов
∞∞∞∞∞∞∞∞∞∞∞∞∞∞∞∞∞∞∞∞∞∞∞
Над городом, отвергнутым Петром,
Перекатился колокольный гром.
Гремучий опрокинулся прибой
Над женщиной, отвергнутой тобой.
Царю Петру и вам, о царь, хвала!
Но выше вас, цари, колокола.
Пока они гремят из синевы —
Неоспоримо первенство Москвы.
И целых сорок сороков церквей
Смеются над гордынею царей!
М. Цветаева
∞∞∞∞∞∞∞∞∞∞∞∞∞∞∞∞∞∞∞∞∞∞∞
Здесь, в старых переулках за Арбатом,
Совсем особый город… Вот и март.
И холодно и низко в мезонине,
Немало крыс, но по ночам – чудесно.
Днем – ростепель, капели, греет солнце,
А ночью подморозит, станет чисто,
Светло – и так похоже на Москву,
Старинную, далекую.
Огня не зажигая, возле окон,
Облитых лунным светом, и смотрю
На сад, на звезды редкие… Как нежно
Весной ночное небо! Как спокойна
Луна весною! Теплятся, как свечи,
Кресты на древней церковке. Сквозь ветви
В глубоком небе ласково сияют,
Как золотые кованые шлемы,
Головки мелких куполов…
И. Бунин
∞∞∞∞∞∞∞∞∞∞∞∞∞∞∞∞∞∞∞∞∞∞∞
Люблю осеннюю Москву
в ее убранстве светлом,
когда утрами жгут листву,
опавшую под ветром.
Огромный медленный костер
над облетевшим садом
похож на стрельчатый костел
с обугленным фасадом.
А старый клен совсем поник,
стоит, печально горбясь…
Мне кажется, своя у них,
своя у листьев гордость.
Ну что с того, ну что с того,
В них есть немое торжество
предчувствия победы.
Они полягут в чернозем,
собой его удобрят,
но через много лет и зим
потомки их одобрят,
Слезу ненужную утрут,
и в юном трепетанье
вся неоправданность утрат
получит оправданье…
Парит, парит гусиный клин,
за тучей гуси стонут.
Горит, горит осенний клен,
золою листья станут.
Ветрами старый сад продут,
он расстается с летом..
А листья новые придут,
придут за теми следом.
Ю. Левитанский
∞∞∞∞∞∞∞∞∞∞∞∞∞∞∞∞∞∞∞∞∞∞∞
Есть город с пыльными заставами,
С большими золотыми главами,
С особняками деревянными,
С мастеровыми вечно пьяными,
И столько близкого и милого
В словах: Арбат, Дорогомилово…
И.
Эренбург
∞∞∞∞∞∞∞∞∞∞∞∞∞∞∞∞∞∞∞∞∞∞∞
Когда впервые над столицей
Салют раздался громовой,
Неслись испуганные птицы
Над освещенною Москвой.
Со всех сторон — С Тверской, с Неглинной,
Над площадями, над Арбатом
Они метались стаей длинной
И в темноту неслись куда-то.
К Москве суровой, затемненной
Давно привыкли и они.
И вдруг огни над Малой Бронной,
И над бульварами огни.
Впервые небо разгоралось,
Река сияла серебром…
Наверно, птицам показалось:
Весна в Москве! Весенний гром!
А. Барто
∞∞∞∞∞∞∞∞∞∞∞∞∞∞∞∞∞∞∞∞∞∞∞
Здесь Пожарский гремел, здесь командовал боем Кутузов.
От тебя отходили замерзшие своры французов,
От тебя отступали несчетные орды татар.
Мы тебя окружим бронированной грозной силой
И любою ценой в беспощадном бою сбережем,
Чтобы подступы к городу стали для немца могилой
И рубеж под Москвою — последним его рубежом.
ты не сдашься фашистам, во веки веков сохранится
И гранит над рекой, и чугунного моста литье.
Это больше, чем город, — это нового мира столица,
Это — свет, это — жизнь, это — сердце твое и мое.
М. Матусовский
∞∞∞∞∞∞∞∞∞∞∞∞∞∞∞∞∞∞∞∞∞∞∞
Люблю тебя, красивая Москва;
Твои сады и парки, и леса.
И не смолкающие с раннего утра
Весёлых ребятишек голоса.
Люблю твои высокие дома
Люблю твои истории места
И твой закат, краснеющий как куст малины.
Люблю гулять по улицам твоим,
Люблю твои театры и музеи.
Здесь каждый уголок мне кажется родным.
Москва, я с каждым днем люблю тебя сильнее!
А. Удалова
Стихотворения о старой Москве
Нет тебе на свете равных,
Стародавняя Москва!
Блеском дней, вовеки славных,
Будешь ты всегда жива!
Град, что строил Долгорукий
Посреди глухих лесов,
Вознесли любовно внуки
Выше прочих городов!
Здесь Иван Васильич
Третий Иго рабства раздробил,
Здесь, за длинный ряд столетий,
Был источник наших сил.
Здесь нашла свою препону
Здесь пришлось Наполеону
Зыбкость счастья разгадать.
Здесь как было, так и ныне –
Сердце всей Руси святой,
Здесь стоят ее святыни
За кремлевскою стеной!
Здесь пути перекрестились
Ото всех шести морей,
Здесь великие учились –
Верить родине своей!
Расширяясь, возрастая,
Вся в дворцах и вся в садах,
Ты стоишь, Москва святая,
На своих семи холмах.
Ты стоишь, сияя златом
Необъятных куполов,
Над Востоком и Закатом
Зыбля зов колоколов!
В. Брюсов
∞∞∞∞∞∞∞∞∞∞∞∞∞∞∞∞∞∞∞∞∞∞∞
Я здесь! – Да здравствует Москва!
Вот небеса мои родные!
Здесь наша матушка-Россия
Семисотлетняя жива!
Здесь все бывало: плен, свобода,
Французы, лавр и хмель народа,
Все, все!.. Да здравствует Москва!
Какими думами украшен
Сей холм давнишних стен и башен,
Бойниц, соборов и палат!
Здесь наших бед и нашей славы
Хранится повесть! Эти главы
Святым сиянием горят!
О! проклят будь, кто потревожит
Великолепье старины;
Кто на нее печать наложит
Мимоходящей новизны!
Сюда! на дело песнопений,
Поэты наши! Для стихов
В Москве ищите русских слов,
Своенародных вдохновений!
Н.
Языков
∞∞∞∞∞∞∞∞∞∞∞∞∞∞∞∞∞∞∞∞∞∞∞
Я знал тебя, Москва, еще невзрачно-скромной,
Когда кругом пруда реки Неглинной, где
Теперь разводят сквер, лежал пустырь огромный
Когда поблизости гремели балаганы
Бессвязной музыкой, и ряд больших картин
Пред ними – рисовал таинственные страны,
Покой гренландских льдов, Алжира знойный сплин;
Когда на улице звон двухэтажных конок
Был мелодичней, чем колес жестокий треск,
И лампы в фонарях дивились, как спросонок,
На газовый рожок, как на небесный блеск;
Когда еще был жив тот «город», где героев
Островский выбирал: мир скученных домов,
Промозглых, сумрачных, сырых, – какой-то Ноев
Ковчег, вмещающий все образы скотов.
Но изменилось все! Ты стала, в буйстве злобы,
Все сокрушать, спеша очиститься от скверн,
На месте флигельков восстали небоскребы,
И всюду запестрел бесстыдный стиль – модерн…
В. Брюсов
∞∞∞∞∞∞∞∞∞∞∞∞∞∞∞∞∞∞∞∞∞∞∞
Домики старой Москвы
Слава прабабушек томных,
Домики старой Москвы,
Из переулочков скромных
Всё исчезаете вы,
Точно дворцы ледяные
По мановенью жезла.
Где потолки расписные,
До потолка зеркала?
Где клавесина аккорды,
Темные шторы в цветах,
Великолепные морды
На вековых воротах,
Кудри, склоненные к пяльцам,
Взгляды портретов в упор…
Странно постукивать пальцем
О деревянный забор!
Домики с знаком породы,
С видом ее сторожей,
Вас заменили уроды, –
Грузные, в шесть этажей.
Домовладельцы – их право!
И погибаете вы,
Томных прабабушек слава,
Домики старой Москвы.
М. Цветаева
∞∞∞∞∞∞∞∞∞∞∞∞∞∞∞∞∞∞∞∞∞∞∞
Мой взор мечтанья оросили:
Вновь – там, за башнями Кремля, –
Неподражаемой России
Незаменимая земля.
В ней и убогое богато,
Полны значенья пустячки:
Княгиня старая с Арбата
Читает Фета сквозь очки…
А вот, к уютной церковушке
Подъехав в щегольском «купе»,
Кокотка оделяет кружки,
Своя в тоскующей толпе…
И ты, вечерняя прогулка
На тройке вдоль Москвы-реки!
Гранатного ли переулка
Радушные особняки…
И там, в одном из них, где стайка
Мечтаний замедляет лёт,
Московским солнышком хозяйка
Растапливает «невский лед»…
Мечты! вы – странницы босые,
Идущие через поля, –
Неповергаемой России
Неизменимая земля!
И. Северянин
∞∞∞∞∞∞∞∞∞∞∞∞∞∞∞∞∞∞∞∞∞∞∞
В начале января истаяли снега,
Московская зима пообветшала,
А, помню, некогда она иной бывала,
И было правильно — морозы и вьюга.
Не только Чистые, но Яуза-река
Всю зиму напролет закована лежала,
И, как в трубе, метелица летала
От «Колизея» и до «Спартака».
Идешь по Лялину, лицо в воротнике,
Дымы стоят, как белые растенья,
Ровесники мои — лет десять от рожденья —
По Харитонию несутся налегке,
Две домработницы в солдатском окруженье,
Музыка на невидимом катке.
С. Гудзенко
∞∞∞∞∞∞∞∞∞∞∞∞∞∞∞∞∞∞∞∞∞∞∞
Город мой старый, город державный,
Город мой новый торговый и главный,
Строгий, высокий, картинно красивый
И временами немного крикливый.
Вышками зданий он атакован.
В сталь и бетон мой город окован.
В клетках московских многоэтажных
Прячутся люди от жизни продажной,
Движутся тупо туда и оттуда
В узких отсеках подземного спрута,
Прыгают быстро в автомобили,
Скрывшись от выхлопов, шума и пыли.
Будто машина, по расписанию
Город живёт в своём мироздании.
И в заведённом том механизме
Где же душа, где признаки жизни?
Что же мой город? Новый и старый,
Славный, удобный, родной и бульварный.
Где мы с тобою бродили когда-то
По переулкам судьбы и Арбата.
Малой Лубянкой, шумною Сретенкой,
К Чистым прудам пробегали мы лесенкой.
Тайны Покровских Ворот и Садовой
Мы постигали снова и снова,
Шли по Мясницкой, сетью проулков
До Харитоньевского переулка…
Памятью вижу город любимый
Тёплый и милый, надеждой счастливый.
Пляшут, играют призрака блики.
Город огромный – Янус двуликий
Жестко ведёт меня в настоящее.
Что обещающее? Что говорящее?
Н. Зябкина
∞∞∞∞∞∞∞∞∞∞∞∞∞∞∞∞∞∞∞∞∞∞∞
В стальной корсет одета нынче
Москва – столица всей Руси,
И небоскробное обличье
Сменило избы, и такси
Снуют повсюду вместо бричек,
Огнями блещет магазин,
Не слышно шелеста страничек,
Ведь книжки заменил тачскрин…
Ну что ж, а может так и нужно,
Ведь век сейчас совсем другой,
И пусть нелепо и натужно,
Но все ж вперед и раз, другой
Москва ступает. Ей по нраву
Стекло, и пластик, и металл,
Столица снова моложава
И город современным стал.
Я про прогресс прекрасно знаю,
Что он идет, идет сейчас вовсю,
Но я, москвич, сказать желаю –
Не забывай историю свою!
Не забывай бои, героев славу,
Поэтов вдохновенные слова,
И лишь тогда действительно по праву,
Повсюду будет славиться Москва!
∞∞∞∞∞∞∞∞∞∞∞∞∞∞∞∞∞∞∞∞∞∞∞
Помню — папа еще молодой,
Помню выезд, какие-то сборы.
И извозчик лихой, завитой,
Конь, пролетка, и кнут, и рессоры.
А в Москве — допотопный трамвай,
Где прицепом — старинная конка.
А над Екатерининским — грай.
Все впечаталось в память ребенка.
Помню — мама еще молода,
Улыбается нашим соседям.
И куда-то мы едем. Куда?
Ах, куда-то, зачем-то мы едем…
А Москва высока и светла.
Суматоха Охотного ряда.
А потом — купола, купола.
И мы едем, все едем куда-то.
Звонко цокает кованый конь
О булыжник в каком-то проезде.
Куполов угасает огонь,
Зажигаются свечи созвездий.
Папа молод. И мать молода,
Конь горяч, и пролетка крылата.
И мы едем незнамо куда —
Всё мы едем и едем куда-то.
∞∞∞∞∞∞∞∞∞∞∞∞∞∞∞∞∞∞∞∞∞∞∞
Слава прабабушек томных,
Домики старой Москвы,
Из переулочков скромных
Всё исчезаете вы,
Точно дворцы ледяные
По мановенью жезла.
Где потолки расписные,
До потолка зеркала?
Где клавесина аккорды,
Темные шторы в цветах,
Великолепные морды
На вековых воротах,
Кудри, склоненные к пяльцам,
Взгляды портретов в упор…
Странно постукивать пальцем
О деревянный забор!
Домики с знаком породы,
С видом ее сторожей,
Вас заменили уроды, –
Грузные, в шесть этажей.
Домовладельцы – их право!
И погибаете вы,
Томных прабабушек слава,
Домики старой Москвы.
Стихи о Москве-реке
Москва-река, Москва-река,
Из Гжатска к нам издалека
Шестьсот ручьёв и рек воды
Несёшь как дань свои труды.
То плавно катишь, как слеза,
То хмуришь брови, как гроза,
Но обретаешь вновь покой
При встрече с матушкой Окой.
В страданьях горьких приняла
Труд каторжный Гулага,
Моря-каналы обрела
Для будущего блага.
В районе Тушино вошла
Царицей полноводной
И дальше радость понесла
Рекою судоходной.
Москва-река, Москва-река,
Поклон прими на все века!
Несёшь корону ты морей,
Пяти портов-богатырей!
∞∞∞∞∞∞∞∞∞∞∞∞∞∞∞∞∞∞∞∞∞∞∞
Москва-река – величие и сила,
Несёт шум волн, под стенами Кремля,
О, сколько вод столетьями носила,
Под колокольный, бой там звонаря.
Могучие и тихие «вершины»,
Вершины стен, мостов и всех красот,
Как можно жить, не замечая это,
Не восхваляя прелестей «высот».
Москва-река, познала столько жизней,
Где не один, вершился поворот,
Лишь только волны, могут вспомнить вехи,
Когда? Что было? У больших ворот.
Москва-река – величие и сила,
Могучая, на многие века,
Которая, нам с измальства родная,
Как будто Мать- красавица она.
∞∞∞∞∞∞∞∞∞∞∞∞∞∞∞∞∞∞∞∞∞∞∞
Москва-река в граните берегов,
Вода темна, а мир вокруг так светел.
Сиянье золота Соборных куполов,
И памятник Петру металлом режет ветер.
Вдоль берегов старинные дома —
Прошедший век спешит тебе навстречу.
Звонят, как прежде, все колокола,
Их благовест сердца и души лечит.
Малютки-пороходики снуют,
Ведь каждый хочет в прошлое вернуться.
Экскурсоводы речь свою ведут,
Да у причалов иностранцы вьются.
В уютных улочках покой и тишина,
Балкончик и в цветочек занавеска…
Неясный силуэт мелькает у окна,
И кошка спит, пригревшись, у крылечка.
А там, вдали — высоток бахрома,
Да проводов натянутые струны,
Проспектов шум тут слышится едва,
В тени дома загадочно – угрюмы.
Старушечка – Москва пока ещё живёт —
В прохладе улочек тихонько увядает.
А новый век своё уже берёт —
В огнях рекламы век прошедший тает.
∞∞∞∞∞∞∞∞∞∞∞∞∞∞∞∞∞∞∞∞∞∞∞
Москва-река: пейзажи, панорама!
Такой красы не видела давно!
Так впечатляют здания и Храмы,
И водной глади полотно!
То было в свете дня, а в сумерках
Огнями засверкало! Как на холсте,
Как на открытках Кремль увидала,
И звёзд рубины светятся во мгле.
Красы такой, величия и стати
Если почаще в жизни созерцать,
То, думаю, печали и заботы
Подальше будут отступать!..
∞∞∞∞∞∞∞∞∞∞∞∞∞∞∞∞∞∞∞∞∞∞∞
Москва-река. Свинцовый цвет воды.
Чуть хлопнув громом, убежало лето.
Хоть песенка его уж и пропета,
Мы всё ещё едим тепла плоды.
И яблоко вкушая, смотрим вдаль;
Мостом горбатым стёрта перспектива,
Но переход введём в статью актива,
В пассив пропишем только неба сталь.
Стоят скульптурной группой рыбаки,
На них не обращает Пётр вниманья,
В руке сжимая тайное посланье,
Но стронуть ботик, сил нет у реки.
Наш теплоход весь чуточку дрожит
От холода, должно быть, не иначе;
Улыбкой непогоде дадим сдачу,
Тем более что юнга веселит.
Как пролетело быстро время тут,
Причал призывно машет нам руками,
Да, славно встречу провести с друзьями,
Наметив по Москва-реке маршрут!
∞∞∞∞∞∞∞∞∞∞∞∞∞∞∞∞∞∞∞∞∞∞∞
Над Москвой-рекой рассветы, радуги в дожде цветут,
Пишут о тебе поэты, песни о тебе поют.
И певучие закаты, бывшей шири не узнать.
Хоть я вовсе не богатый, жить здесь просто благодать!
Хороши твои просторы, и болота, и леса…
И Барвиха, и Раздоры, и речные чудеса
Храмы звоном привлекают и к себе людей зовут,
Любят здесь и здесь мечтают и с бедой сюда идут!
Над Москвой-рекой рассветы, радуги с дождём цветут
Пишут о тебе поэты, песни о тебе поют!
∞∞∞∞∞∞∞∞∞∞∞∞∞∞∞∞∞∞∞∞∞∞∞
Не широкая, не глубокая,
Не высокие берега…
Словно песня неповторимая,
Сердцу русскому дорога.
Пусть Москва-река – не Волга,
Ни в длину, ни в ширину.
Но готов я долго-долго
На неё глядеть одну.
То стыдливая, то беспечная,
То откроется вся до дна.
Сколько видеть пришлось ей разного,
Знает только она одна.
И стоит Москва, и красуется,
Достаёт Кремлём облака.
И как песня неповторимая,
Прямо к солнцу спешит река.
Пусть Москва-река – не Волга,
Ни в длину, ни в ширину.
Но готов я долго-долго
На неё глядеть одну.
∞∞∞∞∞∞∞∞∞∞∞∞∞∞∞∞∞∞∞∞∞∞∞
Я не стану величаться,
Тратить лишние слова:
Мне довольно лишь назваться:
Я – река «Москва», Москва!
Ведь одно уж имя это
Внятно сердцу говорит;
И поэтами воспето,
И в истории блестит!
Это имя русским свято!
Будет чтить его во век
От дворца до бедной хаты
Каждый русский человек!
∞∞∞∞∞∞∞∞∞∞∞∞∞∞∞∞∞∞∞∞∞∞∞
Хороша у нас река –
Изгибается дугой.
Дали имя ей века,
Нарекли Москвой-рекой.
Проплывают корабли,
На борту Москва читаем.
Люд со всей, считай, земли
Смотрит, город узнавая.
Да не просто город он –
Он Москва – Руси основа.
С русской статью обручён,
Нет для нас милее слова.
∞∞∞∞∞∞∞∞∞∞∞∞∞∞∞∞∞∞∞∞∞∞∞
Я снова слышу всплеск волны:
Москва-река меня зовёт;
Нащупав парус у весны,
я к ней пожалую на борт.
Летит стрелой речной трамвай,
как тот кораблик по ручью.
А я вдыхаю грудью май
и о Москве-реке пою:
Как жизнь столичная — быстра!
Кокеткой стройною — красива!
Ты сердцу родины — сестра!
В тебе — неведомая сила!
И по тебе свершив круиз,
как заключительный аккорд,
я крикну людям сверху вниз:
«Добро пожаловать на борт!»
Стихи про Кремль
Кремль зимней ночью над Москвой —
Рекой и городом Москвою —
С крутой Ивана головой
И с тенью стен сторожевою.
Кремль зимней ночью при луне,
Ты чуден древностью высокой
И славен с нею наравне
Недавней памятью жестокой.
Недавней памятью ночей,
Когда у западной заставы
Курились дымы блиндажей
И пушки ухали устало;
Когда здесь были фронт и тыл,
И в дачных рощах Подмосковья
Декабрьский снег замешан был
Землей, золой и свежей кровью.
Кремль зимней ночью, на твоих
Стенах, бойницах, башнях, главах
И свет преданий вековых,
И свет недавней трудной славы.
На каждом камне с той зимы
Как будто знак неизгладимый
Всего того, чем жили мы
В тревожный час земли родимой.
Незримым заревом горят
На каждом выступе старинном
И Сталинград, и Ленинград,
И знамя наше над Берлином.
До дней далеких донеси
То отраженье, гордый камень,
И подвиг нынешней Руси
Да будет будущему в память!
Да будет славой вековой
Он озарен, как ты луною,
Кремль зимней ночью над Москвой —
Рекой и городом Москвою!
А. Твардовский
∞∞∞∞∞∞∞∞∞∞∞∞∞∞∞∞∞∞∞∞∞∞∞
Бессмертное величие Кремля
Невыразимо смертными словами!
В твоей судьбе, – о, русская земля! –
В твоей глуши с лесами и холмами,
Где смутной грустью веет старина,
Где было все: смиренье и гордыня –
Навек слышна, навек озарена,
Утверждена московская твердыня!
Мрачнее тучи грозный Иоанн
Под ледяными взглядами боярства
Здесь исцелял невзгоды государства,
Скрывая боль своих душевных ран.
И смутно мне далекий слышен звон:
То скорбный он, то гневный и державный!
Бежал отсюда сам Наполеон,
Покрылся снегом путь его бесславный…
Да! Он земной! От пушек и ножа
Здесь кровь лилась… Он грозной
был твердыней!
Пред ним склонялись мысли и душа,
Как перед славной воинской святыней.
Но как – взгляните – чуден этот вид!
Остановитесь тихо в день воскресный –
Ну, не мираж ли сказочно-небесный
Возник пред вами, реет и горит?
И я молюсь – о, русская земля! –
Не на твои забытые иконы,
Молюсь на лик священного Кремля
И на его таинственные звоны…
Н. Рубцов
∞∞∞∞∞∞∞∞∞∞∞∞∞∞∞∞∞∞∞∞∞∞∞
Словно гордый хлеб
у страны в руке —
славный город-Кремль
на Москве-реке.
Устремленный в синь
он и град и весь —
всей России сын,
возле сердца весь.
Кремль со всех сторон
окружен стеной,
а стена — Москвой,
а Москва — страной.
Словно гордый хлеб
у страны в руке —
славный город-Кремль
на Москве-реке.
Плавно выгнут мост.
Мощен взмах стены —
здесь глаза и мозг
молодой страны.
Кремль, как вещий стих,
достигает звезд
пятерней своих
дерзновенных звезд!
Словно гордый хлеб
у страны в руке —
славный город-Кремль
на Москве-реке.
Реет звездный дым
и текут века
над Кремлем седым,
как Москва-река…
Ю. Панкратов
∞∞∞∞∞∞∞∞∞∞∞∞∞∞∞∞∞∞∞∞∞∞∞
Когда-то мальчиком, прильнув к отцу,
не раз входил я в гулкие ворота
и сразу становился тих и кроток:
я был с Величием лицом к лицу.
Святые стены русского Кремля,
его палаты, строгие соборы
к минувшей славе обращали взоры
в глубинах вечных дум полудремля…
Пусть жизнь шагала где-то в стороне,
здесь в каждом камне чуялось былое,
прошедших лет и доброе и злое —
Народа путь.
И жутко было мне.
И вновь я через много лет в Кремле.
Его соборы и палаты те же.
Но будто вихрь промчался чистый, свежий,
морщины сгладив на его челе.
Все тот же он, как в прежние года, —
Красив и стар.
Не мог же стать моложе.
Но полон жизни он, как никогда,
до новой, до всесветной славы дожил,
и зорче ныне очи старика:
ему видны грядущие века.
В. Казанский
∞∞∞∞∞∞∞∞∞∞∞∞∞∞∞∞∞∞∞∞∞∞∞
Московский Кремль, святыня наша,
Соборов древних купола,
От этих стен, старинных башен
И начинается Москва.
Седых веков осталась память
На стенах древнего Кремля,
Но кажется не властно время,
Когда мы смотрим на тебя.
Прекрасен вид неповторимый
Твоих соборов и дворцов.
Люблю тебя, Московский Кремль,
Творенье русских мастеров.
История Руси великой
Навеки связана с тобой,
И вся Москва и вся Россия
Единой связаны судьбой.
Кремль помнит множество событий
С седых веков до наших дней.
Здесь русской славы том великий
Написан судьбами людей
Здесь вся история России
Как из кирпичиков стена,
И так торжественно красиво
Всё озаряют купола.
Царь пушка как защиты символ
Стоит на площади Кремля
И недоступна вражьей силе
Вовек российская земля.
Седая шапка Мономаха,
Державы символ прошлых лет,
Хранит единство нашей веры,
Залог всех будущих побед.
Благословляют всю Россию
Иконы древнего Кремля.
Ты лучше всех на белом свете,
Россия, Родина моя!
И пусть всегда звучат над миром
И не померкнут никогда
Три самых главных русских слова:
Россия, Родина, Москва!
И. Бутримова
∞∞∞∞∞∞∞∞∞∞∞∞∞∞∞∞∞∞∞∞∞∞∞
Московский Кремль — краса России
Велик, могуч, неповторим.
Ты — наша слава, наша сила,
Мы, русские, тебя боготворим.
Прошло с тех пор веков немало,
Как Калита — московский князь
Дубовые построил стены,
Москва из пепла поднялась.
Но каждый век свое оставил что-то
В истории Московского Кремля.
И помнит, как творили итальянцы,
Великая Российская земля!
Величье башен, красота соборов
И купола, что вместо головных уборов,
Шедевры Феодосия, Рублева, Грека,
Иконостас 15 века.
Царь-пушка, Чохова творенье,
Отлита всем на удивленье.
А звезды из рубина над Кремлем
Такие где еще найдем.
Поэтому, мы постоянно говорим:
«О, Кремль Московский, ты неповторим!»
∞∞∞∞∞∞∞∞∞∞∞∞∞∞∞∞∞∞∞∞∞∞∞
У стен Кремля таинственно и тихо,
Куранты возвещают четверть часа
На главной башне крепости великой,
Хранящей над вратами образ Спаса.
И на камнях Васильевского спуска
Горят следы гостей родной столицы
И москвичей, и русских, и не русских…
О, как Москвой мне хочется гордиться!..
Вознёс цветные главы храм Покровский,
В восьми столпах, собой неравных, чудо,
А рядом – первый памятник московский,
Ничто для сердца русского не чуждо…
Глаза от умиления закрою,
Вдохну в себя вечернюю прохладу,
И поднимусь, как птица, над Москвою,
Впитав великий дух святого града.
Стихи о достопримечательностях Москвы
Пусть другим Тверские приглянулись.
Ну а мне, кажись, милей Кремля,
Скромница из тьмы московских улиц,
Улица Покровская моя.
Как меня встречают по-родному
Лица окон, вывесок, дверей
В час, когда домой или из дому
Я шагаю, полный дум, по ней!
Почеломкаться теснятся крыши,
Подбодрить стремятся этажи:
Ведь отсюда в шумный мир я вышел
Биться жизнью о чужую жизнь!
В. Казин
∞∞∞∞∞∞∞∞∞∞∞∞∞∞∞∞∞∞∞∞∞∞∞
Замоскворечье, Лужники,
И Лихоборы, и Плющиха,
Фили, Потылиха, Палиха,
Бутырский хутор, Путинки,
И Птичий рынок, и Щипок,
И Сивцев Вражек, и Ольховка,
Ямское Поле, Хомутовка,
Котлы, Цыганский Уголок.
Манеж, Воздвиженка, Арбат,
Неопалимовский, Лубянка,
Труба, Ваганьково, Таганка,
Охотный ряд, Нескучный сад.
Окликни улицы Москвы,
И тихо скрипнет мостовинка,
И не москвичка – московитка
Поставит ведра на мостки.
Напьются Яузой луга,
Потянет ягодой с Полянки,
Проснутся кузни на Таганке,
А на Остоженке – стога.
Зарядье, Кремль, Москва-река,
И Самотека, и Неглинка,
Стремянный, Сретенка, Стромынка,
Староконюшенный, Бега.
Кузнецкий мост. Цветной бульвар,
Калашный, Хлебный, Поварская,
Колбасный, Скатертный, Тверская,
И Разгуляй, и Крымский вал.
У старика своя скамья,
У кулика свое Болото.
Привет, Никитские ворота!
Садово-Сухаревская!
Окликни улицы Москвы…
Д. Сухарев
∞∞∞∞∞∞∞∞∞∞∞∞∞∞∞∞∞∞∞∞∞∞∞
Все, что будет со мной, знаю я наперед,
Не ищу я себе провожатых.
А на Чистых прудах лебедь белый плывет,
Отвлекая вагоновожатых.
На бульварных скамейках галдит малышня,
На бульварных скамейках — разлуки.
Ты забудь про меня, ты забудь про меня,
Не заламывай тонкие руки.
Я смеюсь пузырем на осеннем дожде,
Надо мной — городское движенье.
Все круги по воде, все круги по воде
Разгоняют мое отраженье.
Все, чем стал я на этой земле знаменит, —
Темень губ твоих, горестно сжатых…
А на Чистых прудах лед коньками звенит,
Отвлекая вагоновожатых.
С. Гринберг
∞∞∞∞∞∞∞∞∞∞∞∞∞∞∞∞∞∞∞∞∞∞∞
Стоят серебряные ели
У стен московского Кремля.
Умолкли вьюги и метели —
Куранты слушает Земля.
Со всей Руси летят в столицу,
Москва, как мать, к себе влечёт,
И каждый к ней в душе стремится,
Свою любовь и грусть несёт.
Любуюсь я родным Арбатом,
Охотным рядом и Тверской,
Они мне дороги и святы,
Отчизны уголок родной.
На Красной площади столицы
Вливаюсь я в поток людской,
И чувствую я крылья птицы,
Когда курантов слышу бой.
У Александровского сада
Живая движется река,
Теплеют и светлеют взгляды:
Москва любима и близка.
Ю. Левчук
∞∞∞∞∞∞∞∞∞∞∞∞∞∞∞∞∞∞∞∞∞∞∞
Что, казалось бы, легче и проще,
Если праздника просит душа:
Приходите на Красную площадь,
Уж она-то – всегда хороша.
Столько здесь красоты и простора,
Столько воздуха и высоты,
Столько света от храмов, соборов!
А была… – островком суеты,
Китай-города малой частицей,
Где торговцев – несметная рать,
И, наверное, сердцем столицы
Эта площадь не думала стать.
Называлась когда-то Пожаром,
Торгом, Троицкой – чем ни была,
Но не тратила времени даром,
В ногу с призраком временем шла.
Глядь – уж прошлые беды остались
Грозной смутой за грозной стеной…
А на площадь обильно стекались
Стон и слезы страны крепостной.
Здесь казнили у Лобного места,
Здесь молились у Спасских ворот.
Здесь из плотного, сбитого теста
Становился наш русский народ.
Здесь – трибуна глашатаям царским
И царям, подчинённым судьбе…
Здесь подвижники Минин с Пожарским
Не дают нам забыть о себе.
Коль забудем – дела наши плохи!
Время рвётся вперёд… В суматохе,
То ползком, то скачком, то гурьбой
Тут сменялись миры и эпохи,
Оставляя Москву за собой,
Оставляя историю в лицах,
И готовясь к большому рывку.
…Летописцы листают страницы,
Исправляя за строчкой строку.
Не всегда, чтобы мирно и чинно
Получался дальнейший рассказ:
Что-то было не слишком картинно,
Что-то – вовсе – подальше бы с глаз…
Наконец, и рывок состоялся
(Летописец усердно старался
И вписал эти строчки углём) –
Красный флаг высоко развевался
И над площадью, и над Кремлём!
Пролетарского времени краски
Яркий цвет на показ извлекли:
Назначение площади Красной –
Стать ареной парадов Земли.
Площадь чистили, освобождали,
Открывая победным ветрам.
Хорошо, что ещё не взорвали
Знаменитый Василия храм,
Да и прочее… То, что осталось,
Что лежит у Кремля на виду,
Демонстрировалось, прилагалось
К этой площади! В первом ряду
Здесь вождём «застолбил» себя Ленин.
Здесь Гагарин поднялся до звёзд.
Здесь вставала страна на колени,
Понимаясь – в веках – в полный рост.
Здесь победа несла в сорок пятом
Своё знамя! Здесь радость и боль
Отпечатались в камне брусчатом,
Та победа вела за собой
Победителей прочих сражений…
Красной площади некогда спать.
Сколько праздников и представлений
Предстоит здесь – нельзя предсказать.
Что тут только ни происходило,
Протекая шумливой рекой;
Здесь и страшно, и весело было!
…Мне запомнилась площадь такой:
Лето; солнышко – над облаками;
Люди – группами, дети снуют,
Кто с экскурсией, кто-то с друзьями;
Улыбаются, шутят, поют,
Фотографии делают с ходу;
Иностранцев – не пересчитать.
Лица – добрые. Столько народу,
Что мой взор всех не может объять!
Это – здорово, это прекрасно:
Для меня – все родные они!
Я хочу, чтоб у площади
Красной Впереди были ясные дни.
Я надеюсь на это – так проще;
Так радеет, так просит душа.
Приходите на Красную площадь,
Эта площадь всегда хороша!
Л. Максимчук
∞∞∞∞∞∞∞∞∞∞∞∞∞∞∞∞∞∞∞∞∞∞∞
Город мой вечерний,
город мой, Москва,
весь ты — как кочевье
с Крымского моста,
Убегает в водах
вдаль твое лицо.
Крутится без отдыха
в парке колесо.
Крутится полсвета
по тебе толпой.
Крутится планета
прямо под тобой.
И по грудь забрызган
звездным серебром
мост летящий Крымский —
мой ракетодром.
Вот стою, перила
грустно теребя.
Я уже привыкла
покидать тебя.
Все ношусь по свету я
и не устаю.
Лишь порой посетую
на судьбу свою.
Прокаленной дочерна
на ином огне,
как замужней дочери,
ты ответишь мне:
«Много или мало
счастья и любви,
сама выбирала,
а теперь — живи…»
Уезжаю снова.
Снова у виска
будет биться слово
странное «Москва».
И рассветом бодрым
где-нибудь в тайге
снова станет больно
от любви к тебе.
Снова все к разлуке,
снова неспроста —
сцепленные руки
Крымского моста.
Р. Казакова
∞∞∞∞∞∞∞∞∞∞∞∞∞∞∞∞∞∞∞∞∞∞∞
Я сегодня Москвой надышаться хотела бы всласть,
В площадях и проулках ее затеряться, пропасть.
На ее кружева белопенных церквей наглядеться,
В Старосадской свое отогреть бестолковое сердце.
Над Москвою купола, а над ними блистают кресты,
Как лучи пролегли над Москвою-рекою мосты.
И так хочется ввысь мне над городом птицей взлететь
И хвалебно-сохранную песню Москве своей спеть.
Р. Казакова
∞∞∞∞∞∞∞∞∞∞∞∞∞∞∞∞∞∞∞∞∞∞∞
Ты течешь, как река. Странное
название!
И прозрачен асфальт, как в реке вода.
Ах, Арбат, мой Арбат,
ты – мое призвание.
Ты – и радость моя, и моя беда.
Пешеходы твои – люди не великие,
каблуками стучат – по делам спешат.
Ах, Арбат, мой Арбат,
ты – моя религия,
мостовые твои подо мной лежат.
От любови твоей вовсе не излечишься,
сорок тысяч других мостовых любя.
Ах, Арбат, мой Арбат,
ты – мое отечество,
никогда до конца не пройти тебя!
Детские стихи о москве: простые и короткие стиховторения
Автор Анастасия Журавлева На чтение 5 мин. Опубликовано
В России городов не счесть,
У них особенные лица,
И самый главный город есть:
Москва – прекрасная столица.
Москва – красавицы наряд
Из многих выполнен узоров,
На солнце золотом блестят
Кресты и маковки соборов.
******
Здесь Кремль,
Здесь Воробьёвы горы
И площадь Красная видна.
Такой большой старинный город.
Гордится им моя страна!
Всем городам она глава.
Столица Родины – Москва.
******
Моя Москва. Мой город. Моя жизнь.
В тебе все линии сплелись.
Вот почему из века в век
Тобой лишь дышит человек.
Хоть и бегут стрелой года,
Ты — вечно юная всегда!
И не устану верить я,
Что ты, Москва, — судьба моя!
******
На тихих берегах Москвы
Церквей, венчанные крестами,
Сияют ветхие главы
Над монастырскими стенами.
Кругом простерлись по холмам
Вовек не рубленные рощи,
Издавна почивают там
Угодника святые мощи.
******
Что такое «моя Москва»?
Это вовсе не просто слова.
Это древние семь холмов,
Это башен кремлевских зов.
Что такое — твоя Москва?
Это тоже не только слова.
Третьяковка, Покровский собор,
Древнерусских палат узор.
На воздушном шаре полет,
На ночной реке теплоход,
Ярких клубных огней неон,
В сонном тихом метро вагон,
В праздник города громкий смех..
Просто наша Москва — для всех!
******
Как часто в горестной разлуке,
В моей блуждающей судьбе,
Москва, я думал о тебе!
Москва… как много в этом звуке
Для сердца русского слилось!
Как много в нём отозвалось!
******
Хорошо на московском просторе!
Светят звёзды Кремля в синеве.
И, как реки встречаются в море,
Так встречаются люди в Москве.
Нас весёлой толпой окружила,
Подсказала простые слова,
Познакомила нас, подружила
В этот радостный вечер Москва.
******
Городов не перечесть:
И Париж, и Лондон есть,
Рим, Венеция, Берлин,
Вена, Токио, Пекин —
Городов великих, славных,
Людных, шумных, ярких самых.
Удивительных… и всё же
Есть один — всего дороже,
Город, близкий и родной,
Тот, что нарекли Москвой.
******
Люблю тебя, красивая Москва;
Твои сады и парки, и леса.
И не смолкающие с раннего утра
Весёлых ребятишек голоса.
Люблю твои высокие дома
И шумные дороги, магазины.
Люблю твои истории места
И твой закат, краснеющий как куст малины.
Люблю гулять по улицам твоим,
Люблю твои театры и музеи.
Здесь каждый уголок мне кажется родным.
Москва, я с каждым днем люблю тебя сильнее!
******
Москва, Москва — столица,
Златые купола
И с вечностью родниться,
Тебе, моя Москва.
Звеня колоколами,
Ты извещаешь в свет,
Державная, в оправе,
В сверкание побед…
Пройдешь невзгоды, пламя
И вспыхнут вновь умы,
Есенина читая,
Суворова труды…
И Ломоносовы по праву,
Войдут в свои мечты
И вознесут былую славу —
Российские орлы…
******
Расширяясь, возрастая,
Вся в дворцах и вся в садах,
Ты стоишь, Москва святая,
На своих семи холмах…
******
Нет тебе на свете равных,
Стародавняя Москва!
Блеском дней, вовеки славных,
Будешь ты всегда жива!
Град, что строил Долгорукий
Посреди глухих лесов,
Вознесли любовно внуки
Выше прочих городов!
******
Здесь, как было, так и ныне —
Сердце всей Руси Святой,
Здесь стоят её святыни,
За Кремлёвскою стеной!
Здесь пути перекрестились
Ото всех шести морей,
Здесь великие учились —
Верить Родине своей!
******
Улицы московские горды,
Но порой по вечерам пустынны:
В них видать памирские гряды
И Тяньшаня горные теснины.
Хмурые твердыни; вдоль дорог
Грозные красоты без кокетства,
Желтый свет и темный ветерок —
Индии внезапное соседство.
*****
Есть один уголок, где Москва
привстает от удушья.
Все в поту, зеленеют едва
деревянные ружья.
Где всегда на углу в мастерской
дожидалась закуска,
самый лучший закат над Москвой
от пологого спуска.
Там теперь, надвигаясь, стоит
беломраморный пудинг.
Нам, наверно, поставлен на вид.
Нет, мы больше не будем.
******
Москва, Москва!.. люблю тебя как сын,
Как русский, – сильно, пламенно и нежно!
Люблю священный блеск твоих седин
И этот Кремль зубчатый, безмятежный.
Напрасно думал чуждый властелин
С тобой, столетним русским великаном,
Померяться главою и – обманом
Тебя низвергнуть. Тщетно поражал
Тебя пришлец: ты вздрогнул – он упал!
Вселенная замолкла… Величавый,
Один ты жив, наследник нашей славы.
Ты жив!.. Ты жив, и каждый камень твой –
Заветное преданье поколений…
******
Но вот уж близко. Перед ними
Уж белокаменной Москвы,
Как жар, крестами золотыми
Горят старинные главы.
Ах, братцы! как я был доволен,
Когда церквей и колоколен,
Садов, чертогов полукруг
Открылся предо мною вдруг!
Как часто в горестной разлуке,
В моей блуждающей судьбе,
Москва, я думал о тебе!
Москва… как много в этом звуке
Для сердца русского слилось!
Как много в нем отозвалось!
******
Когда-то не было дорог,
Тропинок, автострад…
Бродили люди
Кто где мог,
Вслепую, наугад!
Они сказать могли едва,
Что ты мне говоришь!
Они не знали,
Где Москва,
Не знали, где Париж!
Не выжить было одному,
Бродили тигры, львы…
И было это потому…
Что не было Москвы!
|
Моя улица Ордынка А. Барто
Я на этой улице В училище ремесленном Они в шинелях длинных, А вот в этом доме, рядом, Там включают провода, Там всегда полно народу, А в доме за воротами Я по нашей улице Вперед уходит улица, Мы по этой улице
|
Московские голуби С. Маршак
Есть на крыше соседнего дома Хоть по правде сказать, он со мной незнаком По железным ступенькам ползет паренек, Рыжеватый подросток с крутым хохолком — А за голубем первым семья голубей Голубиная стая летит в высоту, Над Москвою за крышами солнце встает, Он тревожит их мирный и сонный покой, Нераздельными стаями птицы летят По утрам я из комнаты вижу своей,
|
|
Москва — в огнях, Берлин — в огне С. Маршак
Недаром Первый Белорусский Недаром Первый Украинский Соединясь, они Берлину Во время залпов в честь победы
|
Первый салют в Москве А. Барто
Когда впервые над столицей Со всех сторон — С Тверской, с Неглинной, К Москве суровой, затемненной Впервые небо разгоралось,
|
|
*** Г. Горбовский
Ночь морозная. Иней укутал траву. Долговязые краны над старой Москвой. Я давно уже истиной этой живу. За грядою домов начинает светать.
|
Москве А. Прокофьев
Вся родина встала заслоном, Идет через грозные годы Идет через море людское, Москва!
|
|
Родному городу М.  Матусовский
Здесь Пожарский гремел, здесь командовал боем Кутузов.
|
В Москве И. Бунин
Здесь, в старых переулках за Арбатом,
|
|
Москва Ф. Глинка
Город чудный, город древний, Опоясан лентой пашен, Исполинскою рукою На твоих церквах старинных Кто, силач, возьмет в охапку Кто Царь-колокол подымет? Ты не гнула крепкой выи Ты, как мученик, горела, И под пеплом ты лежала Процветай же славой вечной,
|
* * * Владимир Соколов
Какая маленькая ты у нас, Москва! Среди высоких белоснежных башен Глядишь на дом – исчезнуть он готов, Мы бережем теперь. Не берегли Два студента сдружились в борьбе. А в постройке классической той, Рядом экспроприирован был В размышлениях руки скрестив, Я живу у Никитских ворот Как прекрасна должна быть страна,
|
|
*** В. Брюсов
Я знал тебя, Москва, еще невзрачно-скромной, Когда поблизости гремели балаганы Когда на улице звон двухэтажных конок Когда еще был жив тот «город», где героев Но изменилось все! Ты стала, в буйстве злобы,
|
Благовещенье в Москве К. Бальмонт
Благовещенье и свет, Благовестие и смех,
|
|
Стихи Москве И. Северянин
Мой взор мечтанья оросили: В ней и убогое богато, А вот, к уютной церковушке И ты, вечерняя прогулка И там, в одном из них, где стайка Мечты! вы – странницы босые,
|
Домики старой Москвы М. Цветаева
Слава прабабушек томных, Точно дворцы ледяные Где клавесина аккорды, Домики с знаком породы, |
.
Стихи о Москве | Материал по художественной литературе (подготовительная группа) на тему:
Стихи о Москве
Облака — вокруг,
Купола — вокруг,
Надо всей Москвой
Сколько хватит рук! —
Возношу тебя, бремя лучшее,
Деревцо моё
Невесомое!
В дивном граде сём,
В мирном граде сём,
Где и мёртвой — мне
Будет радостно, —
Царевать тебе, горевать тебе,
Принимать венец,
О мой первенец!
Ты постом говей,
Не сурьми бровей
И все сорок — чти —
Сороков церквей.
Исходи пешком — молодым шажком! —
Всё привольное
Семихолмие.
Будет твой черёд:
Тоже — дочери
Передашь Москву
С нежной горечью.
Мне же вольный сон, колокольный звон,
Зори ранние —
На Ваганькове.
31 марта 1916
2
Из рук моих — нерукотворный град
Прими, мой странный, мой прекрасный брат.
По церковке — всe сорок сороков,
И реющих над ними голубков.
И Спасские — с цветами — ворота,
Где шапка православного снята.
Часовню звёздную — приют от зол —
Где вытертый от поцелуев — пол.
Пятисоборный несравненный круг
Прими, мой древний, вдохновенный друг.
К Нечаянныя Радости в саду
Я гостя чужеземного сведу.
Червонные возблещут купола,
Бессонные взгремят колокола,
И на тебя с багряных облаков
Уронит Богородица покров,
И встанешь ты, исполнен дивных сил…
Ты не раскаешься, что ты меня любил.
31 марта 1916
***
3
Мимо ночных башен
Площади нас мчат.
Ох, как в ночи страшен
Рёв молодых солдат!
Греми, громкое сердце!
Жарко целуй, любовь!
Ох, этот рёв зверский!
Дерзкая — ох — кровь!
Мой рот разгарчив,
Даром, что свят — вид.
Как золотой ларчик
Иверская горит.
Ты озорство прикончи,
Да засвети свечу,
Чтобы с тобой нонче
Не было — как хочу.
31 марта 1916
***
4
Настанет день — печальный, говорят!
Отцарствуют, отплачут, отгорят,
— Остужены чужими пятаками —
Мои глаза, подвижные как пламя.
И — двойника нащупавший двойник —
Сквозь лёгкое лицо проступит лик.
О, наконец тебя я удостоюсь,
Благообразия прекрасный пояс!
А издали — завижу ли и Вас? —
Потянется, растерянно крестясь,
Паломничество по дорожке чёрной
К моей руке, которой не отдёрну,
К моей руке, с которой снят запрет,
К моей руке, которой больше нет.
На ваши поцелуи, о, живые,
Я ничего не возражу — впервые.
Меня окутал с головы до пят
Благообразия прекрасный плат.
Ничто меня уже не вгонит в краску,
Святая у меня сегодня Пасха.
По улицам оставленной Москвы
Поеду — я, и побредёте — вы.
И не один дорогою отстанет,
И первый ком о крышку гроба грянет,
И наконец-то будет разрешён
Себялюбивый, одинокий сон.
И ничего не надобно отныне
Новопреставленной болярыне Марине.
11 апреля 1916, 1-й день Пасхи
***
5
Над городом, отвергнутым Петром,
Перекатился колокольный гром.
Гремучий опрокинулся прибой
Над женщиной, отвергнутой тобой.
Царю Петру и вам, о царь, хвала!
Но выше вас, цари, колокола.
Пока они гремят из синевы —
Неоспоримо первенство Москвы.
И целых сорок сороков церквей
Смеются над гордынею царей!
28 мая 1916
***
6
Над синевою подмосковных рощ
Накрапывает колокольный дождь.
Бредут слепцы калужскою дорогой, —
Калужской — песенной — прекрасной, и она
Смывает и смывает имена
Смиренных странников, во тьме поющих Бога.
И думаю: когда — нибудь и я,
Устав от вас, враги, от вас, друзья,
И от уступчивости речи русской, —
Одену крест серебряный на грудь,
Перекрещусь, и тихо тронусь в путь
По старой по дороге по калужской.
Троицын день 1916
***
7
Семь холмов — как семь колоколов!
На семи колоколах — колокольни.
Всех счётом — сорок сороков.
Колокольное семихолмие!
В колокольный я, во червонный день
Иоанна родилась Богослова.
Дом — пряник, а вокруг плетень
И церковки златоголовые.
И любила же, любила же я первый звон,
Как монашки потекут к обедне,
Вой в печке, и жаркий сон,
И знахарку с двора соседнего.
Провожай же меня весь московский сброд,
Юродивый, воровской, хлыстовский!
Поп, крепче позаткни мне рот
Колокольной землёй московскою!
8 июля 1916. Казанская
***
8
— Москва! — Какой огромный
Странноприимный дом!
Всяк на Руси — бездомный.
Мы все к тебе придём.
Клеймо позорит плечи,
За голенищем нож.
Издалека — далече
Ты всё же позовёшь.
На каторжные клейма,
На всякую болесть —
Младенец Пантелеймон
У нас, целитель, есть.
А вон за тою дверцей,
Куда народ валит, —
Там Иверское сердце
Червонное горит.
И льётся аллилуйя
На смуглые поля.
Я в грудь тебя целую,
Московская земля!
8 июля 1916. Казанская
***
9
Красною кистью
Рябина зажглась.
Падали листья,
Я родилась.
Спорили сотни
Колоколов.
День был субботний:
Иоанн Богослов.
Мне и доныне
Хочется грызть
Жаркой рябины
Горькую кисть.
16 августа 1916
Александр Полежаев
НОВОДЕВИЧИЙ МОНАСТЫРЬ
Привет тебе, Девичье поле,
С твоей обителью святой,
Где девы юные в неволе
Проводят век печальный свой.
Какой окрест прелестный вид
Красой природною блестит…
Взгляни: сребристыми струями
Москва-река в брегах течет.
Чернеет лодка с рыбаками
И быстро вдоль реки плывет;
А там, внизу ее зыбей,
Тащатся сети рыбарей;
Среди прибрежной луговины
Рога пастушечьи трубят
Вдаль Воробьевых гор вершины
С зеленой рощей взор манят
Прохладно утренней порою.
Аврора гаснет; а потом
Выходит солнце за горою
На небе чистом, голубом;
Пернатых хор его встречает
Веселой песнею, живой,
А Феб лучи свои бросает
Над очарованной землей;
От них брега реки златятся,
И рыбы в струйках веселятся,
Плывя по зыбкому стеклу
На дно к янтарному песку.
Волшебный край очарованья,
Твои бесчисленны красы!
С душой, исполненной мечтанья,
Один, в полдневные часы,
Там, там, под тению дерев,
Внимал я иволги напев,
И шум нагорного потока,
И говор листьев надо мной,
И песни девы одинокой,
Пленяло все меня собой…
1825
Александр Пушкин ЕВГЕНИЙ ОНЕГИН
Глава VII
XXXVI
Но вот уж близко. Перед ними
Уж белокаменной Москвы,
Как жар, крестами золотыми
Горят старинные главы.
Ах, братцы! как я был доволен,
Когда церквей и колоколен,
Садов, чертогов полукруг
Открылся предо мною вдруг!
Как часто в горестной разлуке,
В моей блуждающей судьбе,
Москва, я думал о тебе!
Москва… как много в этом звуке
Для сердца русского слилось!
Как много в нем отозвалось!!
XXXVII
Вот, окружен своей дубравой,
Петровский замок. Мрачно он
Недавнею гордится славой.
Напрасно ждал Наполеон,
Последним счастьем упоенный,
Москвы коленопреклоненной
С ключами старого Кремля:
Нет, не пошла Москва моя
К нему с повинной головою.
Не праздник, не приемный дар,
Она готовила пожар
Нетерпеливому герою.
Отселе, в думу погружен,
Глядел на грозный пламень он.
XXXVIII
Прощай, свидетель падшей славы,
Петровский замок. Ну! не стой,
Пошел! Уже столпы заставы
Белеют; вот уж по Тверской
Возок несется чрез ухабы.
Мелькают мимо будки, бабы,
Мальчишки, лавки, фонари,
Дворцы, сады, монастыри,
Бухарцы, сани, огороды,
Купцы, лачужки, мужики,
Бульвары, башни, казаки,
Аптеки, магазины моды,
Балконы, львы на воротах
И стаи галок на крестах.
XXXIX. XL
В сей утомительной прогулке
Проходит час-другой, и вот
У Харитонья в переулке
Возок пред домом у ворот
Остановился. К старой тетке,
Четвертый год больной в чахотке,
Они приехали теперь.
Им настежь отворяет дверь,
В очках, в изорванном кафтане,
С чулком в руке, седой калмык.
Встречает их в гостиной крик
Княжны, простертой на диване.
Старушки с плачем обнялись,
И восклицанья полились.
1827—1828
Николай Языков
АУ!
Я здесь! – Да здравствует Москва!
Вот небеса мои родные!
Здесь наша матушка-Россия
Семисотлетняя жива!
Здесь все бывало: плен, свобода,
Орда, и Польша, и Литва,
Французы, лавр и хмель народа,
Все, все!.. Да здравствует Москва!
Какими думами украшен
Сей холм давнишних стен и башен,
Бойниц, соборов и палат!
Здесь наших бед и нашей славы
Хранится повесть! Эти главы
Святым сиянием горят!
О! проклят будь, кто потревожит
Великолепье старины;
Кто на нее печать наложит
Мимоходящей новизны!
Сюда! на дело песнопений,
Поэты наши! Для стихов
В Москве ищите русских слов,
Своенародных вдохновений!
1831
Михаил Лермонтов
* * *
Москва, Москва!.. люблю тебя как сын,
Как русский, – сильно, пламенно и нежно!
Люблю священный блеск твоих седин
И этот Кремль зубчатый, безмятежный.
Напрасно думал чуждый властелин
С тобой, столетним русским великаном,
Померяться главою и – обманом
Тебя низвергнуть. Тщетно поражал
Тебя пришлец: ты вздрогнул – он упал!
Вселенная замолкла… Величавый,
Один ты жив, наследник нашей славы.
Ты жив!.. Ты жив, и каждый камень твой –
Заветное преданье поколений…
1835—1836
Федор Глинка
МОСКВА
Город чудный, город древний.
Ты вместил в свои концы
И посады, и деревни,
И палаты, и дворцы!
Опоясан лентой пашен,
Весь пестреешь ты в садах:
Сколько храмов, сколько башен
На семи твоих холмах!..
Исполинскою рукою
Ты, как хартия, развит,
И над малою рекою
Стал велик и знаменит!
На твоих церквах старинных
Вырастают дерева:
Глаз не схватит улиц длинных…
Это матушка-Москва!
Кто, силач, возьмет в охапку
Холм Кремля-богатыря?
Кто собьет златую шапку
У Ивана-звонаря?..
Кто царь-колокол подымет?
Кто царь-пушку повернет?
Шляпы кто, гордец, не снимет
У святых в Кремле ворот?!
Ты не гнула крепкой выи
В бедовой своей судьбе:
Разве пасынки России
Не поклонятся тебе!..
Ты, как мученик, горела,
Белокаменная!
И река в тебе кипела
Бурнопламенная!
И под пеплом ты лежала
Полоненною,
И из пепла ты восстала
Неизменною!..
Процветай же славой вечной,
Город храмов и палат!
Град срединный, град сердечный,
Коренной России град!
1840
Каролина Павлова
Н. М. ЯЗЫКОВУ
Ответ
Невероятный и нежданный
Слетел ко мне певца привет,
Как лавра лист благоуханный,
Как южных стран прелестный цвет.
Там вы теперь – туда, бывало,
Просилась подышать и я,
И я мечтою улетала
В те благодатные края.
Но даром не проходит время,
Мне принесло свой плод оно,
И суетных желаний бремя
Я с сердца сбросила давно.
И примирилась я с Москвою,
С отчизной лени и снегов:
Везде есть небо над главою,
Везде есть много чудных снов;
Везде проходят звезды мимо,
Везде напрасно любишь их,
Везде душа неукротимо
В борьбах измучится пустых.
О Риме ныне не тоскуя,
Москве сравненьем не вредя,
Стихи здесь русские пишу я
При шуме русского дождя.
Покинув скромную столицу
Для полугородских полей,
Шлю из Сокольников я в Ниццу
Дань благодарности моей –
Слова сердечного ответа
В родной, далекой стороне
За сладкозвучный дар поэта,
За вспоминанье обо мне.
1840
Михаил Дмитриев
ПОКЛОННАЯ ГОРА
Там, на покатой горе, зеленели когда-то три дуба!
Хищный орел залетел и, усевшись под теми дубами,
Взглядом кровавым в добычу впился и готовил уж когти!
Был бы пир; да спалило грозою могучие крылья,
Перья ветер разнес, и засыпало зимним их снегом!
Там, за Москвой, на Поклонной горе зеленели те дубы!
Не орлу с той горы, а пришельцу-вождю легионов
Наша предстала Москва с золотыми своими верхами;
И, простершись во всю широту, ожидала безмолвно,
Жертва смиренная, жертва святая, да суд совершится!
А по полям шли полки, громовые катились орудья;
Двадцать народов теснились вокруг с знаменами Европы;
Двигалось все, и неслось, и жадно вторгалось; но страшно
Было идти им вдоль улиц безлюдных, безмолвных и слушать
В той тишине только топот копыт бесподковных их кoней!
Здесь, из-под этих дубов, он смотрел, выжидая посольства,
Наших сенаторов ждал, и бояр, и сердился, и кликал;
Только они не пришли, и торжественной не было встречи!
Правда, Москву в ту же ночь осветили и мы, да пожаром!
Сильный с тех пор под землей; а природа все вновь зеленеет!
О! как любил я смотреть в тишине на эти три дуба!
В тихом вечернем сиянье они – так мирно стояли!
Он же, под тению их, озиравший, как демон, святыню,
Не видал над своей головой, что звезда его гаснет!
Мрачно сошел он с горы; не сошел он с утеса Елены!
1 августа 1845 г.
Михаил Дмитриев
МОСКОВСКАЯ ЖИЗНЬ
Вам ли описывать нашу Москву? – Вы
в Москве чужеземцы!
Где ее видели вы? – На бале, в театре и в парке!
Знаете ль вы, что Москва? – То не город, как прочие грады;
Разве что семь городов, да с десятками сел и посадов!
В них-то что город, что норов; а в тех деревнях свой обычай!
Крепости мрачны везде; их высокие стены и башни
Грозны, как силы оплот, и печальны, как воли темница;
Кремль же седой наш? старик – величав, а смотрите, как весел!
Где его рвы и валы? – Да завалены рвы под садами;
Срыты валы – и на них, как зеленая лента, бульвары.
Вместо кипучей жизни столиц, паровой и машинной,
В нашей Москве благодатной – дышит несколько жизней:
Пульс наш у каждого свой; не у всех одинаков он бьется!
Всякий по-своему хочет пожить; не указ нам соседи!
Любим мы русский простор; и любим домашнюю волю!
Там, на Кузнецком мосту, блеск и шум, и гремят экипажи;
А за тихой Москвою-рекой заперты все воротa!
Там, на боярской Тверской, не пробил час привычный обеда;
А на Пресне, откушав давно, отдохнули порядком,
И кипит самовар, и сбираются нa вечер гости!
Много у нас есть чудес, и редкостей царских палата;
Веселы бaлы зимой и роскошны богатых обеды;
Живы у нас по летам и по рощам и в парке гулянья;
Но не узнаешь семьи, не сроднясь, не вошедши
в ту семью:
Так не узнаешь Москвы, не привыкнувши к жизни московской!
Что же вините вы нас, что лицом мы на вас не похожи?
Есть на московских на всех, говорят, отпечаток особый!
То ли нам ставить в укор, что у нас есть свой нрав и обычай?
Вы на монете глядите сперва: сохраняет ли штемпель;
Мы – настоящий ли вес; да посмотрим, какая и проба!
17 июля 1845 г.
Аполлон Майков
МОСКВЕ
В день столетия Московского университета
Давно цари России новой,
Оставив стольный град Москвы,
В равнинах Ингрии суровой
Разбили лагерь у Невы;
Но духом ты, Москва, не пала
И, древнею блестя красой,
Ты никогда не перестала
Быть царства нашего душой.
Твой дух в одно его скрепляет;
Любовь к отчизне, как струя,
От сердца к сердцу пробегает
По целой Руси из Кремля.
Но ту любовь, с которой дикой
Пустыню любит – ты слила
С огнем науки и великой
О Руси мыслью облекла.
Связав минувшее с грядущим,
Забвенье с предков ты сняла,
И поколеньям ныне сущим
Ты мысль отечества дала.
Оно – в той вере величавой,
Что Русь живет в моей груди;
Что есть за мной уж много славы
И больше будет впереди;
Что в доле темной или громкой
Полезен родине мой труд
И что дела мои – потомки
Благословят иль проклянут…
Москва! в слезах подъемлю руки
К тебе, как к матери дитя,
В день драгоценный для науки,
В день приснославный для тебя!
О, пусть кричат трибуны злые –
Мы верим сердцу своему
Жива Москва – сильна Россия,
И Божий свет рассеет тьму!
1855
Николай Некрасов
ДРУЖЕСКАЯ ПЕРЕПИСКА
МОСКВЫ С ПЕТЕРБУРГОМ
2. Петербургское послание
Ты знаешь град заслуженный и древний,
Который совместил в свои концы
Хоромы, хижины, посады и деревни,
И храмы Божии, и царские дворцы?
Тот мудрый град, где, смелый провозвестник
Московских дум и английских начал,
Как водопад бушует «Русский вестник»,
Где «Атеней»как ручеек журчал.
Ты знаешь град? – Туда, туда с тобой
Хотел бы я укрыться, милый мой!
Ученый говорит: «тот град славнее Рима»,
Прозаик «сердцем родины»зовет,
Поэт гласит: «России дочь любима»,
И «матушкою»чествует народ.
Недаром, нет! Невольно брызжут слезы
При имени заслуг, какие он свершил:
В 12-м году такие там морозы
Стояли, что француз досель их не забыл.
Ты знаешь град? – Туда, туда с тобой
Хотел бы я укрыться, милый мой!
Достойный град! Там Минин и Пожарский
Торжественно стоят на площадu.
Там уцелел остаток древне-барский
У каждого патриция в груди.
В купечестве, в сословии дворянском
Там бескорыстие, готовность выше мер:
В последней ли войне, в вопросе ли крестьянском –
Мы не один найдем тому пример…
Ты знаешь град? – Туда, туда с тобой
Хотел бы я укрыться, милый мой!
Волшебный град! Там люди в деле тихи,
Но говорят, волнуются за двух,
Там от Кремля, с Арбата и с Плющихи
Отвсюду веет чисто русский дух;
Все взоры веселит, все сердце умиляет,
На выспренный настраивает лад –
Царь-колокол лежит, царь-пушка не стреляет,
И сорок сороков без умолку гудят.
Волшебный град! – Туда, туда с тобой
Хотел бы я укрыться, милый мой!
Правдивый град! Там процветает гласность,
Там принялись науки семена,
Там в головах у всех такая ясность,
Что комара не примут за слона.
Там, не в пример столице нашей невской,
Подметят все – оценят, разберут:
Анафеме там предан Чернышевский
И Кокорева ум нашел себе приют!
Правдивый град! – Туда, туда с тобой
Хотел бы я укрыться, милый мой!
Мудреный град! По приговору сейма
Там судятся и люди и статьи;
Ученый Бабст стихами Розенгейма
Там подкрепляет мнения свои,
Там сомневается почтеннейший Киттары,
Уж точно ли не нужно сечь детей?
Там в Хомякове чехи и мадьяры
Нашли певца народности своей.
Мудреный град! – Туда, туда с тобой
Хотел бы я укрыться, милый мой!
Разумный град! Там Павлов Соллогуба,
Байборода Крылова обличил,
Там Шевырев был поражен сугубо,
Там сам себя Чичерин поразил.
Там, что ни муж, – то жаркий друг прогресса,
И лишь не вдруг могли уразуметь:
Чтo на пути к нему вернее – пресса
Или умно направленная плеть?
Разумный град! – Туда, туда с тобой
Хотел бы я укрыться, милый мой!
Серьезный град!.. Науку без обмана,
Без гаерства искусство любят там,
Там область празднословного романа
Мужчина передал в распоряженье дам.
И что роман? Там поражают пьянство,
Устами Чаннинга о трезвости поют.
Там люди презирают балаганство
И наш «Свисток»проклятью предают!
Серьезный град! – Туда, туда с тобой
Нам страшно показаться, милый мой!
1859
Константин Бальмонт
БЛАГОВЕЩЕНЬЕ В МОСКВЕ
Благовещенье и свет,
Вербы забелели.
Или точно горя нет,
Право, в самом деле?
Благовестие и смех,
Закраснелись почки.
И на улицах, у всех
Синие цветочки.
Сколько синеньких цветков,
Отнятых у снега.
Снова мир и свеж и нов,
И повсюду нега.
Вижу старую Москву
В молодом уборе.
Я смеюсь и я живу,
Солнце в каждом взоре.
От старинного Кремля
Звон плывет волною.
А во рвах живет земля
Молодой травою.
В чуть пробившейся траве
Сон весны и лета.
Благовещенье в Москве,
Это праздник света!
1903
Вячеслав Иванов
МОСКВА
Влачась в лазури, облака
Истомой влаги тяжелеют.
Березы никлые белеют,
И низом стелется река.
И Город-марево, далече
Дугой зеркальной обойден, –
Как солнца зарных ста знамен –
Ста жарких глав затеплил свечи.
Зеленой тенью поздний свет
Текучим золотом играет;
А Град горит и не сгорает,
Червонный зыбля пересвет,
И башен тесною толпою
Маячит, как волшебный стан,
Меж мглой померкнувших полян
И далью тускло-голубою:
Как бы, ключарь мирских чудес,
Всей столпной крепостью заклятий
Замкнул от супротивных ратей
Он некий талисман небес.
1904
Иван Бунин
В МОСКВЕ
Здесь, в старых переулках за Арбатом,
Совсем особый город… Вот и март.
И холодно и низко в мезонине,
Немало крыс, но по ночам – чудесно.
Днем – ростепель, капели, греет солнце,
А ночью подморозит, станет чисто,
Светло – и так похоже на Москву,
Старинную, далекую. Усядусь,
Огня не зажигая, возле окон,
Облитых лунным светом, и смотрю
На сад, на звезды редкие… Как нежно
Весной ночное небо! Как спокойна
Луна весною! Теплятся, как свечи,
Кресты на древней церковке. Сквозь ветви
В глубоком небе ласково сияют,
Как золотые кованые шлемы,
Головки мелких куполов…
1906
Александр Блок
* * *
Все это было, было, было,
Свершился дней круговорот.
Какая ложь, какая сила
Тебя, прошедшее, вернет?
В час утра, чистый и хрустальный,
У стен Московского Кремля,
Восторг души первоначальный
Вернет ли мне моя земля?
Иль в ночь на Пасху, над Невою,
Под ветром, в стужу, в ледоход –
Старуха нищая клюкою
Мой труп спокойный шевельнет?
Иль на возлюбленной поляне
Под шелест осени седой
Мне тело в дождевом тумане
Расклю`ет коршун молодой?
Иль просто в час тоски беззвездной,
В каких-то четырех стенах,
С необходимостью железной
Усну на белых простынях?
И в новой жизни, непохожей,
Забуду прежнюю мечту,
И буду так же помнить дожей,
Как нынче помню Калиту?
Но верю – не пройдет бесследно
Все, что так страстно я любил,
Весь трепет этой жизни бедной,
Весь этот непонятный пыл.
1909
Валерий Брюсов
* * *
Я знал тебя, Москва, еще невзрачно-скромной,
Когда кругом пруда реки Неглинной, где
Теперь разводят сквер, лежал пустырь огромный
И утки вольные жизнь тешили в воде;
Когда поблизости гремели балаганы
Бессвязной музыкой, и ряд больших картин
Пред ними – рисовал таинственные страны,
Покой гренландских льдов, Алжира знойный сплин;
Когда на улице звон двухэтажных конок
Был мелодичней, чем колес жестокий треск,
И лампы в фонарях дивились, как спросонок,
На газовый рожок, как на небесный блеск;
Когда еще был жив тот «город», где героев
Островский выбирал: мир скученных домов,
Промозглых, сумрачных, сырых, – какой-то Ноев
Ковчег, вмещающий все образы скотов.
Но изменилось все! Ты стала, в буйстве злобы,
Все сокрушать, спеша очиститься от скверн,
На месте флигельков восстали небоскребы,
И всюду запестрел бесстыдный стиль – модерн…
1909
Марина Цветаева
ДОМИКИ СТАРОЙ МОСКВЫ
Слава прабабушек томных,
Домики старой Москвы,
Из переулочков скромных
Всё исчезаете вы,
Точно дворцы ледяные
По мановенью жезла.
Где потолки расписные,
До потолка зеркала?
Где клавесина аккорды,
Темные шторы в цветах,
Великолепные морды
На вековых воротах,
Кудри, склоненные к пяльцам,
Взгляды портретов в упор…
Странно постукивать пальцем
О деревянный забор!
Домики с знаком породы,
С видом ее сторожей,
Вас заменили уроды, –
Грузные, в шесть этажей.
Домовладельцы – их право!
И погибаете вы,
Томных прабабушек слава,
Домики старой Москвы.
1911—1912
Владимир Ходасевич
ПО БУЛЬВАРАМ
В темноте, задыхаясь под шубой, иду,
Как больная рыба по дну морскому.
Трамвай зашипел и бросил звезду
В черное зеркало оттепели.
Раскрываю запекшийся рот,
Жадно ловлю отсыревший воздух, –
А за мной от самых Никитских ворот
Увязался маленький призрак девочки.
1918
Василий Казин
* * *
Пусть другим Тверские приглянулись.
Ну а мне, кажись, милей Кремля,
Скромница из тьмы московских улиц,
Улица Покровская моя.
Как меня встречают по-родному
Лица окон, вывесок, дверей
В час, когда домой или из дому
Я шагаю, полный дум, по ней!
Почеломкаться теснятся крыши,
Подбодрить стремятся этажи:
Ведь отсюда в шумный мир я вышел
Биться жизнью о чужую жизнь!
1925
Игорь Северянин
СТИХИ МОСКВЕ
Мой взор мечтанья оросили:
Вновь – там, за башнями Кремля, –
Неподражаемой России
Незаменимая земля.
В ней и убогое богато,
Полны значенья пустячки:
Княгиня старая с Арбата
Читает Фета сквозь очки…
А вот, к уютной церковушке
Подъехав в щегольском «купе»,
Кокотка оделяет кружки,
Своя в тоскующей толпе…
И ты, вечерняя прогулка
На тройке вдоль Москвы-реки!
Гранатного ли переулка
Радушные особняки…
И там, в одном из них, где стайка
Мечтаний замедляет лёт,
Московским солнышком хозяйка
Растапливает «невский лед»…
Мечты! вы – странницы босые,
Идущие через поля, –
Неповергаемой России
Неизменимая земля!
1925
Осип Мандельштам
* * *
Сегодня можно снять декалькомани,
Мизинец окунув в Москву-реку,
С разбойника Кремля. Какая прелесть
Фисташковые эти голубятни:
Хоть проса им насыпать, хоть овса…
А в недорослях кто? Иван Великий –
Великовозрастная колокольня –
Стоит себе еще болван болваном
Который век. Его бы за границу,
Чтоб доучился… Да куда там! Стыдно!
Река Москва в четырехтрубном дыме
И перед нами весь раскрытый город:
Купальщики-заводы и сады
Замоскворецкие. Не так ли,
Откинув палисандровую крышку
Огромного концертного рояля,
Мы проникаем в звучное нутро?
Белогвардейцы, вы его видали?
Рояль Москвы слыхали? Гули-гули!
Мне кажется, как всякое другое,
Ты, время, незаконно. Как мальчишка
За взрослыми в морщинистую воду,
Я, кажется, в грядущее вхожу,
И, кажется, его я не увижу…
Уж я не выйду в ногу с молодежью
На разлинованные стадионы,
Разбуженный повесткой мотоцикла,
Я на рассвете не вскочу с постели,
В стеклянные дворцы на курьих ножках
Я даже тенью легкой не войду.
Мне с каждым днем дышать все тяжелее,
А между тем нельзя повременить…
И рождены для наслажденья бегом
Лишь сердце человека и коня.
И Фауста бес – сухой и моложавый –
Вновь старику кидается в ребро
И подбивает взять почасно ялик,
Или махнуть на Воробьевы горы,
Иль на трамвае охлестнуть Москву.
Ей некогда. Она сегодня в няньках.
Все мечется. На сорок тысяч люле
Она одна – и пряжа на руках.
1931
Анна Ахматова
ТРЕТИЙ ЗАЧАТЬЕВСКИЙ
Переулочек, переул…
Горло петелькой затянул.
Тянет свежесть с Москва-реки,
В окнах теплятся огоньки.
Как по левой руке – пустырь,
А по правой руке – монастырь,
А напротив – высокий клен
Ночью слушает долгий стон.
Покосился гнилой фонарь –
С колокольни идет звонарь…
Мне бы тот найти образок,
Оттого что мой близок срок.
Мне бы снова мой черный платок,
Мне бы невской воды глоток.
1940
Марк Лисянский
МОЯ МОСКВА
Я по свету немало хаживал,
Жил в землянках, в окопах, в тайге,
Похоронен был дважды заживо,
Знал разлуку, любил в тоске.
Но Москвою привык я гордиться
И везде повторяю слова:
Дорогая моя столица,
Золотая моя Москва!
Я люблю подмосковные рощи
И мосты над твоею рекой.
Я люблю твою Красную площадь
И кремлевских курантов бой.
В городах и далеких станицах
О тебе не умолкнет молва,
Дорогая моя столица,
Золотая моя Москва!
Мы запомним суровую осень,
Скрежет танков и отблеск штыков,
И в сердцах будут жить двадцать восемь
Самых смелых твоих сынов.
И врагу никогда не добиться,
Чтоб склонилась твоя голова,
Дорогая моя столица,
Золотая моя Москва!
1941—1942
Борис Пастернак
ЗЕМЛЯ
В московские особняки
Врывается весна нахрапом.
Выпархивает моль за шкапом
И ползает по летним шляпам,
И прячут шубы в сундуки.
По деревянным антресолям
Стоят цветочные горшки
С левкоем и желтофиолем,
И дышат комнаты привольем,
И пахнут пылью чердаки.
И улица запанибрата
С оконницей подслеповатой,
И белой ночи и закату
не разминуться у реки.
И можно слышать в коридоре,
Что происходит на просторе,
О чем в случайном разговоре
С капелью говорит апрель.
Он знает тысячи историй
Про человеческое горе,
И по заборам стынут зори
И тянут эту канитель.
И та же смесь огня и жути
На воле и в жилом уюте,
И всюду воздух сам не свой.
И тех же верб сквозные прутья,
И тех же белых почек вздутья
И на окне, и на распутье,
На улице и в мастерской.
Зачем же плачет даль в тумане
И горько пахнет перегной?
На то ведь и мое призванье,
Чтоб не скучали расстоянья,
Чтобы за городскою гранью
Земле не тосковать одной.
Для этого весною ранней
Со мною сходятся друзья,
И наши вечера – прощанья,
Пирушки наши – завещанья,
Чтоб тайная струя страданья
Согрела холод бытия.
1946
Стихи о Москве | стихотворения про Москву Пушкина, Есенина, Лермонтова и других
- Москва (Федор Глинка)
- Бородино. Скажи-ка, дядя (М. Лермонтов)
- Утро в Москве (Блок)
- У меня в Москве — купола горят (М. Цветаева)
- А я иду шагаю по Москве (Шпаликов)
- Рейн и Москва (Ф. Глинка)
- Москва- Одесса (Высоцкий)
- На тихих берегах Москвы (А. С. Пушкин)
- Вечерняя Москва (Р. Гильфанов)
- Я давно на родине не был (А. Яшин)
- Была пора: наш праздник молодой (А. Пушкин)
- Москва (Шпаликов)
- Москва все строится, торопится (Булат Окуджава)
- Москва! Какой огромный стронноприимный дом (М. Цветаева)
- Десятилетье Пресни (Борис Пастернак)
- Весна в Москве (Г. Шпаликов)
- Арбатский романс (Б. Окуджава)
- Весна (Б. Окуджава, короткий стих)
- Былое нельзя воротить (Б. Окуджава)
- Полночный троллейбус (Б. Окуджава)
- Песенка об Арбате (Б. Окуджава)
- Но вот уж близко (Пушкин, из Евгений Онегин)
- Стих о Москве (Сергей Есенин)
- Да! Теперь — решено (С. Есенин)
- Семь холмов (стих М. Цветаевой)
- У Кремля (В. Брюсов)
- Дремлет Москва (Брюсов В.)
- С самолета (Анна Ахматова)
- Домики старой Москвы (М. Цветаева)
- В Москве (Иван Бунин)
- Стих про Москву (Игорь Северянин)
- Голос Красной площади (Маяковский)
- Александра (песня Юрия Вибзора)
- Москва в декабре (Б. Пастернак)
- Старт даёт Москва (Николай Добронравов)
- Люблю осеннюю Москву (Левитанский)
- Крымский мост (Римма Казакова)
- Москва — большая деревня (Исаковский)
- Москва (Я в первый раз в Москву приехал. Жигулин)
- Над городом, отвергнутым Петром (Марина Цветаева)
- Прощанье (Владимир Маяковский)
- Повсюду вопли, стоны, крики (Кондратий Рылеев)
- Рождество в Москве (Татьяна Ровицкая, короткий стих)
- Моя Москва (патриотичный стих, В. Лебедев-Кумач)
- Моя Москва (красивый стих М. Алигер)
- Садовое кольцо (Геннадий Шпаликов)
- Кремлевский сад (Александр Полежаев)
- Только (Константин Бальмонт, стих о любви к Москве)
- Советская Москва (В. Брюсов)
- Стародавняя Москва (Валерий Брюсов)
- Над Москвой-рекой (А. Фатьянов)
- Москва, Москва!.. Люблю тебя как сын (М. Лермонтов)
- Я иду по Москве вдоль вечерней реки (Яков Белинский)
- Любимая Москва (Яков Белинский)
- Стих о Москве (Татьяна Бек)
- Осенняя весна (Василий Казин)
- Придет, придет Москва (Муса Джалиль, короткий стих)
- Город ночью прост и вечен (Давид Самойлов)
- Упоительно встать в ранний час (Александр Блок, короткий стих)
- Москва послевоенная (Николай Глазгов)
О Москве написано много стихов и все они очень разные. Как правило, люди пишут о своем отношении к столице и не у всех людей оно положительное. Но мы в этой рубрике собрали стихотворения великих писателей и авторов, которые любили столицу Москву, родину Россию и наш великий русский народ.
Читайте тексты стихов и учите их наизусть с детьми. Самые лучшие стихи великих русских писателей — Пушкина, Лермонтова, Есенина, Глинки, Цветаевой, Брюсова. И все о Москве, про нашу любимую красивую столицу!!!
Москва (Федор Глинка)
Город чудный, город древний,
Ты вместил в свои концы
И посады и деревни,
И палаты и дворцы!
Опоясан лентой пашен,
Весь пестреешь ты в садах;
Сколько храмов, сколько башен
На семи твоих холмах!..
Исполинскою рукою
Ты, как хартия, развит,
И над малою рекою
Стал велик и знаменит!
На твоих церквах старинных
Вырастают дерева;
Глаз не схватит улиц длинных…
Это матушка Москва!
Кто, силач, возьмет в охапку
Холм Кремля-богатыря?
Кто собьет златую шапку
У Ивана-звонаря?..
Кто Царь-колокол подымет?
Кто Царь-пушку повернет?
Шляпы кто, гордец, не снимет
У святых в Кремле ворот?!
Ты не гнула крепкой выи
В бедовой твоей судьбе:
Разве пасынки России
Не поклонятся тебе!..
Ты, как мученик, горела,
Белокаменная!
И река в тебе кипела
Бурнопламенная!
И под пеплом ты лежала
Полоненною,
И из пепла ты восстала
Неизменною!..
Процветай же славой вечной,
Город храмов и палат!
Град срединный, град сердечный,
Коренной России град!
Бородино. Скажи-ка, дядя (М. Лермонтов)
— Скажи-ка, дядя, ведь не даром
Москва, спаленная пожаром,
Французу отдана?
Ведь были ж схватки боевые,
Да, говорят, еще какие!
Недаром помнит вся Россия
Про день Бородина!
— Да, были люди в наше время,
Не то, что нынешнее племя:
Богатыри — не вы!
Плохая им досталась доля:
Немногие вернулись с поля…
Не будь на то господня воля,
Не отдали б Москвы!
Мы долго молча отступали,
Досадно было, боя ждали,
Ворчали старики:
«Что ж мы? на зимние квартиры?
Не смеют, что ли, командиры
Чужие изорвать мундиры
О русские штыки?»
И вот нашли большое поле:
Есть разгуляться где на воле!
Построили редут.
У наших ушки на макушке!
Чуть утро осветило пушки
И леса синие верхушки —
Французы тут как тут.
Забил заряд я в пушку туго
И думал: угощу я друга!
Постой-ка, брат мусью!
Что тут хитрить, пожалуй к бою;
Уж мы пойдем ломить стеною,
Уж постоим мы головою
За родину свою!
Два дня мы были в перестрелке.
Что толку в этакой безделке?
Мы ждали третий день.
Повсюду стали слышны речи:
«Пора добраться до картечи!»
И вот на поле грозной сечи
Ночная пала тень.
Прилег вздремнуть я у лафета,
И слышно было до рассвета,
Как ликовал француз.
Но тих был наш бивак открытый:
Кто кивер чистил весь избитый,
Кто штык точил, ворча сердито,
Кусая длинный ус.
И только небо засветилось,
Все шумно вдруг зашевелилось,
Сверкнул за строем строй.
Полковник наш рожден был хватом:
Слуга царю, отец солдатам…
Да, жаль его: сражен булатом,
Он спит в земле сырой.
И молвил он, сверкнув очами:
«Ребята! не Москва ль за нами?
Умремте же под Москвой,
Как наши братья умирали!»
И умереть мы обещали,
И клятву верности сдержали
Мы в Бородинский бой.
Ну ж был денек! Сквозь дым летучий
Французы двинулись, как тучи,
И всё на наш редут.
Уланы с пестрыми значками,
Драгуны с конскими хвостами,
Все промелькнули перед нами,
Все побывали тут.
Вам не видать таких сражений!..
Носились знамена, как тени,
В дыму огонь блестел,
Звучал булат, картечь визжала,
Рука бойцов колоть устала,
И ядрам пролетать мешала
Гора кровавых тел.
Изведал враг в тот день немало,
Что значит русский бой удалый,
Наш рукопашный бой!..
Земля тряслась — как наши груди,
Смешались в кучу кони, люди,
И залпы тысячи орудий
Слились в протяжный вой…
Вот смерклось. Были все готовы
Заутра бой затеять новый
И до конца стоять…
Вот затрещали барабаны —
И отступили бусурманы.
Тогда считать мы стали раны,
Товарищей считать.
Да, были люди в наше время,
Могучее, лихое племя:
Богатыри — не вы.
Плохая им досталась доля:
Немногие вернулись с поля.
Когда б на то не божья воля,
Не отдали б Москвы!
Утро в Москве (Блок)
Упоительно встать в ранний час,
Легкий след на песке увидать.
Упоительно вспомнить тебя,
Что со мною ты, прелесть моя.
Я люблю тебя, панна моя,
Беззаботная юность моя,
И прозрачная нежность Кремля
В это утро — как прелесть твоя.
У меня в Москве — купола горят (М. Цветаева)
У меня в Москве — купола горят!
У меня в Москве — колокола звонят!
И гробницы в ряд у меня стоят, —
В них царицы спят, и цари.
И не знаешь ты, что зарей в Кремле
Легче дышится — чем на всей земле!
И не знаешь ты, что зарей в Кремле
Я молюсь тебе — до зари!
И проходишь ты над своей Невой
О ту пору, как над рекой-Москвой
Я стою с опущенной головой,
И слипаются фонари.
Всей бессонницей я тебя люблю,
Всей бессонницей я тебе внемлю —
О ту пору, как по всему Кремлю
Просыпаются звонари…
Но моя река — да с твоей рекой,
Но моя рука — да с твоей рукой
Не сойдутся, Радость моя, доколь
Не догонит заря — зари.
А я иду шагаю по Москве (Шпаликов)
Бывает всё на свете хорошо,-
В чем дело, сразу не поймёшь,-
А просто летний дождь прошел,
Нормальный летний дождь.
Мелькнет в толпе знакомое лицо,
Веселые глаза,
А в них бежит Садовое кольцо,
А в них блестит Садовое кольцо,
И летняя гроза.
А я иду, шагаю по Москве,
И я пройти еще смогу
Солёный Тихий океан,
И тундру, и тайгу.
Над лодкой белый парус распущу,
Пока не знаю, с кем,
Но если я по дому загрущу,
Под снегом я фиалку отыщу
И вспомню о Москве.
Рейн и Москва (Ф. Глинка)
Я унесен прекрасною мечтой,
И в воздухе душисто-тиховейном,
В стране, где грозд янтарно-золотой,
Я узнаю себя над Рейном.
В его стекле так тихи небеса!
Его брега — расписанные рамки.
Бегут по нем рядами паруса,
Глядят в него береговые замки,
И эхо гор разносит голоса!
Старинные мне слышатся напевы,
У пристаней кипит народ,
По виноградникам порхает хоровод,
И слышу я, поют про старый Реин девы.
«Наш Рейн, наш Рейн красив и богат!
Над Рейном блестят города!
И с башнями замки, и много палат,
И сладкая в Рейне вода!..
И пурпуром блещут на Рейне брега:
То наш дорогой виноград,
И шелком одеты при Рейне луга:
Наш реинский берег — Германии сад!
И славится дева на Рейне красой,
И юноша смотрит бодрей!
О, мчись же, наш Рейн, серебрясь полосой,
До синих, до синих морей!..»
Но чье чело средь праздничного шума,
Когда та песня пронеслась,
Поддернула пролетной тенью дума
И в ком тоска по родине зажглась?..
Он счастлив, он блажен с невестой молодою,
Он празднует прекрасный в жизни миг,
Но вспомнил что-то он над рейнской водою…
«Прекрасен Рейн твой и тих,
(Невесте говорит жених),
Прекрасен он — и счастлив я с тобою,
Когда в моей дрожит твоя рука,
Но от тебя, мой юный друг, не скрою,
Что мне, на севере, милей одна река:
Там родина моя, там жил я, бывши молод,
Над бедной той рекой стоит богатый город,
По нем подчас во мне тоска!
В том городе есть башни-исполины!
Как я люблю его картины,
В которых с роскошью ковров
Одеты склоны всех семи холмов —
Садами, замками и лесом из домов!..
Таков он, город наш стохрамый, стопалатный!
Чего там нет, в Москве, для взора необъятной?..
Базары, площади и целые поля
Пестреются кругом высокого Кремля!
А этот Кремль, весь золотом одетый,
Весь звук, когда его поют колокола,
Поэтом, для тебя не чуждым, Кремль воспетый
Есть колыбель Орла
Из царственной семьи великой!
Не верь, что говорит в чужих устах молва,
Что будто север наш такой пустынный, дикий!
Увидишь, какова Москва,
Москва — святой Руси и сердце и глава!—
И не покинешь ты ее из доброй воли:
Там и в мороз тебя пригреют, угостят,
И ты полюбишь наш старинный русский град,
Откушав русской хлеба-соли!..»
Москва- Одесса (Высоцкий)
В который раз лечу Москва — Одесса…
Опять не выпускают самолёт.
А вот прошла вся в синем стюардесса, как принцесса,
Надёжная, как весь гражданский флот.
Над Мурманском — ни туч, ни облаков,
И хоть сейчас лети до Ашхабада,
Открыты Киев, Харьков, Кишинёв,
И Львов открыт — но мне туда не надо!
Сказали мне: «Сегодня не надейся —
Не стоит уповать на небеса!»
И вот опять дают задержку рейса на Одессу:
Теперь обледенела полоса.
А в Ленинграде с крыши потекло!
И что мне не лететь до Ленинграда?!
В Тбилиси — там всё ясно, там тепло,
Там чай растёт, но мне туда не надо!
Я слышу: ростовчане вылетают!
А мне в Одессу надо позарез!
Но надо мне туда, куда три дня не принимают
И потому откладывают рейс.
Мне надо — где сугробы намело,
Где завтра ожидают снегопада!..
А где-нибудь всё ясно и светло,
Там хорошо — но мне туда не надо!
Отсюда не пускают, а туда не принимают…
Несправедливо, грустно мне! Но вот
Нас на посадку скучно стюардесса приглашает,
Надёжная, как весь гражданский флот.
Открыли самый дальний уголок,
В который не заманят и награды,
Открыт закрытый порт Владивосток,
Париж открыт — но мне туда не надо!
Взлетим мы, распогодится — теперь запреты снимут!
Напрягся лайнер, слышен визг турбин…
Сижу как на иголках: ну а вдруг опять не примут —
Опять найдётся множество причин.
Мне надо — где метели и туман,
Где завтра ожидают снегопада!..
Открыли Лондон, Дели, Магадан,
Открыли всё — но мне туда не надо!
Я прав, хоть плачь, хоть смейся, но опять задержка рейса!
И нас обратно к прошлому ведёт
Вся стройная, как ТУ, та стюардесса мисс Одесса,
Похожая на весь гражданский флот.
Опять дают задержку до восьми —
И граждане покорно засыпают…
Мне это надоело, чёрт возьми,
И я лечу туда, где принимают!
На тихих берегах Москвы (А. С. Пушкин)
На тихих берегах Москвы
Церквей, венчанные крестами,
Сияют ветхие главы
Над монастырскими стенами.
Кругом простерлись по холмам
Вовек не рубленные рощи,
Издавна почивают там
Угодника святые мощи.
Вечерняя Москва (Р. Гильфанов)
Здесь прохладно весной и не жарко летом.
Ветерок играет твоим скелетом.
Здесь натянут на дерево мрак капроном.
И ночные бары блестят неоном.
Здесь в любимом мной баре на Белорусской
пьет вино блондинка из рюмки узкой.
Сколько грусти в жемчужном ее оскале!
И как омут — вино у нее в бокале…
Кто-то пиццей хрустит… Даже в этом хрусте
тонкий слух различает оттенок грусти.
И грибы чернеют на круглой пицце,
как на фоне закатного солнца — птицы.
А на улице — ветер. Заводские трубы,
как небритые, посеревшие губы,
мимо белых высоток и солнца мимо
выпускают в пространство колечки дыма…
И усталая женщина стоит в метро.
И мужские пальцы ложатся ей на бедро.
И на лавках, будто цветы им обещаны,
улыбаются, глядя на пару, женщины.
Я б покинул Москву, но прекрасен в сумерках
этот город настолько, что так и умер бы
я на этих бульварах, сухих, обветренных,
где деревья в повязках стоят набедренных.
Где читает друг мне стихи бездарные.
Где качаются в скверах шары фонарные.
Где шумят деревья, и, неприличная,
дразнит мясом жареным нас шашлычная.
И в бильярдной кии стучат по шару.
И закат подобен… ну да, пожару.
2
Не пойму я, к дьяволу, что за смычка?
Что нас вместе держит — любовь, привычка?
Мимолетный запах… Что значит это,
если нет уже самого предмета?
Я не тот, что прежде. И ты другая.
Я созрел, чтоб с другом вино лакая,
обсуждать проблемы его гарема,
и гадать, что сделало с нами время.
Голос мой охрип, стал совсем небросок.
От него остался лишь отголосок.
Монолог героя — стриптиз для бедных.
И, боюсь, не вызовет чувств ответных.
Он звучит негромко (итог бессонниц),
без цветов, оваций (увы, поклонниц),
как в огромном зале, где нету эха,
сам себе — сплошной атрибут успеха.
Не дождавшись финиша, зритель смылся.
Продолжать трагедию нету смысла.
Мрак в душе. И, брезгуя сей палитрой,
монолог повис на губах молитвой.
Ты, как прежде, сдержанна… Дело в такте.
В зачехленной комнате, то есть там, где
ты меня своим не прищемишь веком,
я лежу твоим прошлогодним снегом.
Я — есть прошлое, будущее. Сегодня —
это то, что было со всеми, сотня
или сотни разных моих знакомых
вопиют из глаз моих бестолковых.
Вот он я — стою усмехаясь нервно.
А когда уйду, ты всплакнешь, наверно.
«Он был славный малый», — вздохнув, рассудишь.
И потом меня навсегда забудешь.
Я давно на родине не был (А. Яшин)
Я давно на родине не был,
Много в сердце скопил тоски.
Вьются ласточки в синем небе —
Реактивные «ястребки».
Потеснило утром туманы —
И село открылось вдали.
Над Москвой — подъемные краны,
Здесь — колодезные журавли.
Гонят скот на лесные заимки
Босоногие пареньки.
Как речные трамваи в Химках,
Басовито мычат быки.
За домами, в конце порядка,
Ближе к берегу Юг-реки —
Молодежная танцплощадка,
А для школьников — Лужники.
На ветру многоцветные шали,
То косынка, то сарафан,
Будто флаги на фестивале
Всех великих и малых стран.
Рад всему, что впервые вижу.
Парни наше село порой
В шутку сравнивают с Москвой:
Дескать, только дома пониже
Да, конечно, асфальт пожиже,—
Больше разницы никакой.
Была пора: наш праздник молодой (А. Пушкин)
Была пора: наш праздник молодой
Сиял, шумел и розами венчался,
И с песнями бокалов звон мешался,
И тесною сидели мы толпой.
Тогда, душой беспечные невежды,
Мы жили все и легче и смелей,
Мы пили все за здравие надежды
И юности и всех ее затей.
Теперь не то: разгульный праздник наш
С приходом лет, как мы, перебесился,
Он присмирел, утих, остепенился,
Стал глуше звон его заздравных чаш;
Меж нами речь не так игриво льется,
Просторнее, грустнее мы сидим,
И реже смех средь песен раздается,
И чаще мы вздыхаем и молчим.
Всему пора: уж двадцать пятый раз
Мы празднуем лицея день заветный.
Прошли года чредою незаметной,
И как они переменили нас!
Недаром — нет! — промчалась четверть века!
Не сетуйте: таков судьбы закон;
Вращается весь мир вкруг человека, —
Ужель один недвижим будет он?
Припомните, о други, с той поры,
Когда наш круг судьбы соединили,
Чему, чему свидетели мы были!
Игралища таинственной игры,
Металися смущенные народы;
И высились и падали цари;
И кровь людей то Славы, то Свободы,
То Гордости багрила алтари.
Вы помните: когда возник лицей,
Как царь для нас открыл чертог царицын,
И мы пришли. И встретил нас Куницын
Приветствием меж царственных гостей.
Тогда гроза двенадцатого года
Еще спала. Еще Наполеон
Не испытал великого народа —
Еще грозил и колебался он.
Вы помните: текла за ратью рать,
Со старшими мы братьями прощались
И в сень наук с досадой возвращались,
Завидуя тому, кто умирать
Шел мимо нас… и племена сразились,
Русь обняла кичливого врага,
И заревом московским озарились
Его полкам готовые снега.
Вы помните, как наш Агамемнон
Из пленного Парижа к нам примчался.
Какой восторг тогда пред ним раздался!
Как был велик, как был прекрасен он,
Народов друг, спаситель их свободы!
Вы помните — как оживились вдруг
Сии сады, сии живые воды,
Где проводил он славный свой досуг.
И нет его — и Русь оставил он,
Взнесенну им над миром изумленным,
И на скале изгнанником забвенным,
Всему чужой, угас Наполеон.
И новый царь, суровый и могучий,
На рубеже Европы бодро стал,
И над землей сошлися новы тучи,
И ураган их…
Москва (Шпаликов)
Я шагаю по Москве,
Как шагают по доске.
Что такое — сквер направо
И налево тоже сквер.
Здесь когда-то Пушкин жил,
Пушкин с Вяземским дружил,
Горевал, лежал в постели,
Говорил, что он простыл.
Кто он, я не знаю — кто,
А скорей всего никто,
У подъезда, на скамейке
Человек сидит в пальто.
Человек он пожилой,
На Арбате дом жилой,-
В доме летняя еда,
А на улице — среда
Переходит в понедельник
Безо всякого труда.
Голова моя пуста,
Как пустынные места,
Я куда-то улетаю
Словно дерево с листа.
Москва все строится, торопится (Булат Окуджава)
Москва все строится, торопится.
И выкатив свои глаза,
трамваи красные сторонятся,
как лошади — когда гроза.
Они сдают свой мир без жалобы.
А просто: будьте так добры!
И сходят с рельс.
И, словно жаворонки,
влетают в старые дворы.
И, пряча что-то дилижансовое,
сворачивают у моста,
как с папиросы
искры сбрасывая,
туда, где старая Москва,
откуда им уже не вылезти,
не выползти на белый свет,
где старые грохочут вывески,
как полоумные, им вслед.
В те переулочки заученные,
где рыжая по крышам жесть,
в которых что-то есть задумчивое
и что-то крендельное есть.
Москва! Какой огромный стронноприимный дом (М. Цветаева)
Москва! Какой огромный
Странноприимный дом!
Всяк на Руси — бездомный.
Мы все к тебе придём.
Клеймо позорит плечи,
За голенищем — нож.
Издалека -далече —
Ты всё же позовёшь.
На каторжные клейма,
На всякую болесть —
Младенец Пантелеймон
У нас, целитель, есть.
А вон за тою дверцей,
Куда народ валит, —
Там Иверское сердце,
Червонное, горит.
И льётся аллилуйя
На смуглые поля.
— Я в грудь тебя целую,
Московская земля!
Десятилетье Пресни (Борис Пастернак)
Усыпляя, влачась и сплющивая
Плащи тополей и стоков,
Тревога подула с грядущего,
Как с юга дует сирокко.
Швыряя шафранные факелы
С дворцовых пьедесталов,
Она горящею паклею
Седое ненастье хлестала.
Тому грядущему, быть ему
Или не быть ему?
Но медных макбетовых ведьм в дыму —
Видимо-невидимо.
Глушь доводила до бесчувствия
Дворы, дворы, дворы… И с них,
С их глухоты — с их захолустья,
Завязывалась ночь портних
(Иных и настоящих), прачек,
И спертых воплей караул,
Когда — с Канатчиковой дачи
Декабрь веревки вил, канатчик,
Из тел, и руки в дуги гнул,
Середь двора, когда посул
Свобод прошел, и в стане стачек
Стоял годами говор дул.
Снег тек с расстегнутых енотов,
С подмокших, слипшихся лисиц
На лед оконных переплетов
И часто на плечи жилиц.
Тупик, спускаясь, вел к реке,
И часто на одном коньке
К реке спускался вне себя
От счастья, что и он, дробя
Кавалерийским следом лед,
Как парные коньки, несет
К реке,- счастливый карапуз,
Счастливый тем, что лоск рейтуз
Приводит в ужас все вокруг,
Что все — таинственность, испуг,
И сокровенье,- и что там,
На старом месте старый шрам
Ноябрьских туч, что, приложив
К устам свой палец, полужив,
Стоит знакомый небосклон,
И тем, что за ночь вырос он.
В те дни, как от побоев слабый,
Пал на землю тупик. Исчез,
Сумел исчезнуть от масштаба
Разбастовавшихся небес.
Стояли тучи под ружьем
И, как в казармах батальоны,
Команды ждали. Нипочем
Стесненной стуже были стоны.
Любила снег ласкать пальба,
И улицы обыкновенно
Невинны были, как мольба,
Как святость — неприкосновенны.
Кавалерийские следы
Дробили льды. И эти льды
Перестилались снежным слоем
И вечной памятью героям
Стоял декабрь. Ряды окон,
Не освещенных в поздний час,
Имели вид сплошных попон
С прорезами для конских глаз.
Весна в Москве (Г. Шпаликов)
Мимозу продают у магазина,
Голуби в небе —
не знаю чьи,
И радужно сияют
от бензина
Лиловые
московские
ручьи.
Арбатский романс (Б. Окуджава)
Арбатского романса знакомое шитье,
к прогулкам в одиночестве пристрастье,
из чашки запотевшей счастливое питье
и женщины рассеянное «здрасьте»…
Не мучьтесь понапрасну: она ко мне добра.
Светло иль грустно — век почти что прожит.
Поверьте, эта дама из моего ребра,
и без меня она уже не может.
Бывали дни такие — гулял я молодой,
глаза глядели в небо голубое,
еще был не разменян мой первый золотой,
пылали розы, гордые собою.
Еще моя походка мне не была смешна,
еще подошвы не поотрывались,
за каждым поворотом, где музыка слышна,
какие мне удачи открывались!
Любовь такая штука: в ней так легко пропасть,
зарыться, закружиться, затеряться…
Нам всем знакома эта мучительная страсть,
поэтому нет смысла повторяться.
Не мучьтесь понапрасну: всему своя пора.
Траву взрастите — к осени сомнется.
Вы начали прогулку с арбатского двора,
к нему-то все, как видно, и вернется.
Была бы нам удача всегда из первых рун,
и как бы там ни холило, ни било,
в один прекрасный полдень оглянетесь вокруг,
и все при вас, целехонько, как было:
арбатского романса знакомое шитье,
к прогулкам в одиночестве пристрастье,
из чашки запотевшей счастливое питье
и женщины рассеянное «здрасьте»…
Весна (Б. Окуджава, короткий стих)
Весна, я с улицы, где тополь удивлен,
Где даль пугается, где дом упасть боится,
Где воздух синь, как узелок с бельем
У выписавшегося из больницы.
Где вечер пуст, как прерванный рассказ,
Оставленный звездой без продолженья
К недоуменью тысяч шумных глаз,
Бездонных и лишенных выраженья.
Былое нельзя воротить (Б. Окуджава)
Былое нельзя воротить, и печалиться не о чем,
у каждой эпохи свои подрастают леса…
А все-таки жаль, что нельзя с Александром Сергеичем
поужинать в «Яр» заскочить хоть на четверть часа.
Теперь нам не надо по улицам мыкаться ощупью.
Машины нас ждут, и ракеты уносят нас вдаль…
А все-таки жаль, что в Москве больше нету извозчиков,
хотя б одного, и не будет отныне… А жаль.
Я кланяюсь низко познания морю безбрежному,
разумный свой век, многоопытный век свой любя…
А все-таки жаль, что кумиры нам снятся по-прежнему
и мы до сих пор все холопами числим себя.
Победы свои мы ковали не зря и вынашивали,
мы все обрели: и надежную пристань, и свет…
А все-таки жаль — иногда над победами нашими
встают пьедесталы, которые выше побед.
Москва, ты не веришь слезам — это время проверило.
Железное мужество, сила и стойкость во всем…
Но если бы ты в наши слезы однажды поверила,
ни нам, ни тебе не пришлось бы грустить о былом.
Былое нельзя воротить… Выхожу я на улицу.
И вдруг замечаю: у самых Арбатских ворот
извозчик стоит, Александр Сергеич прогуливается…
Ах, нынче, наверное, что-нибудь произойдет.
Полночный троллейбус (Б. Окуджава)
Когда мне невмочь пересилить беду,
когда подступает отчаянье,
я в синий троллейбус сажусь на ходу,
в последний,
в случайный.
Полночный троллейбус, по улице мчи,
верши по бульварам круженье,
чтоб всех подобрать, потерпевших в ночи
крушенье,
крушенье.
Полночный троллейбус, мне дверь отвори!
Я знаю, как в зябкую полночь
твои пассажиры — матросы твои —
приходят
на помощь.
Я с ними не раз уходил от беды,
я к ним прикасался плечами…
Как много, представьте себе, доброты
в молчанье,
в молчанье.
Полночный троллейбус плывет по Москве,
Москва, как река, затухает,
и боль, что скворчонком стучала в виске,
стихает,
стихает.
Песенка об Арбате (Б. Окуджава)
Ты течешь, как река. Странное название!
И прозрачен асфальт, как в реке вода.
Ах, Арбат, мой Арбат,
ты — мое призвание.
Ты — и радость моя, и моя беда.
Пешеходы твои — люди невеликие,
каблуками стучат — по делам спешат.
Ах, Арбат, мой Арбат,
ты — моя религия,
мостовые твои подо мной лежат.
От любови твоей вовсе не излечишься,
сорок тысяч других мостовых любя.
Ах, Арбат, мой Арбат,
ты — мое отечество,
никогда до конца не пройти тебя.
Но вот уж близко (Пушкин, из Евгений Онегин)
Но вот уж близко. Перед ними
Уж белокаменной Москвы,
Как жар, крестами золотыми
Горят старинные главы.
Ах, братцы! как я был доволен,
Когда церквей и колоколен,
Садов, чертогов полукруг
Открылся предо мною вдруг!
Как часто в горестной разлуке,
В моей блуждающей судьбе,
Москва, я думал о тебе!
Москва… как много в этом звуке
Для сердца русского слилось!
Как много в нем отозвалось!
Стих о Москве (Сергей Есенин)
Издревле русский наш Парнас
Тянуло к незнакомым странам,
И больше всех лишь ты, Кавказ,
Звенел загадочным туманом.
Здесь Пушкин в чувственном огне
Слагал душой своей опальной:
«Не пой, красавица, при мне
Ты песен Грузии печальной».
И Лермонтов, тоску леча,
Нам рассказал про Азамата,
Как он за лошадь Казбича
Давал сестру заместо злата.
За грусть и жёлчь в своем лице
Кипенья желтых рек достоин,
Он, как поэт и офицер,
Был пулей друга успокоен.
И Грибоедов здесь зарыт,
Как наша дань персидской хмари,
В подножии большой горы
Он спит под плач зурны и тари.
А ныне я в твою безглядь
Пришел, не ведая причины:
Родной ли прах здесь обрыдать
Иль подсмотреть свой час кончины!
Мне все равно! Я полон дум
О них, ушедших и великих.
Их исцелял гортанный шум
Твоих долин и речек диких.
Они бежали от врагов
И от друзей сюда бежали,
Чтоб только слышать звон шагов
Да видеть с гор глухие дали.
И я от тех же зол и бед
Бежал, навек простясь с богемой,
Зане созрел во мне поэт
С большой эпическою темой.
Мне мил стихов российский жар.
Есть Маяковский, есть и кроме,
Но он, их главный штабс-маляр,
Поет о пробках в Моссельпроме.
И Клюев, ладожский дьячок,
Его стихи как телогрейка,
Но я их вслух вчера прочел —
И в клетке сдохла канарейка.
Других уж нечего считать,
Они под хладным солнцем зреют.
Бумаги даже замарать
И то, как надо, не умеют.
Прости, Кавказ, что я о них
Тебе промолвил ненароком,
Ты научи мой русских стих
Кизиловым струиться соком.
Чтоб, воротясь опять в Москву,
Я мог прекраснейшей поэмой
Забыть ненужную тоску
И не дружить вовек с богемой.
И чтоб одно в моей стране
Я мог твердить в свой час прощальный:
«Не пой, красавица, при мне
Ты песен Грузии печальной».
Да! Теперь — решено (С. Есенин)
Да! Теперь — решено. Без возврата
Я покинул родные поля.
Уж не будут листвою крылатой
Надо мною звенеть тополя.
Низкий дом без меня ссутулится,
Старый пёс мой давно издох.
На московских изогнутых улицах
Умереть, знать, судил мне Бог.
Я люблю этот город вязевый,
Пусть обрюзг он и пусть одрях.
Золотая дремотная Азия
Опочила на куполах.
А когда ночью светит месяц,
Когда светит… чёрт знает как!
Я иду, головою свесясь,
Переулком в знакомый кабак.
Шум и гам в этом логове жутком,
Но всю ночь напролёт, до зари,
Я читаю стихи проституткам
И с бандитами жарю спирт.
Сердце бьётся всё чаще и чаще,
И уж я говорю невпопад:
— Я такой же, как вы, пропащий,
Мне теперь не уйти назад.
Низкий дом без меня ссутулится,
Старый пёс мой давно издох.
На московских изогнутых улицах
Умереть, знать, судил мне Бог.
Семь холмов (стих М. Цветаевой)
Семь холмов — как семь колоколов!
На семи колоколах — колокольни.
Всех счётом — сорок сороков.
Колокольное семихолмие!
В колокольный я, во червонный день
Иоанна родилась Богослова.
Дом — пряник, а вокруг плетень
И церковки златоголовые.
И любила же, любила же я первый звон,
Как монашки потекут к обедне,
Вой в печке, и жаркий сон,
И знахарку с двора соседнего.
Провожай же меня весь московский сброд,
Юродивый, воровской, хлыстовский!
Поп, крепче позаткни мне рот
Колокольной землёй московскою!
У Кремля (В. Брюсов)
По снегу тень — зубцы и башни;
Кремль скрыл меня — орел крылом.
Но город-миф — мой мир домашний,
Мой кров, когда вне — бурелом.
С асфальтов Шпре, с Понтийских топей,
С камней, где докер к Темзе пал,
Из чащ чудес — земных утопий,—
Где глух Гоанго, нем Непал,
С лент мертвых рек Месопотамий,
Где солнце жжет людей, дремля,
Бессчетность глаз горит мечтами
К нам, к стенам Красного Кремля!
Там — ждут, те — в гневе, трепет — с теми;
Гул над землей метет молва…
И — зов над стоном, светоч в темень,—
С земли до звезд встает Москва!
А я, гость лет, я, постоялец
С путей веков, здесь дома я.
Полвека дум нас в цепь спаяли,
И искра есть в лучах — моя.
Здесь полнит память все шаги мне,
Здесь, в чуде, я — абориген,
И я храним, звук в чьем-то гимне,
Москва! в дыму твоих легенд!
Дремлет Москва (Брюсов В.)
Дремлет Москва, словно самка спящего страуса,
Грязные крылья по темной почве раскинуты,
Кругло-тяжелые веки безжизненно сдвинуты,
Тянется шея — беззвучная, черная Яуза.
Чуешь себя в африканской пустыне на роздыхе.
Чу! что за шум? не летят ли арабские всадники?
Нет! качая грузными крыльями в воздухе,
То приближаются хищные птицы — стервятники.
Падали запах знаком крылатым разбойникам,
Грозен голос близкого к жизни возмездия.
Встанешь, глядишь… а они все кружат над покойником,
В небе ж тропическом ярко сверкают созвездия.
С самолета (Анна Ахматова)
На сотни верст, на сотни миль,
На сотни километров
Лежала соль, шумел ковыль,
Чернели рощи кедров.
Как в первый раз я на нее,
На Родину, глядела.
Я знала: это все мое —
Душа моя и тело.
Белым камнем тот день отмечу,
Когда я о победе пела,
Когда я победе навстречу,
Обгоняя солнце, летела.
И весеннего аэродрома
Шелестит под ногой трава.
Дома, дома — ужели дома!
Как все ново и как знакомо,
И такая в сердце истома,
Сладко кружится голова…
В свежем грохоте майского грома —
Победительница Москва!
Домики старой Москвы (М. Цветаева)
Слава прабабушек томных,
Домики старой Москвы,
Из переулочков скромных
Все исчезаете вы,
Точно дворцы ледяные
По мановенью жезла.
Где потолки расписные,
До потолков зеркала?
Где клавесина аккорды,
Темные шторы в цветах,
Великолепные морды
На вековых воротах,
Кудри, склоненные к пяльцам,
Взгляды портретов в упор…
Странно постукивать пальцем
О деревянный забор!
Домики с знаком породы,
С видом ее сторожей,
Вас заменили уроды, —
Грузные, в шесть этажей.
Домовладельцы — их право!
И погибаете вы,
Томных прабабушек слава,
Домики старой Москвы.
В Москве (Иван Бунин)
Здесь, в старых переулках за Арбатом,
Совсем особый город… Вот и март.
И холодно и низко в мезонине,
Немало крыс, но по ночам — чудесно.
Днем — ростепель, капели, греет солнце,
А ночью подморозит, станет чисто,
Светло — и так похоже на Москву,
Старинную, далекую. Усядусь,
Огня не зажигая, возле окон,
Облитых лунным светом, и смотрю
На сад, на звезды редкие… Как нежно
Весной ночное небо! Как спокойна
Луна весною! Теплятся, как свечи,
Кресты на древней церковке. Сквозь ветви
В глубоком небе ласково сияют,
Как золотые кованые шлемы,
Головки мелких куполов…
Стих про Москву (Игорь Северянин)
Мой взор мечтанья оросили:
Вновь – там, за башнями Кремля, –
Неподражаемой России
Незаменимая земля.
В ней и убогое богато,
Полны значенья пустячки:
Княгиня старая с Арбата
Читает Фета сквозь очки…
А вот, к уютной церковушке
Подъехав в щегольском «купе»,
Кокотка оделяет кружки,
Своя в тоскующей толпе…
И ты, вечерняя прогулка
На тройке вдоль Москвы-реки!
Гранатного ли переулка
Радушные особняки…
И там, в одном из них, где стайка
Мечтаний замедляет лёт,
Московским солнышком хозяйка
Растапливает «невский лед»…
Мечты! вы – странницы босые,
Идущие через поля, –
Неповергаемой России
Неизменимая земля!
Голос Красной площади (Маяковский)
В радио
белой Европы
лезьте,
топот и ропот:
это
грозит Москва
мстить
за товарища
вам.
Слушайте
голос Рыкова —
народ его голос выковал —
стомиллионный народ
вам
«Берегись!»
орет.
В уши
наймита и барина
лезьте слова Бухарина.
Это
мильон партийцев
слился,
чтоб вам противиться.
Крой,
чтоб корона гудела,
рабоче-крестьянская двойка.
Закончим,
доделаем дело,
за которое —
пал Войков.
Александра (песня Юрия Вибзора)
Не сразу все устроилось,
Москва не сразу строилась,
Москва слезам не верила,
А верила любви.
Снегами запорошена,
Листвою заворожена,
Найдет тепло прохожему,
А деревцу — земли.
Александра, Александра,
Этот город — наш с тобою,
Стали мы его судьбою —
Ты вглядись в его лицо.
Чтобы ни было в начале,
Утолит он все печали.
Вот и стало обручальным
Нам Садовое Кольцо.
Москву рябины красили,
Дубы стояли князями,
Но не они, а ясени
Без спросу наросли.
Москва не зря надеется,
Что вся в листву оденется,
Москва найдет для деревца
Хоть краешек земли.
Александра, Александра,
Что там вьется перед нами?
Это ясень семенами
Кружит вальс над мостовой.
Ясень с видом деревенским
Приобщился к вальсам венским.
Он пробьется, Александра,
Он надышится Москвой.
Москва тревог не прятала,
Москва видала всякое,
Но беды все и горести
Склонялись перед ней.
Любовь Москвы не быстрая,
Но верная и чистая,
Поскольку материнская
Любовь других сильней.
Александра, Александра,
Этот город — наш с тобою,
Стали мы его судьбою —
Ты вглядись в его лицо.
Чтобы ни было в начале,
Утолит он все печали.
Вот и стало обручальным
Нам Садовое Кольцо.
Москва в декабре (Б. Пастернак)
Снится городу:
Bсе,
Чем кишит,
Исключая шпионства,
Озаренная даль,
Как на сыплющееся пшено,
Из окрестностей пресни
Летит
На трехгорное солнце,
И купается в просе,
И просится
На полотно.
Солнце смотрит в бинокль
И прислушивается
К орудьям,
Круглый день на закате
И круглые дни на виду.
Прудовая заря
Достигает
До пояса людям,
И не выше грудей
Баррикадные рампы во льду.
Беззаботные толпы
Снуют,
Как бульварные крали.
Сутки,
Круглые сутки
Работают
Поршни гульбы.
Ходят гибели ради
Глядеть пролетарского граля,
Шутят жизнью,
Смеются,
Шатают и валят столбы.
Вот отдельные сцены.
Аквариум.
Митинг.
О чем бы
Ни кричали внутри,
За сигарой сигару куря,
В вестибюле дуреет
Дружинник
С фитильною бомбой.
Трут во рту.
Он сосет эту дрянь,
Как запал фонаря.
И в чаду, за стеклом
Видит он:
Тротуар обезродел.
И еще видит он:
Расскакавшись
На снежном кругу,
Как с летящих ветвей,
Со стремян
И прямящихся седел,
Спешась, градом,
Как яблоки,
Прыгают
Куртки драгун.
На десятой сигаре,
Тряхнув театральною дверью,
Побледневший курильщик
Выходит
На воздух,
Во тьму.
Хорошо б отдышаться!
Бабах…
И — как лошади прерий —
Табуном,
Врассыпную —
И сразу легчает ему.
Шашки.
Бабьи платки.
Бакенбарды и морды вогулок.
Густо бредят костры.
Ну и кашу мороз заварил!
Гулко ухает в фидлерцев
Пушкой
Машков переулок.
Полтораста борцов
Против тьмы без числа и мерил.
После этого
Город
Пустеет дней на десять кряду.
Исчезает полиция.
Снег неисслежен и цел.
Кривизну мостовой
Выпрямляет
Прицел с баррикады.
Bымирает ходок
И редчает, как зубр, офицер.
Bсюду груды вагонов,
Завещанных конною тягой.
Электрический ток
Только с год
Протянул провода.
Но и этот, поныне
Судящийся с далью сутяга,
Для борьбы
Всю как есть
Отдает свою сеть без суда.
Десять дней, как палят
По миусским конюшням
Бутырки.
Здесь сжились с трескотней,
И в четверг,
Как смолкает пальба,
Взоры всех
Устремляются
Кверху,
Как к куполу цирка:
Небо в слухах,
В трапециях сети,
В трамвайных столбах.
Их — что туч.
Все черно.
Говорят о конце обороны.
Обыватель устал.
Неминуемо будет праветь.
“Мин и Риман”, —
Гремят
На заре
Переметы перрона,
И семеновский полк
Переводят на брестскую ветвь.
Значит, крышка?
Шабаш?
Это после боев, караулов
Ночью, стужей трескучей,
С винчестерами, вшестером?..
Перед ними бежал
И подошвы лизал
Переулок.
Рядом сад холодел,
Шелестя ледяным серебром.
Но пора и сбираться.
Смеркается.
Крепнет осада.
В обручах канонады
Сараи, как кольца, горят.
Как воронье гнездо,
Под деревья горящего сада
Сносит крышу со склада,
Кружась,
Бесноватый снаряд.
Понесло дураков!
Это надо ведь выдумать:
В баню!
Переждать бы смекнули.
Добро, коли баня цела.
Сунься за дверь — содом.
Небо гонится с визгом кабаньим
За сдуревшей землей.
Топот, ад, голошенье котла.
В свете зарева
Наспех
У прохорова на кухне
Двое бороды бреют.
Но делу бритьем не помочь.
Точно мыло под кистью,
Пожар
Наплывает и пухнет.
Как от искры,
Пылает
От имени Минова ночь.
Bсе забилось в подвалы.
Крепиться нет сил.
По заводам
Темный ропот растет.
Белый флаг набивают на жердь.
Кто ж пойдет к кровопийце?
Известно кому, — коноводам!
Топот, взвизги кабаньи, —
На улице верная смерть.
Ад дымит позади.
Пуль не слышно.
Лишь вьюги порханье
Бороздит тишину.
Даже жутко без зарев и пуль.
Но дымится шоссе,
И из вихря —
Казаки верхами.
Стой!
Расспросы и обыск,
И вдаль улетает патруль.
Было утро.
Простор
Открывался бежавшим героям.
Пресня стлалась пластом,
И, как смятый грозой березняк,
Роем бабьих платков
Мыла
Выступы конного строя
И сдавала
Смирителям
Старт даёт Москва (Николай Добронравов)
Старт даёт Москва,
Старт даёт Москва,
Старт даёт Москва,
Зовёт на старт наша Москва!
Самое мирное
Сраженье – спортивное.
Нет крепче оружья,
Чем верная дружба.
Всё будет отдано
Для радости Родины,
И крылья отваги
Окрепнут в атаке.
Самое мирное
Сраженье – спортивное.
Всё громче аккорды
Высоких рекордов.
Честно и молодо
Спортивное золото.
Плывут над планетой
Фанфары победы…
Старт даёт Москва,
Старт даёт Москва,
Старт даёт Москва,
Зовёт на старт наша Москва!
Люблю осеннюю Москву (Левитанский)
Люблю осеннюю Москву
в ее убранстве светлом,
когда утрами жгут листву,
опавшую под ветром.
Огромный медленный костер
над облетевшим садом
похож на стрельчатый костел
с обугленным фасадом.
А старый клен совсем поник,
стоит, печально горбясь…
Мне кажется, своя у них,
своя у листьев гордость.
Ну что с того, ну что с того,
что смяты и побиты!
В них есть немое торжество
предчувствия победы.
Они полягут в чернозем,
собой его удобрят,
но через много лет и зим
потомки их одобрят,
Слезу ненужную утрут,
и в юном трепетанье
вся неоправданность утрат
получит оправданье…
Парит, парит гусиный клин,
за тучей гуси стонут.
Горит, горит осенний клен,
золою листья станут.
Ветрами старый сад продут,
он расстается с летом..
А листья новые придут,
придут за теми следом.
Крымский мост (Римма Казакова)
Город мой вечерний,
город мой, Москва,
весь ты — как кочевье
с Крымского моста,
Убегает в водах
вдаль твое лицо.
Крутится без отдыха
в парке колесо.
Крутится полсвета
по тебе толпой.
Крутится планета
прямо под тобой.
И по грудь забрызган
звездным серебром
мост летящий Крымский —
мой ракетодром.
Вот стою, перила
грустно теребя.
Я уже привыкла
покидать тебя.
Все ношусь по свету я
и не устаю.
Лишь порой посетую
на судьбу свою.
Прокаленной дочерна
на ином огне,
как замужней дочери,
ты ответишь мне:
«Много или мало
счастья и любви,
сама выбирала,
а теперь — живи…»
Уезжаю снова.
Снова у виска
будет биться слово
странное «Москва».
И рассветом бодрым
где-нибудь в тайге
снова станет больно
от любви к тебе.
Снова все к разлуке,
снова неспроста —
сцепленные руки
Крымского моста.
Москва — большая деревня (Исаковский)
…И все слышней, и все напевней
Шумит полей родных простор,
Слывет Москва «большой деревней»
По деревням и до сих пор.
В Москве звенят такие ж песни,
Такие песни, как у нас;
В селе Оселье и на Пресне
Цветет один и тот же сказ.
Он, словно солнце над равниной,
Бросает в мир снопы лучей,
И сплелся в нем огонь рябины
С огнем московских кумачей.
Москва пробила все пороги
И по зеленому руслу
Ее широкие дороги
От стен Кремля текут к селу.
И оттого-то все напевней
Шумит полей родных простор,
Что в каждой маленькой деревне
Теперь московский кругозор.
Москва в столетьях не завянет
И не поникнит головой,
Но каждая деревня станет
Цветущей маленькой Москвой.
Москва (Я в первый раз в Москву приехал. Жигулин)
Я в первый раз в Москву приехал
Тринадцать лет тому назад
Мне в память врезан
Скорбной вехой
Тюрьмы облупленный фасад.
Солдат конвойных злые лица.
Тупик, похожий на загон…
Меня в любимую столицу
Привез «столыпинский» вагон.
Гремели кованые двери,
И кто-то плакал в тишине…
Москва!
«Москва слезам не верит»-
Пришли слова
На память мне.
Шел трудный год пятидесятый.
Я ел соленую треску.
И сквозь железные квадраты
Смотрел впервые на Москву.
За прутьями теснились кровли,
Какой-то склад,
Какой-то мост.
И вдалеке — как капли крови —
Огни родных кремлевских звезд.
Хотелось плакать от обиды.
Хватала за душу тоска.
Но, как и в древности забытой,
Слезам не верила Москва…
Текла безмолвная беседа…
Решетки прут пристыл к руке.
И я не спал.
И до рассвета
Смотрел на звезды вдалеке.
И стала вдруг родней и ближе
Москва в предутреннем дыму…
А через день
С гудком охрипшим
Ушел состав — на Колыму…
Я все прошел.
Я гордо мерил
Дороги, беды и года.
Москва —
Она слезам не верит.
И я не плакал
Никогда.
Но помню я
Квартал притихший,
Москву в те горькие часы.
И на холодных, синих крышах
Скупые
Капельки
Росы…
Над городом, отвергнутым Петром (Марина Цветаева)
Над городом, отвергнутым Петром,
Перекатился колокольный гром.
Гремучий опрокинулся прибой
Над женщиной, отвергнутой тобой.
Царю Петру и Вам, о царь, хвала!
Но выше вас, цари: колокола.
Пока они гремят из синевы —
Неоспоримо первенство Москвы.
— И целых сорок сороков церквей
Смеются над гордынею царей!
Прощанье (Владимир Маяковский)
В авто,
Последний франк разменяв.
— В котором часу на Марсель?—
Париж
Бежит,
Провожая меня,
Во всей
Невозможной красе.
Подступай
К глазам,
Разлуки жижа,
Сердце
Мне
Сантиментальностью расквась!
Я хотел бы
Жить
И умереть в Париже,
Если 6 не было
Такой земли —
Москва.
Повсюду вопли, стоны, крики (Кондратий Рылеев)
Повсюду вопли, стоны, крики,
Везде огонь иль дым густой.
Над белокаменной Москвой
Лишь временем Иван Великий
Сквозь огнь, сквозь дым и мрак ночной
Столпом огромным прорезался
И, в небесах блестя челом,
Во всем величии своем
Великой жертвой любовался
Рождество в Москве (Татьяна Ровицкая, короткий стих)
Замедлилось и время
И душа, какая есть.
И дивные метели
Замедлились, зальдились,
Отсвистели…
И у окна стою я, чуть дыша,
Большого города
Улавливая ритмы.
Каков он есть?
И что сулит он мне?
И звонами колокола налиты,
И Рождество проходит по земле.
Моя Москва (патриотичный стих, В. Лебедев-Кумач)
Утро красит нежным светом
Стены древнего Кремля,
Просыпается с рассветом
Вся Советская земля.
Холодок бежит за ворот,
Шум на улицах сильней.
С добрым утром, милый город, —
Сердце Родины моей!
Кипучая,
Могучая,
Никем непобедимая, —
Страна моя,
Москва моя —
Ты самая любимая!
Разгорелся день веселый,
Морем улицы шумят,
Из открытых окон школы
Слышны крики октябрят.
Май течет рекой нарядной
По широкой мостовой,
Льется песней необъятной
Над красавицей Москвой.
День уходит, и прохлада
Освежает и бодрит.
Отдохнувши от парада,
Город праздничный гудит.
Вот когда встречаться парам!
Говорлива и жива —
По садам и по бульварам
Растекается Москва.
Стала ночь на день похожей,
Море света над толпой.
Эй, товарищ! Эй, прохожий! —
С нами вместе песню пой!
Погляди, — поет и пляшет
Вся Советская страна…
Нет тебя светлей и краше,
Наша красная весна!
Голубой рассвет глядится
В тишину Москвы-реки,
И поют ночные птицы —
Паровозные гудки.
Бьют часы Кремлевской башни,
Гаснут звезды, тает тень…
До свиданья, день вчерашний,
Здравствуй, новый, светлый день!
Кипучая,
Могучая,
Никем непобедимая, —
Страна моя,
Москва моя —
Ты самая любимая!
Моя Москва (красивый стих М. Алигер)
Тополей влюбленное цветенье
вдоль по Ленинградскому шоссе…
Первое мое стихотворенье
на твоей газетной полосе…
Первый трепет, первое свиданье
в тихом переулочке твоем.
Первое и счастье и страданье.
Первых чувств неповторимый гром.
Первый сын, в твоем дому рожденный.
Первых испытаний седина.
Первый выстрел. Город затемненный.
Первая в судьбе моей война.
Выстояла, сводки принимая,
чутким сердцем слушая фронты.
Дождик… Кремль… Рассвет… Начало мая…
Для меня победа — это ты!
Если мы в разлуке, все мне снятся
флаг на башне, смелая звезда…
Восемьсот тебе иль восемнадцать —
ты из тех, кому не в счет года.
Над тобою облако — что парус.
Для тебя столетья — что моря.
Несоединимы ты и старость,
древний город — молодость моя!
Садовое кольцо (Геннадий Шпаликов)
Я вижу вас, я помню вас
И эту улицу ночную,
Когда повсюду свет погас,
А я по городу кочую.
Прощай, Садовое кольцо,
Я опускаюсь, опускаюсь
И на высокое крыльцо
Чужого дома поднимаюсь.
Чужие люди отворят
Чужие двери с недоверьем,
А мы отрежем и отмерим
И каждый вздох, и чуждый взгляд.
Прощай, Садовое кольцо,
Товарища родные плечи,
Я вижу строгое лицо,
Я слышу правильные речи.
А мы ни в чем не виноваты,
Мы постучались ночью к вам,
Как все бездомные солдаты,
Что просят крова по дворам.
Кремлевский сад (Александр Полежаев)
Люблю я позднею порой,
Когда умолкнет гул раскатный
И шум докучный городской,
Досуг невинный и приятный
Под сводом неба провождать;
Люблю задумчиво питать
Мои беспечные мечтанья
Вкруг стен кремлевских вековых,
Под тенью липок молодых
И пить весны очарованье
В ароматических цветах,
В красе аллей разнообразных,
В блестящих зеленью кустах.
Тогда, краса ленивцев праздных,
Один, не занятый никем,
Смотря и ничего не видя,
И, как султан, на лавке сидя,
Я созидаю свой эдем
В смешных и странных помышленьях.
Мечтаю, грежу как во сне,
Гуляю в выспренних селеньях —
На солнце, небе и луне;
Преображаюсь в полубога,
Сужу решительно и строго
Мирские бредни, целый мир,
Дарую счастье миллионам…
(Весы правдивые законам)
И между тем, пока мой пир
Воздушный, легкий и духовный
Приемлет всю свою красу,
И я себя перенесу
Гораздо дальше подмосковной, —
Плывя, как лебедь, в небесах,
Луна сребрит седые тучи;
Полночный ветер на кустах
Едва колышет лист зыбучий;
И в тишине вокруг меня
Мелькают тени проходящих,
Как тени пасмурного дня,
Как проблески огней блудящих.
Только (Константин Бальмонт, стих о любви к Москве)
Ни радости цветистого Каира,
Где по ночам напевен муэззин,
Ни Ява, где живет среди руин,
В Боро-Будур, Светильник Белый мира,
Ни Бенарес, где грозового пира
Желает Индра, мча огнистый клин
Средь тучевых лазоревых долин,—
Ни все места, где пела счастью лира,—
Ни Рим, где слава дней еще жива,
Ни имена, чей самый звук — услада,
Тень Мекки, и Дамаска, и Багдада,—
Мне не поют заветные слова,—
И мне в Париже ничего не надо,
Одно лишь слово нужно мне: Москва.
Советская Москва (В. Брюсов)
Все ж, наклонясь над пропастью,
В века заглянув, ты, учитель,
Не замрешь ли с возвышенной робостью,
И сердце не полней застучит ли?
Столетья слепят Фермопилами,
Зеркалами жгут Архимеда,
Восстают, хохоча, над стропилами
Notre-Dame безымянной химерой;
То чернеют ужасом Дантовым,
То Ариэлевой дрожат паутиной,
То стоят столбом адамантовым,
Где в огне Революции — гильотина.
Но глаза отврати: не заметить ли
Тебе — тот же блеск, здесь и ныне?
Века свой бег не замедлили,
Над светами светы иные.
Если люди в бессменном плаваньи,
Им нужен маяк на мачте!
Москва вторично в пламени, —
Свет от англичан до команчей!
Стародавняя Москва (Валерий Брюсов)
Нет тебе на свете равных,
Стародавняя Москва!
Блеском дней, вовеки славных,
Будешь ты всегда жива!
Град, что строил Долгорукий
Посреди глухих лесов,
Вознесли любовно внуки
Выше прочих городов!
Здесь Иван Васильич
Третий Иго рабства раздробил,
Здесь, за длинный ряд столетий,
Был источник наших сил.
Здесь нашла свою препону
Поляков надменных рать;
Здесь пришлось Наполеону
Зыбкость счастья разгадать.
Здесь как было, так и ныне –
Сердце всей Руси святой,
Здесь стоят ее святыни
За кремлевскою стеной!
Здесь пути перекрестились
Ото всех шести морей,
Здесь великие учились –
Верить родине своей!
Расширяясь, возрастая,
Вся в дворцах и вся в садах,
Ты стоишь, Москва святая,
На своих семи холмах.
Ты стоишь, сияя златом
Необъятных куполов,
Над Востоком и Закатом
Зыбля зов колоколов!
Над Москвой-рекой (А. Фатьянов)
Над Москвой-рекой
Звёзды светятся,
Хорошо б с тобой
Нынче встретиться.
Я б тебе сказал
Слово нежное,
Шли бы площадью
Мы Манежною.
Вышли б к Пушкину
Мы по Горького,
Там бы встретились
С ясной зорькою.
Показалось бы
Дивной сказкою
Нам с тобой шоссе
Ленинградское.
Если любишь ты,
Черноокая,
Мы очнулись бы
Только в Соколе.
Оказалась бы
Трасса длинная
Не длинней ничуть,
Чем Неглинная.
Москва, Москва!.. Люблю тебя как сын (М. Лермонтов)
Москва, Москва!.. Люблю тебя как сын,
Как русский, – сильно, пламенно и нежно!
Люблю священный блеск твоих седин
И этот Кремль зубчатый, безмятежный.
Напрасно думал чуждый властелин
С тобой, столетним русским великаном,
Померяться главою и – обманом
Тебя низвергнуть. Тщетно поражал
Тебя пришлец: ты вздрогнул – он упал!
Вселенная замолкла… Величавый,
Один ты жив, наследник нашей славы.
Я иду по Москве вдоль вечерней реки (Яков Белинский)
Я иду по Москве вдоль вечерней реки,
А кругом, где ни глянешь, горят огоньки.
Всюду светятся окна, как звёзды в ночи,
И за каждым, за каждым — друзья-москвичи.
Вот за тем собралася, быть может, семья,
А за этим окном веселятся друзья.
Молодой и задорный студенческий круг,
Слышны шутки и смех, льются песни подруг.
И за этим окошком — негаснущий свет:
Здесь, наверно, живёт мой товарищ-поэт,
Ищет ночь напролёт золотые слова —
Может, их завтра утром подхватит Москва!
А за этим, за этим неярким окном —
Милый профиль, тяжёлые косы венком
Той, которой сказать всё давно мне пора,
Той, чьё имя я молча твержу до утра.
Я иду по Москве — скоро будет рассвет.
Я слагаю все сердцем последний куплет.
Гаснут звёзды вокруг. Всё светлей синева.
С добрым утром, моя дорогая Москва!
Любимая Москва (Яков Белинский)
По утру только искры рассвета блестнут в синеве,
По полям, по мостам электрички бегут к Москве.
По утру в ясный радостный час у Москвы у реки
Запевают, как птицы, гудки.
Хороша столица на заре,
И весной, и в снежном серебре.
И по всей земле летит на крыльях молва
О тебе, Москва!
Светлым днём солнце льёт на столицу поток золотой.
Как хорош в золотистых лучах город наш родной!
Светлым днём на лице жизни краски как всегда горячи.
Строят счастье своё москвичи.
Стих о Москве (Татьяна Бек)
Не чертеж и не музей —
Ямы, перепады, ярусы.
Так
я вижу город сей
От ‘Ударника’ до Яузы!
Фабрика — и запах трав.
Храм — и простыни полощутся.
— У тебя негодный нрав:
Хаос и чересполосица.
Но зато свободный дух:
Мешанина непохожего…
Я из тыщи, я из двух
Вырву местного прохожего!
…Мне ли киснуть в кабале,
Если я такому городу
Не вода на киселе —
Дочь? И ученица смолоду.
— Ты тоску мою просей
Через бабушкино ситечко…
Так
я вижу город сей
И плевала на обидчика!
Осенняя весна (Василий Казин)
Мутна осенняя Москва:
И воздух, и прохожих лица,
И глаз оконных синева,
И каждой вывески страница,
И каждая полоса
На темени железном зданий,
И проволочные волоса,
Распущенные в тумане.
Осенняя Москва мутна.
Осенняя… И вдруг знамена!
И вспыхивает она,
И вспыхивает, удивлена,
Что — вот не видно небосклона,
А вон в руках кипит весна!
Придет, придет Москва (Муса Джалиль, короткий стих)
Придет, придет Москва! Нас вызволит Москва
Из темной ямы хищника-урода.
На красном знамени Москвы горят слова:
«Жизнь и свобода».
Город ночью прост и вечен (Давид Самойлов)
Город ночью прост и вечен,
Светит трепетный неон.
Где-то над Замоскворечьем
Низкий месяц наклонен.
Где-то новые районы,
Непочатые снега.
Там лишь месяц наклоненный
И не видно ни следа,
Ни прохожих. Спит столица,
В снег уткнувшись головой,
Окольцована, как птица,
Автострадой кольцевой.
Упоительно встать в ранний час (Александр Блок, короткий стих)
Упоительно встать в ранний час,
Легкий след на песке увидать.
Упоительно вспомнить тебя,
Что со мною ты, прелесть моя.
Я люблю тебя, панна моя,
Беззаботная юность моя,
И прозрачная нежность Кремля
В это утро — как прелесть твоя.
Москва послевоенная (Николай Глазгов)
Москва послевоенная.
Её себе представь:
Живут в ней повседневная
И праздничная явь.
Рассветная — занудная
От серой суеты,
Вечерняя — салютная —
Уводит в мир мечты.
Веселый ранец — Стихи о достопримечательностях Москвы
Утро в Александровском саду
Анатолий Бондарь
Александровский сад притуманен рассветом.
На Тверской предрассветной парфюма следы.
Как задумчиво тих Александровский летом,
Как он близок России в дни слав и беды.
В побледневшей ночи звёзд кремлёвских дозоры.
Непорочность пороков отсвечена в них,
Гордость светится в них и пылают позоры,
И солдатский огонь их мерцаньем проник.
Не стесняются слёз у огня ветераны.
Плит гранитных коллор — крови смесь и земли.
Здесь рождённые вихри растят ураганы,
Разрушая устои и строя кремли.
За кремлёвской стеной зарождается утро.
Александровский сад … по весне соловьи.
Начинается день величаво и мудро
И страну принимает в объятья свои.
Александровский Сад
Андрей Сиденко
Старый друг, Александровский Сад,
Изумруд в самом сердце Москвы,
Я всегда с тобой встретиться рад,
Отдохнуть в окруженье листвы.
По дорожкам твоим побродить,
В свои мысли, нырнув с головой,
На Манежную площадь пойти,
Любоваться вечерней Москвой.
И хоть люди гуляют вокруг,
Мы как будто с тобою вдвоем,
Александровский Сад, старый друг,
Ты всегда будешь в сердце моем.
Александровский сад
В.Вин
В предрассветной Москве
Под кремлёвской стеной
Александровский сад
Спит, объят тишиной,
По соседству Манеж снял свою паранджу,
В разноцветьи одежд я всю ночь проброжу.
Мною вечно любим, Александровский сад,
Я к тебе прихожу, как полвека назад,
Расцветает Москва, у Москвы юбилей,
А в тебе как всегда тишь старинных аллей.
Маршал Жуков в седле
Охраняет твой вход,
А в конце твоём створ
Боровицких ворот,
И в ночной тишине, как полвека назад,
На Кутафью глядит полусонный Арбат.
Мною вечно любим, Александровский сад,
Я к тебе прихожу, как полвека назад,
Пусть кругом суета и машины снуют,
А в тебе как всегда тишина и уют.
Здесь святая Звезда
И таинственный грот,
Снизу мчат поезда,
Сверху бродит народ,
Все, что в Лету ушло, не воротишь назад,
Мне с тобой хорошо, Александровский сад.
Мною вечно любим, Александровский сад,
Я к тебе прихожу, как полвека назад,
Манишь ты москвичей в тихий шепот листвы
Под созвездья ночей в самом центре Москвы.
Александровский сад
Ирина Путилова
Хожу по Александровскому саду,
Ворота блещут краской золотой!
Люблю его старинную ограду,
Расписанную тонкою резьбой.
Забуду здесь и беды и печали,
Обиды, городскую суету…
И с первыми весенними лучами
Приду сюда увидеть красоту…
Москва прекрасна в новом ярком платье,
Стоят деревья в сказочном цвету!
Хочу опять упасть в твои объятья,
Исполнить вновь заветную мечту…
Хожу по Александровскому саду,
Любуюсь нежной, молодой листвой.
Я так люблю вечернюю прохладу,
Душевный снова обрету покой…
В Александровском саду
Мария Вл Богомолова
А в Александровском саду цветут каштаны —
Весна вступила в полные права.
Не оттого ль негаданно-нежданно
На сердце поселилась маета?..
И полон воздух трепетных мечтаний —
Природа пробудилась ото сна;
Осталась навсегда воспоминаньем
Холодная московская зима.
Так тих и светел тёплый майский вечер,
Что шепчет мне безумные слова
И обнимает ласково за плечи,
Играючи сводя меня с ума.
Вот старый дуб — ему уже за двести,
Но даже он весною опьянён:
Как юный клён, весёлый и беспечный,
В берёзоньку без памяти влюблён.
Со Спасской башни слышен бой курантов,
Похожий на неровный сердца стук,
И бравые кремлёвские курсанты
С цветами на свидания бегут…
Присяду на знакомую скамейку
И серую ворону покормлю.
Она себя считает — ах, злодейка! —
Хозяйкой в Александровском саду.
Александровский сад
Светлана Клинушкина-Кутепова
В Александровский сад
вновь пришли наши деды…
Здесь награды звенят
в День Великой Победы!
Здесь, под древним Кремлём,
на посту ветераны —
рядом с Вечным Огнём
пламенеют тюльпаны!
Здесь повсюду цветы —
благодарность живущих
за спасенье мечты,
жизни новой и лучшей!
Здесь — великая грусть,
одинокая старость…
Обещали: «Вернусь!» —
а в бою не поднЯлись!
Здесь в молчанье идут
на огонь негасимый —
место памяти тут
защищавших Россию!
Александровский сад…
О войне помнят деды…
И награды звенят
в День Великой победы!
Прогулки по Москве. Александровский сад
Селена Пятакова
Рассеет солнце мягкий свет
Над золотыми куполами.
Сад Александровский в ответ
Рассыпет песнь свою стихами.
Кленовый яркий листопад
Ложится под ноги коврами.
Сад Александровский, ты рад
Спеть песню осени дождями.
Здесь вечной памяти огонь,
Здесь торжествует песнь Победы.
Горит негаснущая боль
И благодарность за рассветы,
Что мы встречаем в тишине,
Свободно дышим, любим, верим
За тех, погибших на войне.
Горит огонь, шумят аллеи.
Когда-то здесь была река —
Неглинка, у стены кремлёвской.,
И неприступна, высока
Стена была, и ров московский…
Исчезло всё. Бежит в земле,
В трубу запрятанная речка,
Посажен сад, и при царе
Гуляли пары здесь беспечно.
Руинный грот из белых плит,
Разбитых армией французов…
Он память прошлого хранит —
Пожар Москвы. И наш Кутузов
Наполеона гнал в Париж,
Чтоб никогда не смел он, грешный,
Смотреть с горы на сотни крыш
Москвы, не сдавшейся, мятежной.
Шумит московский листопад,
И листья падают устало,
Цветы пурпурные горят,
На лавочках народу мало.
Не здесь ли Маргариту ждал
Герой булгаковских романов?
Такой вот день легендой стал.
Когда-нибудь я по бульварам
Пройду на милый мой Арбат
И расскажу ему, краснея,
Как я люблю его. Звенят
И плачут листья по аллеям.
Красная площадь
Александр Моряков
Много писали и много спорили,
мнений немало, кого не спроси.
Красная площадь — это История
Древней Руси и Новой Руси.
Колоколами, ударами памяти
Спасская башня размеренно бьет.
Красная площадь — это памятник,
камень здесь стонет и даже поет.
Камни Истории долго не старятся,
смотрим на них уважая, любя.
Здесь бы подумать, а может покаяться.
Лобное место для казни себя.
Здесь не до шуток и шоуменства,
если душа начинает болеть.
Красная площадь — священное место,
чтоб с высоты на себя поглядеть.
Красная площадь
Анатолий Кравченко
Гудит напевный перезвон
Над башнями Кремля.
Плывёт народ со всех сторон:
Идёт в Москву Земля…
Такая площадь у неё
Одна, всего одна,
Как правда в мире лишь одна,
Как жизнь у нас одна…
Есть в каждом атоме ядро
И в каждой клетке есть.
И площадь Красная у нас
Одна, как сердце, есть…
И, может быть, всего один
За жизнь большую раз
По этой площади ходить
Судьба устроит нас…
Седые ели у стены
Чеканны и строги.
Морозом кованы они
В стальных тисках пурги…
Ветрами гибкость придана,
Подарен Солнцем рост.
Лишь им доверила страна
Высокий этот пост…
Гудит напевный перезвон
Над башнями Кремля…
Плывёт народ со всех сторон…
Идёт в Москву Земля…
На Лобном месте тишина
Анатолий Чигалейчик
В Москве напротив Спасской башни
Возникла «кафедра» давно,
Её назвали Лобным местом,
Тут всей истории России
Свершится было суждено.
Ещё до Куликовской битвы
Здесь люди Вече собирали,
И своё общее решенье
Князьям в то время предлагали.
Здесь Иоанн землёю клялся,
Народ свой русский защищать,
На Лобном месте самозванца,
Царём призвали величать.
Потом Отрепьева убили,
На Лобном месте положили,
А в руки маску вместе с дудкой,
Как знак презрения вложили.
Здесь Шуйского Царём избрали,
Потом его же тут прогнали,
А позже здесь на Лобном месте
Людей казнили, награждали,
И праздник Лазаря весенний
Тут пышно москвичи встречали.
День Лазаря и Крестный ход
Из Спасских праздничных ворот,
На ослике сам патриарх
Дары Спасителю везёт,
И все указы в государстве,
На этом месте оглашали.
Тут Пётр — стрельцов за бунт казнил,
И место Лобное надолго
Царь в место жути превратил,
Он головы стрельцов на кольях
Вкруг места Лобного вкопал,
Чтоб впредь никто не бунтовал.
И только при Петре втором
Раздался очищенья гром,
Все трупы с площади убрали,
И в чистом поле закопали.
На Лобном месте Салтычиху
Возвёл палач на эшафот,
Здесь приговор ей прочитали,
И тридцать лет в тюрьме подземной
Она без света проживёт.
При жизни Дарья Салтычиха
Сто тридцать крепостных сгубила,
И срок пожизненный средь женщин
Она впервые получила.
А в наши дни над Лобным местом,
Нависли тишь и благодать,
Здесь тени прошлого витают,
Здесь каждый может помечтать
О смысле жизни на земле,
Когда окажитесь в Москве!
Красная Площадь
Вирява
Огни вечерние Москвы
и лица, лица…
С текущей праздною толпой
нетрудно слиться,
В потоке оживлённом плыть,
а маяками
Сияют звёзды на Кремле —
Цель перед нами:
Страноприимный отчий дом,
Москва-столица.
На Площадь Красную идём —
за Русь молиться.
Исторический музей
Галина Горлова
На Красной площади Москвы
Есть Исторический музей.
Быть может, там бывали ВЫ?,
А если нет, тогда быстрей,
Читайте на моей странице
Я расскажу Вам кто в столице
Музей возвёл и что тут было
( Лишь только б память не отбило).
Здесь при Петре была аптека..
К ней расторопный граф Шувалов
Пристроил университет.
Здесь и стоял он много лет.
Но МГУ там стало тесно.
Перебрались в другое место.
В конце серебряного века
Святое место пустовало)
И археолог, граф Уваров.
Решил, что будет тут музей.
Красно кирпичный, в русском стиле.
Шервуду стройку поручили.
Монархов, графов и царей
В двадцатом веке упразднили.
Музей, с годами не старея
Стоит, хранит святую Русь
Недалеко от Мавзолея.
И я, конечно им горжусь.
Красная площадь…
Елена Константиновна Мочалова
Красная площадь. Память столетий.
Сколько видала она лихолетий…
Ехали шагом. Горели на плахе.
Вновь поднимали знамена монахи.
Лобное место. Казни и слезы,
И над знаменами яркие грезы.
Звон колокольный. Души людские.
Звезды на башне. Ели густые.
Спасская башня. Орлик двуглавый.
Ясное утро. Отечества слава.
Громкие песни. Парады победы
И революции прошлой беседы.
Над вечной святыней огонь полыхает.
Красная площадь об этом все знает.
Кремль сохранится, дождется свеченья.
Скоро уж будет благое знаменье…
Красная площадь
Иван Парамонов
Штыки сверкают над парнями,
чеканно грохают шаги.
И ели пьют себе корнями
самодержавные мозги.
И место казни атамана,
и торга шум, и циркачи,
и звуки труб и фортепьяно,
и тягачи, и скрипачи…
И это место — сердцевина,
оплот державного стила;,
твердыня, символ, пуповина;
знамёна, даты и тела!
Где всех парадов отпечатки
и все кровавые дела,
И гипермаркет вдоль брусчатки,
и золотые купола…
И палачи в рядок, и судьи,
и список доблестных имён!
И здесь гуляющие люди
из незаслуженных времён…
Россия. Москва. Красная площадь
Людмила Максимчук
Что, казалось бы, легче и проще,
Если праздника просит душа:
Приходите на Красную площадь,
Уж она-то — всегда хороша.
Столько здесь красоты и простора,
Столько воздуха и высоты,
Столько света от храмов, соборов!
А была… — островком суеты,
Китай-города малой частицей,
Где торговцев — несметная рать,
И, наверное, сердцем столицы
Эта площадь не думала стать.
Называлась когда-то Пожаром,
Торгом, Троицкой – чем ни была,
Но не тратила времени даром,
В ногу с призраком временем шла.
Глядь — уж прошлые беды остались
Грозной смутой за грозной стеной…
А на площадь обильно стекались
Стон и слезы страны крепостной.
Здесь казнили у Лобного места,
Здесь молились у Спасских ворот.
Здесь из плотного, сбитого теста
Становился наш русский народ.
Здесь — трибуна глашатаям царским
И царям, подчинённым судьбе…
Здесь подвижники Минин с Пожарским
Не дают нам забыть о себе.
Коль забудем — дела наши плохи!
Время рвётся вперёд… В суматохе,
То ползком, то скачком, то гурьбой
Тут сменялись миры и эпохи,
Оставляя Москву за собой,
Оставляя историю в лицах,
И готовясь к большому рывку.
…Летописцы листают страницы,
Исправляя за строчкой строку.
Не всегда, чтобы мирно и чинно
Получался дальнейший рассказ:
Что-то было не слишком картинно,
Что-то — вовсе — подальше бы с глаз…
Наконец, и рывок состоялся
(Летописец усердно старался
И вписал эти строчки углём) —
Красный флаг высоко развевался
И над площадью, и над Кремлём!
Пролетарского времени краски
Яркий цвет на показ извлекли:
Назначение площади Красной –
Стать ареной парадов Земли.
Площадь чистили, освобождали,
Открывая победным ветрам.
Хорошо, что ещё не взорвали
Знаменитый Василия храм,
Да и прочее… То, что осталось,
Что лежит у Кремля на виду,
Демонстрировалось, прилагалось
К этой площади! В первом ряду
Здесь вождём «застолбил» себя Ленин.
Здесь Гагарин поднялся до звёзд.
Здесь вставала страна на колени,
Понимаясь — в веках — в полный рост.
Здесь победа несла в сорок пятом
Своё знамя! Здесь радость и боль
Отпечатались в камне брусчатом,
Та победа вела за собой
Победителей прочих сражений…
Красной площади некогда спать.
Сколько праздников и представлений
Предстоит здесь — нельзя предсказать.
Что тут только ни происходило,
Протекая шумливой рекой;
Здесь и страшно, и весело было!
…Мне запомнилась площадь такой:
Лето; солнышко — над облаками;
Люди — группами, дети снуют,
Кто с экскурсией, кто-то с друзьями;
Улыбаются, шутят, поют,
Фотографии делают с ходу;
Иностранцев — не пересчитать.
Лица — добрые. Столько народу,
Что мой взор всех не может объять!
Это — здорово, это прекрасно:
Для меня — все родные они!
Я хочу, чтоб у площади
Красной Впереди были ясные дни.
Я надеюсь на это — так проще;
Так радеет, так просит душа.
Приходите на Красную площадь,
Эта площадь всегда хороша!
Куранты
Нахабинский
С недавних пор мне стал приятным,
Напевный грохот хрусталя —
Монументальный бой курантов,
Взлетающий от стен Кремля.
Не слышен он за два квартала,
Лишь в Новый Год — на всю страну.
Но под него страна вставала
И поднималась на войну.
Куранты старой Спасской башни,
Бельканто древнего Кремля,
Отмерен вами час вчерашний,
И мирно спит моя земля…
Красная Площадь
Павел Любимов Севастополь
Красная площадь — русский погост…
Воет по-волчьи московский норд-ост.
Рубиново светятся звезды в ночи…
Рядышком жертвы и их палачи.
Кирпичные стены и склепа гранит…
Сколько здесь тайн каждый камень хранит?
Место парадов, гуляний, и — плах…
По бронзе величия — патиной страх.
Храм, превращенный кем-то в музей…
Проникшийся духом времен ротозей.
И рядом совсем — Александровский сад,
Могила для всех неизвестных солдат,
Что пали за Русь в час смертельной беды.
Как их нескончаемо долги ряды…
Красная площадь
Рустам Гафуров
Красная площадь — начало страны,
Красная площадь — отвага войны.
В раннюю стужу чеканил парад,
Смело шагал за отрядом отряд!
В мире не знали столь грозных времен,
Дьявольской силой был враг наделён.
Красная площадь, ты била набат.
Красная площадь сплотила солдат!
Храбро сражались отчизны полки,
В битве с врагом засверкали штыки.
В смертном бою не устала рука,
Мощным ударом сразила врага!
Первого мая повергнут рейхстаг,
Взвился над миром как солнце наш флаг.
Поставлена точка в кровавой войне,
И маршал Победы на белом коне!
Красная площадь — победы парад,
Красная площадь — отрада солдат!
Красная площадь, ты сердце страны,
В Красную площадь мы все влюблены!
Прогулки по Москве. Лобное место
Селена Пятакова
О, площадь Красная! Как много
Видала на своём веку.
Вот место лобное, где строго
Указ читался, и ему
Внимал народ, сбегаясь к месту,
Всё принимая близко к сердцу.
Сейчас из мрамора ограда,
Ступеней несколько, и в круг
Монетку бросить… Так уж надо,
Так повелось. И сколько рук
Бросали мелочь, чтоб вернуться,
К старинной тайне прикоснуться
Душою, сердцем, вспомнить просто
Стрелецкий бунт. Здесь казни шли.
Вещали с лобного помоста
Указ царя. Года текли
И исчезали друг за другом,
Оставив место разным слухам.
Прогулки по Москве. Памятник Минину и Пожарскому
Селена Пятакова
Под куполом небесно-синим,
В сияньи солнечных лучей,
На главной площади России
Стою и думаю о ней.
Так много раз я здесь гуляла,
И праздник в сердце был всегда.
Что ни сказать о ней,- всё мало,
Она торжественно-проста.
Собор Покровский здесь и Минин
С Пожарским смотрят на народ.
Они спасли свою Россию,
Возглавив в смутный час* поход.
Величье русского народа,
Его свободная душа,
Борьба двенадцатого года*
Отлита в бронзе. Не спеша
Я опишу те дни стихами,
Как Минин князя звал на бой,
Как люди деньги собирали,
Чтоб скинуть шляхтичей долой.
Всем миром встали на защиту
Своей страдающей земли…
Те дни прошли,но не забыты:
Победу,славу обрели.
Смутный час — смутное время межцарствия. с 1598 по 1613 годы ознаменованный стихийными бедствиями, польско-шведской интервенцией.
Борьба двенадцатого года — 1612 год. ополчение 1612 года возглавил нижегородский земский староста Кузьма Минин, который пригласил для предводительства военными операциями князя Пожарского.
Прогулки по Москве. С Красной площади на Манежную
Селена Пятакова
Казанский храм остался справа,
Он был разрушен в те года,
Когда советская держава
Борьбу с религией вела.
Там были раньше автоматы,
Мы пили соки и ситро..,
Кто знал, что там стоял когда-то
Казанский храм. Стоял давно.
И вот, по божьему веленью,
На средства жителей простых,
Он восстановлен, и спасенью
Я посвящаю этот стих.
Пожарский, разогнав поляков,
Построил церковь у кремля,
И было это добрым знаком —
Свободна русская земля!
Мы в Воскресенские ворота
Пройдём и слева у стены
Часовня Иверская. Кто-то
Коснулся здесь родной земли.
Идут отсюда все дороги,
Отсчёт от точки нулевой.
На камне высечены строки,
И можно встать к нему спиной.
Монетку бросить на удачу,
Желанье загадать. И вот.
Стою у Иверской и плачу,
Бываю здесь я каждый год.
Здесь место для меня святое,
Здесь князь Романов, что поэт*,
Молился в царственном покое…
С тех пор прошло немало лет.
Как я люблю произведенья,
Что он когда-то написал.
В них сила есть и вдохновенье,
Любовь к России, русский нрав.
Князь Константин Романов, псевдоним К. Р. Внук Николая первого писал замечательные стихи. Многие его стихотворения отличались мелодичностью и были положены на музыку (самое известное — романс «Растворил я окно…» с музыкой П. И. Чайковского) Когда князь приезжал в Москву, всегда приходил в Иверскую часовню. Он умер в 1915 году, не дожив до тех страшных дней, когда его детей живыми бросили в шахту большевики по приказу Ленина.
Красная площадь
Серж Антонов
Стрельцов казнили здесь когда-то,
Вели торговые дела.
Отсюда в бой ушли солдаты,
И центром мира ты была.
Знавала царскую породу,
Наполеон огнём пленял.
Но обретая вновь свободу,
Народ тебя благословлял.
Историю страны творила,
Желанна другу и врагу.
От Балтики и до Курилов
Тебя я в сердце сберегу.
Кремля здесь в небо рвутся шпили,
Пожарский с Мининым гостят.
И те, тебя кто посетили
Сюда вернуться вновь хотят.
Храм Василия Блаженного
Татьяна Велесова
Церковного величья вовсе нет.
И купола — в пупырышку, в полоску,
Наивной детской сказки отголоски,
Дарующие радость столько лет.
Причудливых заглавий завитки
На кладке стен разбросаны узорно —
Задиристы, смешливы и легки —
Далёких душ рассыпанные зёрна.
О древний храм! Святому твоему
О творческом молюсь я изначалье.
…В иконописном дивном терему
Меня в тот век на царствие венчали.
Красная площадь
Титова Светлана Юрьевна
И над семью холмами величаво
Сверкаешь золотом монастырей своих
Царь-пушка и Царь-колокол венчают
Великолепие сокровищниц святых…
По Красной площади живым потоком
Проходят тысячи восторженных людей
Идут они, чтоб донести потомкам
Живой рассказ, Москва, о красоте твоей…
Идут со всех концов земного шара
Общаются они на разных языках
Но чудо разглядеть — не надо дара
Перед величием соборов мы — лишь прах…
Собор Казанской иконы Божией Матери
Улекса фон Лу
На Красной площади — Собор
Казанский, столь многострадальный,
Единство сил, врагам отпор —
России символ эпохальный.
О, сколько боли видел ты,
сам был подвергнут разрушенью,
Сегодня птицей с высоты
паришь на легком возвышеньи.
Раскрыты крылья, чувств порыв —
обнял ты для защиты землю!
Свечою луковка горит,
Страданьям Божья Матерь внемлет,
И Образ Светлый молит время.
Московский Кремль
Арсен Геодаков
Левый берег Москва-реки, сердце России,
Нулевой километр бесконечных дорог,
Словно в сказку вхожу: до чего же красиво!
Перед взором старинный стоит городок.
Над рекой возвышается древняя крепость,
Огорожена красной кирпичной стеной,
По периметру башни царапают небо,
Смотрят вдаль: не идёт ли на Русь кто войной?
А внутри этой дивной московской святыни
Православные храмы и чудо-дворцы
Простояли века, но живут и поныне,
Пронесли сквозь пожары и смуту кресты.
Чтобы тучей на нас не пошла вражья сила,
Чтобы не было горя и взрывов войны,
Полыхает огонь над солдатской могилой,
Славя доблесть защитников нашей страны.
Ярко светятся алые звёзды на башнях,
Бой курантов доносится издалека,
И по площади Красной торжественным маршем
В День Победы проходят России войска.
Кремль
Владимир Бордюгов
Кремль. Что морозы, что жара —
Студил, стоял, горел, но царствовал.
Звонил, качал колокола,
Историю страны вынашивал.
И краснозубая стена
Реки Москвы омыта водами,
Как долгожитель, времена
Хранит с орлами и под звёздами.
Хоть Сити штопором — насквозь
До неба, в облаках витийствует.
Одно всё: пред Иваном — гвоздь,
И сверху тайно подхалимствует.
Одних — вознёс, облюбовал,
И щедростью к себе заманивал,
Других — казнил, четвертовал,
Без малой жалости размалывал.
И тайной Вечного огня
Хранит великое молчание,
Солдатской поступью гремя,
От сорок первого — послание.
Московский кремль
Елена Новичкова
Московский кремль не устареет
Так совершенна его кладь.
Раструбы стен, вершины башен
Соединили мощь и стать.
Гордитесь дальние потомки
Трудами ваших праотцов.
Отсюда ваших рек истоки,
Что замыкаются в кольцо.
Где купола, как шлемы рати,
Как витязи идут в дозор,
Не зная выше благодати,
Чем сберегать родной простор.
И будь ты беден или знатен
Для всех единый здесь закон-
Чем выше царские полати-
Тем ниже Господу поклон.
Здесь наша крепость, наша сила!
Здесь нерушимая стена!
Ковчег души, где наша вера
Сакральной чашею полна.
Среди семи холмов московских
Восьмой — вершиной древних стен,
Где купола церквей кремлёвских,
Как на ладони держит Кремль.
Московский Кремль
Еремина Ирина
В золоте весеннего разлива
В ярких красках теплой синевы
Выступает, словно сказочное диво,
Самый древний памятник Москвы.
Четкость линий старины глубокой
Светит русской славой вековой,
Строгое спокойное величие
Бережет веками наш покой.
Мой народ, твое предназначенье,
Что идет из глубины седой
Сохранить, для будущих потомков
Древнюю историю живой.
Оружейная палата
Зыкова Элен
Коли в Кремль попасть мечтали
не забудьте вы тогда
Есть там комната с дарами,
рада вам она всегда
Оружейная палата
приглашает в гости вас.
Много разных экспонатов
удивить готовы нас.
Есть в ней шапка Мономаха,
Петра Первого костюм,
старорусские рубахи,
веера для дамских сум.
Есть сервиз графа Орлова,
яиц много Фаберже,
сабли, ружья и медали,
золото на витраже.
Золоченые кареты,
Государевый престол,
серебро, чем украшала
знать прием, на ужин стол.
Есть часы Екатерины.
её свадебный наряд,
та прошла особой юной
коронования обряд.
Обо всем так не расскажешь.
Нужно, чтоб ты видел сам.
Пригласи друзей туда же.
А я там был и буду там.
Царь-символы
Игорь Прикащев
Какие вещи только символами стали,
Но воплощен их главный замысел не был! —
Царь-пушка, из которой не стреляли,
Царь-колокол, который не звонил.
Теперь застыли навсегда на постаментах,
На них туристы с восхищением глядят!
Им не найти на целом свете конкурента,
Но разве этому их мастер был бы рад?
И разве для того в них вкладывали силы,
Производя отливку, нанося узор,
Чтоб жизнь бездейственная их навек застыла
И они символами были до сих пор?..
Калибр внушительный у пушки, ядра рядом —
Каких трудов, должно быть, ст;ит зарядить!
Но случай так и не представился… Их градом
Не суждено и впредь захватчиков накрыть!..
И кусок колокола, надо ж, откололся
До установки еще в церкви, и уже
Не услыхать звон, далеко что б разошелся…
Такой вот нереализованный сюжет!..
Как царский строй в итоге стал неэффективным,
Так и предметы все с приставкой гордой «царь»,
Считаясь чудом из чудес и дивом дивным,
Стоят всё там же, где поставили их встарь.
Стоят без дела, монументами лишь стали,
Хоть не для этого их мастер сотворил, —
Царь-пушку, из которой не стреляли,
Царь-колокол, который не звонил…
Московский Кремль
Ирина Бутримова
Московский Кремль, святыня наша,
Соборов древних купола,
От этих стен, старинных башен
И начинается Москва.
Седых веков осталась память
На стенах древнего Кремля,
Но кажется не властно время,
Когда мы смотрим на тебя.
Прекрасен вид неповторимый
Твоих соборов и дворцов.
Люблю тебя, Московский Кремль,
Творенье русских мастеров.
История Руси великой
Навеки связана с тобой,
И вся Москва и вся Россия
Единой связаны судьбой.
Кремль помнит множество событий
С седых веков до наших дней.
Здесь русской славы том великий
Написан судьбами людей
Здесь вся история России
Как из кирпичиков стена,
И так торжественно красиво
Всё озаряют купола.
Царь пушка как защиты символ
Стоит на площади Кремля
И недоступна вражьей силе
Вовек российская земля.
Седая шапка Мономаха,
Державы символ прошлых лет,
Хранит единство нашей веры,
Залог всех будущих побед.
Благословляют всю Россию
Иконы древнего Кремля.
Ты лучше всех на белом свете,
Россия , Родина моя!
И пусть всегда звучат над миром
И не померкнут никогда
Три самых главных русских слова:
Россия, Родина, Москва!
Соборы древнего Кремля…
Кирсанов Сергей Васильевич
Соборы древнего Кремля
Меня всецело занимают.
Что здесь священная земля,
Об этом только русский знает.
Войдя в Архангельский собор,
Царей увидев саркофаги.
Поймал как будто божий взор
В таинственном ареопаге.
Когда-то Бунин здесь стоял
В рассказе”Чистый Понедельник.”
Любви потухший идеал
Исчез, как праздничный сочельник.
Остался только яркий след,
Кометы призрачной мерцанье.
Увы, назад дороги нет,
Есть только тайное мечтанье.
Напрасно дифирамбы петь,
Судьба их разлучила злая.
Попала, будто рыба в сеть,
Любовь красивая, живая.
Здесь Бунина витает дух,
Переживая ту разлуку.
Он мне сказал как будто вслух
И протянул сухую руку.
А я, почувствовав ладонь,
Как будто все еще в надежде,
Услышал словно тихий стон,
А в храме было все как прежде.
Московский Кремль
Леонид Чернаков
Ты знаешь ли, что русская земля
Идёт от стен Московского Кремля?
В Кремле — начало всех начал страны.
Он огорожен с каждой стороны
Стеной высокой в десять с лишним сажень*,
И ровно двадцать богатырских башен
Стоят на страже испокон веков,
Главами-шлемами касаясь облаков.
Под ними наши прадеды и деды
Одерживали первые победы
На склонах Боровицкого холма,
Когда пыталась Вражеская «тьма»
Переломить могущество державы.
А ты, наследник русской славы,
Гордись Кремлём, гордись своей страной!
Запомни только, что никто иной
Не защитит её, как ты, как я, как он,
Чтобы спокойный колокольный звон
Над башнями кремлёвскими мог литься,
И добрым делом славилась столица!
*Сажень — мера длины, равная 2,13 м.
Московский кремль
Марина Давыдова
Крепость старая, кровавая,
Много бед перенесла
Чингисхана власть неправая
В плен народы угнала.
Много лет хранила Родину от напастей, чужаков.
Здесь хранится сердце Родины до скончания веков!
Ты от Рюрика, Романовых стать свою приобрела.
И с тобой Русь Православная загремела, расцвела!
Зашумели нивы тучные и украсилась земля.
Как тебя люблю я, Родина!
Незабвенная моя.
Царь-колокол
Надежда Дмитриева-Бон
Царь-колокол!
Ты символ православия святого,
По мощи, равных нет колоколов!
А голос твой, он не молчит,
Он с каждой церковной колокольни,
В колоколах больших и малых перезвоне,
Над матушкой Россией малиново звучит!
Царь-пушка
Надежда Дмитриева-Бон
Царь-пушка Великой державы,
Века над тобой пронеслись!
Пожарища, войны всё вынесла ты,
И мирною силой на страже стоишь!
Не меркнет Отечества слава!
«За веру и верность»
Сражался великий народ!
И память о том, никогда не умрёт!
Московский Кремль
Светлана Селезнева
В архивах летописей старых
Укрыто прошлое твоё,
Земля отцов страны державной,
России славная глава!
Москва! Средь башен златоглавых,
Церквей и красных стен Кремля,
Как сердце Родины священной,
Бьёт пульсом — жизнь стране неся!
Московский Кремль — веков свидетель,
Считал столетья не шутя,
Читал истории страницы,
Смотрел не раз войне в глаза.
Его пожары, разрушенья,
Лишенья власти на века,
Всё проходило как мгновенье,
Парад истории ведя.
Смотрел глазами красных башен
Многовекового Кремля
И слушал как чеканя в марше
Рядами шла судьбу творя!
Судьба Кремля неотделима
От судьб России и Москвы.
Москва историю вершила,
В Кремле — для всей большой страны.
От деревянного острога
И белокаменной Москвы,
И красных стен Кремля былого,
До современной красоты.
Менялся облик, шли столетья,
Сменялся строй государей
-На всё смотрел, всему свидетель
Московский Кремль — судьба страны!
Величие Московского Кремля…
Стас Бакаев
Блажен твой лик в лучах заката…
Святых даров полна земля.
Сияют отблесками злата,
Соборы древнего Кремля!
Царь — пушка стала величаво.
На страже Родины своей!
Здесь реет дух Победы! Славы!
Ее сынов и дочерей!
Величие Московского Кремля!
Истории Руси не тленный прах.
Даров святых, родимая земля,
Омытая рекою на семи холмах.
Здесь каждый камень веет стариной,
Великих смут блистательной России.
Здесь скрыто все за каменной стеной —
Смиренный русский дух и сила…
Твердыня гордая, правления боярства.
Свирепый нрав династии царей.
Здесь кузница истоков государства –
Начало возрождения России всей.
Прекрасен колокольный перезвон…
Он гордый и такой державный!
Здесь реет русский дух со всех сторон.
Здесь в воздухе парит Победа. Слава!
Молюсь тебе — родимая земля!
Колени преклоняю пред тобою.
Горжусь величием Московского Кремля!
Горжусь Россией я Святою!
Московский Кремль
Татьяна Лидзарь
Московский Кремль — творение свято,
возвышен прямо к небесам!
Орлы парили там когда-то,
сегодня звёзды вижу там.
В орнаменте традиций русских,
окрашены они, смотри!
Хранят историю искусства,
шедевром приняты в любви!
И манят многих светом блеска
златые купола церквей,
И рассыпают чистым плеском
свечение в душе твоей!
Охватывая храмы взором,
ищу священное внутри
И отзывается повтором —
Твори, твори, твори, твори!
Благоговея от святого,
я обновляюсь в чистоте
От рукотворного, простого,
величественного в красоте!
Навеяно веками людям,
что сила в вечном оживёт.
И в вечном — площадь Красной будет,
по ней в весну парад идёт!
И утро красит ярким светом
всё те же стены у Кремля
Куранты пробили с рассветом:
Проснись родимая земля!
Просторы, дали и долины,
равнины, горы и поля,
кусты багряные рябины —
всё это Родина моя!
Венчалась красота отныне
в людской душевной чистоте.
И растворилась в душе с ними,
отдав в любви красоты те.
Цветами зацветали груши
и веяло весной в садах.
И снова песня про Катюшу
звучала нежно на устах.
И отзывалась эхом где-то,
в просторах матушки-земли.
За широту люблю за эту,
за даль просторную в шири!
Смотрю на стены, башни, своды
и отзывается в груди:
Отчизна! Родина! Народы!
Благоговею от любви!
Храм Василия Блаженного
Юрий Сергеевич Макаров
Храм Василия Блаженного
Раньше звался Покрова,
Но царя распоряжением
Потерял на то права.
С покорением Казанского,
С Астраханским вкупе царств,
Стал он символом гражданского
Единенья государств.
Как Москва не сразу строилась,
Точно так и этот храм.
Башня в центр восьми пристроилась
После тех батальных драм.
На один фундамент вывели
Архитекторы — Барма,
Постник Яковлев без имени,
Чудо храма терема.
Симметрично размещённые,
Башни за руки взялись.
Как подруги разлучённые,
Вставши вкруг, к одной сошлись.
Башни–луковки обрядные
Все несхожи меж собой.
Словно девушки нарядные
Хоровод ведут гурьбой.
Храм Василия Блаженного,
Прежде званый Покрова,
По царёву уложению
Мощь России открывал.
Так стоит на Красной Площади,
Видный всем издалека,
В духе чистой непорочности
Этот храм уже века.
Патриаршие пруды
Алла Габрелян
Патриаршие пруды.
Серебрится гладь воды.
Мамы, дети, старики,
Сворой носятся щенки.
Голубей летает стая,
Воздух полон негой рая…
По спине удар ремня
Жжет пронзительней огня.
Время повернуло вспять,
Вижу, что нельзя объять…
Та аллея, та скамейка,
Разговор, толпа, беседка.
Верить Демону, не верить,
Мигом это не измерить.
Хохот, в чаше кровь. И крики…
Все пришли и все безлики…
Вздрогнув, резко обернулась,
На прохожего наткнулась.
На аллее день как прежде,
Люд на месте, и в одежде.
Жили — были, были — жили,
Эхо слышится молвы,
Как две женщины лишили
Берлиоза головы…
Патриаршие пруды
Андрей Осемар
На Малой Бронной не звонят трамваи,
и мать Сергея сном заснула вечным,
я разговаривать, как прежде, продолжаю
на улице с тем, кто мне не известен.
Зажглись огни, дробясь на глади пруда,
пролились тени в влажную траву,
с скамьи поднявшись, я уйду отсюда
и цепь судьбы с собою унесу.
Где та река, что станет нам последней
чертой, прервущей бренные дела?
мы планы строим, жадничаем лептой,
а Аннушка уж масло разлила.
Патриаршие пруды
Вадим Константинов 2
Элементы чертовщины!..
Что влекут нас
Беспричинно…
Словно им приписан некий
Магнетический
Заряд!..
И, похоже, души наши
На Прудах…
На Патриарших,
Подсознательно увидеть
Свиту Воланда
Хотят!..
Патриаршие пруды
Галина Лукас
Люди, лебеди и утки,
У зеркального пруда…
Здесь короткие минутки
Выливаются в года.
Манит люд сюда он разный,
Тишиной своих аллей,
Простотой совсем не праздной,
Переливами теней.
Мир Москвы седой и старой
Отражается в пруду.
Приобщиться с тайне славной
К Патриаршим я приду
Здесь увижу незабудки
Глаз влюбленных навсегда…
Люди, лебеди и утки
У зеркального пруда.
На Патриарших прудах
Ирина Крымова
И снова Патриаршие пруды
Напомнят вестью, призовут к себе.
Иду аллеей. Кроны лип густы,
Заснул фонарь старинный на столбе.
На глади изумрудных в ряби вод
Картиной отражения домов.
Плавучий в центре пруда домик-плот
И лебеди из сказочных миров.
От этих мест был начат жизни путь,
Из сердца старой каменной Москвы.
Пришла — и всколыхнула душу грусть,
И годы вспомнились родительской любви.
Трёхлетнюю себя осознаю:
Комочек в чёрной шубке меховой.
По лавочкам с лопаткою бегу.
«Снег, снег!» — рой кружится над головой.
Другие дети бегают вокруг,
Играют и гоняют голубей.
И пруд сзывает, как сзывает друг,
С окрестных переулков всех друзей.
Стремительно меняет за окном
Жизнь прошлого приметы на пути,
Но как же хорошо — есть пруд и дом,
По зову памяти могу сюда прийти.
Патриаршие пруды
Любовь Черм
Что? Патриаршьи снова мимо?
Теперь за проливным дождем
Их спрятала Москва глумливо,
Как вставший в позу мажордом.
Упрямо шлепаю по лужам
На Малой Бронной и Тверской.
На кой же черт мне пруд тот нужен?
Иду и думаю:
— На кой?
Зачем мне Козии болота?
Почуять запах старины?
Представить с рожками кого-то
На пике дьявольской игры?
Увидеть Левина и Кити?
(А впрочем, что я? То — зимой).
Услышать шепот «Проходите»
И стук копытцев за спиной?
—
Сбылись «мечтанья идиота»:
Сажусь на мокрую скамью
И вспоминаю Бегемота
И Маргаритино «люблю».
Уйду, довольная собою.
В кафе напротив заверну.
В душе щипала ранка с солью,
Теперь не щиплет. Почему?
Патриаршие пруды
Мария Вл Богомолова
Пойдём на Патриаршие пруды —
там, как обычно, правит безмятежность
средь суеты, и, будто неизбежность,
застыло время в зелени воды.
Москвы старинной тихий уголок,
овеянный сентябрьской прохладой —
как мало иногда для счастья надо,
нам на бегу бывает невдомёк.
А на пруду — блаженство и покой,
и под воду смешно ныряют утки.
Здесь лучшие сбываются минутки
из нашей жизни. Вольною строкой
на чистый лист ложится простота,
что в этом месте нас с тобой пленяет
и ярким светом души озаряет —
становится милее красота.
Пока хранит загадки старина,
мы к ним сюда приходим приобщиться,
а иногда — немного поучиться
тому, что знает только тишина.
И, может быть, под сенью старых лип
не выдумкой писателя, а правдой,
был разговор двоих — отнюдь не праздный,
в который вдруг вмешался странный тип…
Пойдём на Патриаршие пруды —
там, как обычно, правит безмятежность
средь суеты, и, будто неизбежность,
застыло время в зеркале воды.
На Патриарших
Ольга Бут
На Патриарших — тени и прохлада,
зеленой ряской стянута вода.
Кольцом Садовым тесная ограда —
кладбищенская пыльная гряда.
Из утренних — опять пенсионеры
и дворников карательный отряд —
поборники воинствующей веры,
метущие и всё и вся подряд…
А в летнем небе, как со дна колодца,
Видны и облака и синева,
И, кажется, Всевышний прикоснется
Ко лбу перстами. Хладными едва…
Патриаршие пруды
Павел Самбуров
Белый снег. Декабрь в силе
Год приблизился к могиле
Всюду лампочки горят
Фонари терзают небо
Так же тускло и нелепо,
Как и много лет назад
Темнота. Бесплотный призрак
На заснеженном карнизе
Безысходно смотрит вдаль
Люди парами блуждают,
Их уродства закрывает
Белоснежная вуаль —
И под ней они безличны.
Все спокойно — как обычно.
Утрамбованные льды
Ветер снегом застилает —
Никого не отражают
Патриаршие пруды
На Патриарших
Полонина Ирина
Есть что-то притягательное в парках.
Неприхотлив скамеечный уют.
На Патриарших лето, но не жарко,
Два лебедя с ладоней хлеб клюют.
И вечность где-то рядом — что ей годы,
Застывшие в кирпичной кладке стен
Особенных квартир, чьи окна — входы
В иного измеренья странный плен.
Но хоть давно не ходят здесь трамваи,
Слышны порой тревожные звонки,
И сам Мессир нам масло разливает
У турникета смыслу вопреки…
Патриарший пруд
Селена Пятакова
Бросает листья на дорогу осень,
Летят, шурша, прошедших дней мечты.
Отсчёт обратный: десять, девять, восемь,
Их скоро снег укроет до весны.
Иду вдоль пруда, поддаю ногами
Былую роскошь жарких летних дней.
Пруд Патриарший … вот он, перед нами —
Покрыт листвой, в нём пара лебедей…
Как я люблю осеннюю погоду;
Большие липы, домик на воде.
Здесь всё моё. Из детства через годы
Моя сторонка улыбнулась мне.
Я помню пруд, скамейки и дорожки,
И памятник Крылову в стороне,
Чуть липкие мохнатые серёжки,
Летевшие от тополя ко мне.
Весну и лето, осень, а за нею
Разгул зимы, и ёлку, и мороз,
Каток на Патриарших, и аллею,
Застывшую в гирляндах белых роз.
Всё это будет навсегда со мною,
И оттого мне радостно, когда
Иду вдоль пруда и шуршу листвою;
Мне светит детство ярко сквозь года.
Патриаршие пруды
Шишко Анна Александровна
Вечера. Подмосковные рощицы.
Тихий ветер, окутанный сном.
Стариной веют здешние улицы.
Тихий дом, теплый пруд под окном.
Дар природы — молчанье безбрежное:
Шумный город здесь замер давно.
Нежной музыкой скрипка мятежная
Открывает мне путь в век иной.
Представляется мне, как размеренно
Здесь шагает штабной офицер.
И писатель Булгаков уверенно
Создает новый мир из идей.
Сколько таинств хранят эти улицы,
Теплый пруд. Темный вечер без звезд.
Тихо шепчут мне здешние рощицы,
И таинственно скрипка поет…
О мечтах, о трагедиях, истинах,
Справедливости, лжи, о любви.
О неверии, страхе, сомнениях,
И о жизни, в преддверии мглы.
Через год, через век, сквозь столетия
Возвращаться я буду сюда.
Вновь садится на старую лестницу,
Слушать истины у пруда.
И бродить буду, слушать истории,
Что поет мне ветер веков.
И пойму, что прекрасней нет Родины,
Что Россией здесь каждой зовет.
На углу Патриарших
Юрий Сергеевич Макаров
На углу Патриарших прудов очень чистых,
А когда-то заброшенных Козьих болот,
Человечеству Воланд явился нечистый
И под ручку с Коровьевым Кот-Бегемот.
Не успела пролить ещё маслице Анна,
Как уже Берлиоз всё про смерть свою знал.
Не воззвал он в том споре учёном: “Осанна”!
Потому головой под трамвай и попал.
За убитого друга поэтом Иваном
Решено было долг по счетам оплатить.
Всё окончилось быстро больничным диваном:
Не позволили Ване врагам отомстить.
Чародей иностранец, решив самый важный
И по ныне насущный квартирный вопрос,
Отселил Лиходеева в Ялту тот час же,
Этим самым сумятицу в мысли привнёс.
Варьете переполнено: в нём представленье,
Как о том повествуют афиши в саду.
Конферанс безголовый уж канул в забвенье,
Ну, а зрители новых всё фокусов ждут.
Ничего не случилось с людьми за столетья,
Неизменна натура их с тех давних пор.
“Никого и из этих не буду жалеть я!”-
Воланд твёрдо решает, пришедшим в укор.
С потолка деньги сыплются снегом рекламы,
Распахнул вожделенные двери бутик.
Мышеловка захлопнулась: в ужасе дамы,
А мужчин вместо радости дёргает тик.
Между тем, продолжаются странные вещи
В той квартире, где Воланд с командой пропал.
Вместо ламп электрических вспыхнули свечи
И готовится чёрными силами бал.
Королевой согласна в нём стать Маргарита,
Ради Мастера только она и пришла.
Но нечистою силой любви карта бита
И жены инженера судьба решена.
Совершённая сделка с нечистою силой,
Закрепилась испитием крови вина.
И душа здесь убитого Магеля мило
В ад с собою гостями была забрана.
Бал закончился тем же, чем он и начался:
Вся нечистая сила исчезла в момент.
Вместе с ней растворилась тогда в одночасье
Маргарита, а в зале опять вспыхнул свет.
На углу Патриарших, затем Пионерских,
В духе времени названного так пруда,
Азазелло возник, приведя богомерзких
Чертенят обаятельных к нам без труда.
В государстве, где правила тёмная сила,
Где свобода и так находилась в цепях,
Чёрта Воланда скука смертельно взбесила,
Потому он покинул Москву второпях.
Нескучный сад — пейзажный парк в Москве, сохранившийся от дворянской усадьбы Нескучное. Расположен на правом берегу Москвы-реки, рассматривается как часть Парка культуры и отдыха им. Горького. Площадь — около 59,3 га.
Нескучный сад…
Александра Банникова
Нескучный сад моих мечтаний,
Я удобряю каждый день.
Хранитель всех моих желаний,
Хранитель всех моих идей…
Цветут так ярко и беспечно,
В густом саду мои мечты.
И жить они желают вечно,
Среди добра среди любви.
Ты приблудившая овечка,
В саду моем найдешь покой,
Течет свободно жизни речка,
В моих мечтах расклад такой…
В Нескучном саду
Белов Сергей Александрович
Безмятежность тенистых аллей.
Лип-красавиц густая прохлада.
Счастье летних безоблачных дней
На дорожках Нескучного сада.
Мы вдвоём по аллее идём,
Наслаждаясь красою природы.
Яркий зонтик раскрыв под дождём,
Мы смеёмся в плену непогоды.
Дождик быстро закончил свой путь.
Солнце яркое над головою.
Дышит свежей прохладою грудь.
Восхищаюсь июльской порою.
Безмятежность тенистых аллей.
Лип-красавиц густая прохлада.
Счастье летних безоблачных дней
На дорожках Нескучного сада.
В Саду Нескучном первые морозы…
Борис Прахов
Запорошило медными листами
Притихший парк за несколько минут…
Уже октябрь занёс над головами
Овец небесных свой пастуший кнут.
Они бредут безропотно, послушно,
Сбиваясь в серо-сизые гурты…
Скучает опустевший Сад Нескучный,
Стесняясь непривычной наготы…
Над городом ненастье распласталось,
И ветер словно замер налету,
Дождём московским погасить пытаясь
На липах обгоревшую фату…
Как жаль, что бабьелетний век недолог…
За каждый лист платил бы по рублю…
Мороз — наивный анестезиолог…
Ему ли знать, как я тебя люблю!
Нескучный сад
Владимир Ланин
Пребываю в зиме
Посреди снегопада
На забытой скамье
Средь Нескучного сада.
И в застывшие руки
Выдыхаю беззвучно
Слов замерзшие звуки:
«Мне не скучно, не скучно».
И ладони сжимая
До знакомого хруста,
Я уже понимаю,
Что не скучно, а пусто.
Октябрь в Нескучном саду
Елена Николаевна Егорова
1
Октябрь… Он так хорош в Нескучном,
Когда в лучах коротких дней
Аллеи кажутся длинней
В живом орнаменте теней
И кружеве полувоздушном
Листвы, изрядно поредевшей.
А клён, совсем недавно рдевший,
Уже наполовину наг,
Растерянно глядит в овраг,
Где плащ его осенний чудный
Лежит внизу ненужной грудой…
2
Солнце светит всё тише,
Но художник у пруда
Акварелью всё пишет
Золотые этюды.
Суетятся вороны,
На скамейке спит кошка.
Пары новых влюблённых
Разбрелись по дорожкам,
Где осенняя роскошь
Играм ветра послушна…
В октябре так хорош он,
Сад московский Нескучный…
Нескучный сад
Игорь Гладков
Нескучный сад, моё почтенье,
А вот и грот из валунов,
Печаль раздумий и сомнений,
Я разделить с тобой готов,
Нескучный сад, богат и красен,
Орловским домом и мостом,
С тобою я во всём согласен,
И в сложном,и совсем простом,
Нескучный сад, ты весь в морщинах,
Ты помнишь графов во дворцах,
Как эти смелые мужчины,
В тебя вросли в своих сердцах!
Нескучный сад
Инна Заславская
Нескучный сад,
Вхожу в твое названье,
Как под навесы сумрачного дня.
Нескучная страна Воспоминанья
Заманивает омутом меня.
Неслышный сад.
По травам бессловесным,
Сквозь голоса, умолкшие давно,
Спускаюсь к пруду, где в овале тесном
Немое отражается кино.
Неспешный сад.
Медлительно стекают
По листьям дорогие имена.
И дождь прощальный жест их повторяет,
И облики стирает пелена.
Утешный сад —
Все раны затянулись.
Аллеи милосердно к телу льнут.
Со мной опять моя подруга юность
И впереди — два мальчика бегут.
Нескучный сад
Клавдия Виноградова
В аллеях Нескучного сада
Рассыпаны гроздья огня,
Рябиновых ягод прохлада
Горчит на губах января.
Плывут облака снеговые
Над лёгким Стеклянным мостом,
И клёны прикрылись впервые
Не жёлтым,а белым зонтом.
Охотничий домик меняет
Осенний на зимний наряд,
И белка ручная взлетает
В неспешный ночной снегопад.
От снега печаль остывает,
Отходят заботы назад…
Отраду душе навевает
Нескучный любимый мой сад.
Нескучный Сад
Светлана Клинушкина-Кутепова
В Нескучном Саду — потаённые гроты,
беседки, фонтаны, кормушки для птиц…
В Нескушном Саду есть забытое что-то —
как будто бы запах истлевших страниц
ушедшего времени…
Запах эпохи,
давно пролетевшей над всем остальным!..
Но здесь он, под зелени долгие вздохи,
рекой и холмами надёжно храним!
Брожу, погружаясь в покой и прохладу…
Как запросто верится тут в чудеса!
В укромных аллеях Нескушного Сада
мне чудятся образы — и голоса…
Вот дама, с загадкой в кокетливом взоре,
любуется нежной игрою теней —
и некто в богато расшитом камзоле
свою треуголку склонил перед ней!
Им под ноги с ветки слетела голубка…
Сверкнул кавалер шаловливым глазком —
и тонкие пальчики пышную юбку
слегка приподняли над туфли мыском!..
Ах, мне б задержаться ещё не немножко
в том веке, в котором не буря, не шквал —
а чуть приоткрытая женская ножка
сражала героев былых наповал!..
Ах, кажется большего счастья не надо:
взбираясь наверх по пригоркам крутым,
бродить по аллеям Нескушного Сада —
и верить, что время не властно над ним!
Нескучный сад
Сергей Бозин
Садовое кольцо. Манеж. Арбат.
Так много шума, и так много прозы.
Мне больше нравится Нескучный сад,
Его осины и его березы.
Он дарит мне укромные места
И в жаркий день тенистые аллеи,
Вопросы вечные: «Что? Где? Когда?»,
Мои проекты и мои идеи.
В нем каждый шаг и каждый уголок
Невольно связан с тайной и загадкой:
То громко треснет под ногой сучок,
То чья-то тень появится украдкой.
Нежданный мостик, домик и овраг
Таятся в нем за частоколом веток.
Манят к себе влюбленных и бродяг
Колонны белые ротонд-беседок.
Они, гнездясь на склонах берегов,
Дают начало песни лебединой,
И грустных мыслей беспощадный зов
Бесследно тонет в радужных картинах.
Кто любит Сретенку, а кто Арбат,
Гирлянды фонарей, в витринах розы,
А я люблю тебя, Нескучный сад,
Твои осины и твои березы.
У памятника Пушкину в Москве
Анатолий Иванович Третьяков
Памятник поэту. У подножья
Можно и о времени забыть.
Никакой не надо подорожной,
Чтоб спокойно в прошлое отбыть,
Где буран — тому уж два столетья! —
Снегом вдруг в лицо швырнётся зло.
И ямщик, перебивая ветер,
Крикнет: «Коням, барин, тяжело!»
Барин — вот он — грустен и задумчив.
Вдалеке от невских берегов…
Проплывают над Москвою тучи,
Как года — и больше ничего!
Что поэту дым и гул машинный,
Что толпы идущей суета?
Помнит он кавказские вершины,
Но Казбека выше — пьедестал!
…Снова света у России нету,
Снова все дороги замело.
Вот и крикнуть я хочу поэту:
«Снова коням, барин, тяжело!»
О Пушкине на Тверской и не только…
Анатолий Цымбал
В летА космических потуг
Звезда алела величаво
И утверждала гордый дух:
В гербе Союза, как Державы.
Списали время. Вон!…Года…
Другие замыслы над нами.
Не покидает глаз звезда,
Мерцая грешными огнями.
И, зацепившись за края,
Орел над Русью раздвоился,
Здесь на копье живет змея —
Георгий как-то с этим сжился.
Лихой свободы колесо
Юлою вертится на мушке,
Задумавшись, на наше всё
Взирает вечно мудрый Пушкин.
Во взгляде бронзовый глагол,
Душа над домыслами бьётся…
Он доказал своим пером,
Что свет поэзии от Солнца.
И вся Россия на Тверской
В надрыве полного излома…
Поэт с поникшей головой
В цене из цветметаллолома.
Памятник Пушкину
Вадим Константинов
Он и теперь,
Стоящий в бронзе тут,
Смотря на разношёрстный
Этот люд,
Спешащий вечно
По делам куда-то
Рекой неистощимой
Вдоль Тверской —
Превыше всякой
Суеты мирской!..
И словно даже тень его
Крылата!..
На Пушкинской площади
Ирина Талых
В плаще внакидку, в туфлях узких
Наш Пушкин посреди Москвы
Стоит в задумчивости русской…
Наклон кудрявой головы…
Потомок царского арапа,
Певец изменчивой судьбы,
Перед толпой стоит без шляпы,
Глядит на суетность толпы.
Кому-то «век уже измерен»,
Пороки живы, льется кровь…
Но есть и то, во что он верил —
«И жизнь, и слезы, и любовь»!
Ему не стать седым, как прочим,
Черты лица его резки…
И два столетья — днем и ночью —
Читаем мы его стихи.
Читает русский и киргизец,
Тунгус, калмык и иудей…
Он, горькой участи счастливец,
Глаголом жжет сердца людей.
На Пушкинской
Олег Уральский 1
…И фонари четырехглавые
Как часовые величавые
Вас охраняют по углам —
Диагональным сторонам.
И Вы стоите как и прежде,
Даруя страждущим надежду —
Маяк для парочек влюбленных,
Что ожиданьем окрылены
Любви и радости. Подчас
Ее готовы лишний час
Прождать, любуясь вашим станом —
Курчавым, добрым великаном.
Да, Александр, вы народу
В веках прославили свободу
И милость к падшим и рабам.
Скажите, что осталось Вам?
2
Стоит портрет в 3D из бронзы.
Вокруг него венки и розы.
Лик фонарями осветлен
И головою наклонен —
Немой свидетель потрясений.
Пред ним стоял Сергей Есенин,
Как пред повесой хулиган
И как всегда немного пьян.
Пред Вами пир Москва давала,
К Вам выходила, бунтовала.
Вы — символ нации — поэт,
Прославивший на сотни лет
Страну царизма и террора,
Детоубийства и позора.
Ее судить я не берусь.
Да разве можно, это ж Русь! —
3
Страна несбыточных желаний,
Свод тайных знаков и посланий.
Таких поэтов родила!
…И большинство не сберегла.
А Вы стоите, как и прежде,
Даруя страждущим надежду.
Любуюсь я, Dieu me pardonne!
Как любовался князь Гвидон
Прекрасным островом Буяном.
А тот поэт, что часто пьяным
Шагал из баров на Тверской,
Все чаще, вспоминал с тоской
Ту Русь, что славилась хлебами
И благородными стихами
Ее на веки прославлял,
Прохожим радость доставлял.
4
Вы светлый путь ему венчали,
Он — Вам курчавыми речами
Свою погибель предрекал,
Ваш стан из бронзы воспевал.
И стихотворной партитурой
В век серебра литературы
Себя чеканил не щадя
На всех московских площадях.
И я, в тени кустов пред Вами,
Любуюсь Вашими стихами
Из букв, что сбоку кириллически
Блестят на солнце металлически.
А фонари четырехглавые,
Как часовые величавые
Вас охраняют по углам —
Диагональным сторонам.
5
Мне Ваш портрет в 3D из бронзы
Не удается видеть в прозе,
Но так приятно рядом с Вами
Болеть поэмами, стихами.
Быть Вас достойным гражданином
Не графом, а простолюдином
Не графоманом, а поэтом.
Его прошу и Вас об этом, —
Не заглуши в моем сознанье
Страсть любопытства и познаний!
Позволь до старости звенеть,
Стихи писать и песни петь.
И сохрани во мне преграды
Для вожделения награды.
А Музу я найду и сам
Как говорят, — «Сhercher La Femme»
В Третьяковке
Аркадий Кутилов
В Третьяковке мальчишка взглядом женщины скован,
удивлен и подавлен непонятной тоской…
Парень, прыгай в карету к «Неизвестной» Крамского!
Грозно ахнут копыта, и — подрамник пустой!
Кража, кража! Не кража! А любовная милость.
Долгожданная милость, из неволи побег…
Незнакомка ждала, Незнакомка томилась…
Ей был тесен, как гроб, девятнадцатый век!
В музее
Борис Межиборский
После Репина Не ждали
Был совсем другой типаж,
Левитановские дали,
Левитановский пейзаж,
Ах, как нежилась природа,
Проходя сквозь море ласк,
Эти трепетные воды,
Завораживали нас.
А потом, привлёк нас Шишкин,
Ощущал он нас нутром,
И резвились утром мишки
За сосновым за бором.
Мы как будто окосели
От этюдов и картин,
Мы ходили по музею
И пьянели все без вин.
Третьяковская галерея
Владимир Болтунов
Сегодня был я в Третьяковке,
Искусство кисти постигал,
Великих мастеров творенье
В себя я зрительно вбирал.
Все буйство красок, буйство мысли,
Они на холст перенесли
И сквозь года, и сквозь столетья,
В наш мир суетный донесли.
Глядя на красок мир прелестный,
Смотря на образы людей,
Нас посещает мир чудесный,
Нас вдохновляет мир идей.
Великая сила искусства
Владимир Гусев Тульский
Картины Третьяковской галлереи:
Веков, событий ярких череда…
Для наших душ распахнутые двери
В тот мир, что восхищает нас всегда.
Картины Айвазовского, Брюлова-
Жизнь на холсте Поэзии большой!
К их волшебству я припадаю снова
Своею очарованной душой.
Со мной картины говорят стихами:
Саврасов, Репин, Левитан, Перов…
Святого Духа чувствую дыханье,
Что вдохновляло наших мастеров.
Полотна Васнецова и Куинджи,-
Для русских душ — бесценный капитал,-
Становится понятней нам и ближе
Тот мир, в котором предок обитал.
Пейзажи городов. Но, всё же, чаще
То , чем прекрасна русская земля:
Уютных, тихих водоёмов чаши,
Берёзовые рощи и поля.
«Рожь» Шишкина нам с детских лет знакома,
Ведь это наша с вами сторона.
Лес Васнецовский,- возле водоёма
Сидит грустит Алёнушка одна.
Откуда на душе девчонки камень?
Как в омуте тону в печали глаз.
О чём грустит? Ей жить теперь веками!
Жить будет, и когда не будет нас!
2.
Любуюсь васнецовскою картиною.
Какой размах! Величие! Простор!
Ты сила богатырская, былинная,
Живёшь в народе нашем до сих пор.
Всегда нас донимали злые вороги,
О мире приходилось лишь мечтать,
И потому всегда нам очень дороги
Защитников российских мощь и стать!
Отвагой богатырской лица светятся,
Узнали страшных испытаний дни!
Не суждено им было в жизни встретиться,
Лишь на картине встретились они.
Который век стоят на страже бдительно
Российского народа сыновья,
Земли родимой ангелы — хранители:
Добрынюшка, Алёша и Илья!
Пред той картиной, как перед иконою,
Приходит чувство благости ко мне:
Русь славная, былинная, исконная.
В крови рождалась, плаче и огне.
Страниц немало в этой горькой повести.
Ты выдержала, Родина моя!
Тебя всегда своей спасали доблестью
Добрынюшка, Алёша и Илья!
3.
Погосты, деревенские дороги,
Волнует всё и душу бередит:
Вон тянут баржу бурлаки по Волге.
А там, в карете женщина сидит:
Картину с Незнакомой всякий знает:
Немножечко надменно, свысока
Таинственная дама, неземная
С улыбкою глядит через века.
Прекрасных женщин дивные портреты
От русской их душевности теплы:
Простых крестьянок, гордых дам из света.
О, как же были женщины милы!
Таких уже не встретишь женщин ныне,
Их с дивами не спутать наших дней:
У современных дам глаза иные,-
Они смелее стали и сильней!
4.
Мы в нашем детстве жили небогато,-
Зажиточных не сыщешь днём с огнём
Но в каждом доме был ковёр когда-то,-
Медведица с мишутками на нём:
В бору сосновом утро настаёт
На бархате стволов темнеет влага,
Туман ползёт холодный из оврага,
И робко птица первая поёт.
Пока что в полудрёме мир лесной.
Так, благостно, так сладко в царстве сонном!
Луч солнышка целует нежно кроны,
И пахнет удивительно сосной.
Давно не спят мишутки — шалуны,
Балуются, как маленькие дети,
Второй лишь год живут на белом свете.
Весь мир познать скорей спешат они.
На сломанную бурею сосну
Они, пыхтя, влезают, как на горку…
Медведица их охраняет зорко
И слушает лесную тишину.
Мне повезло, что в детстве раннем самом
Узнал великих мастеров уже,
Любил «бродить» полями и лесами,
Где было хорошо моей душе.
А Айвазовский звал меня штормами,
Звездою путеводною светил,
Проливами манил и островами
И парусами грозных бригантин…
Ещё не знал в те дни я , что когда-то
Мне предстоит от милых берегов
Уйти по серым водам Каттегата
В седую грусть Фарерских островов.
Во мне бурлили молодости силы,
Рождённые романтикой мечты.
Спасибо вам -художники России!
Учителя любви и красоты!
В Третьяковской галерее…
Елена Хомка
В Третьяковской галерее
Светит аура добра.
Красота в ней не тускнеет,
Не уходит в никуда,
В ней, порой, непостижимо
Раскрывается сюжет.
И любая здесь картина
Словно времени портрет.
Третьяковская галерея
В Замоскворечье дивный терем,
А в нём картинам счёту нет.
Здесь жил купец, душой эстет,
Искусству русскому был верен.
Предельно точным был в делах,
Мануфактурой ловко правил,
Перед собою цель поставил,
Создать музей, чтоб жил в веках.
Всю жизнь полотна собирал,
Имея безупречный вкус,
Художников он знал искус,
Им благородно помогал.
Построил чудо-галерею,
Её Москве он завещал,
В ней бесподобен каждый зал,
Коль не был там, иди скорее…
В Третьяковской галерее
Любовь Самойленко
Я в галерею Третьякова
С душевным трепетом вхожу,
Хоть Интернет, его основа,
С благоговением дрожу.
Портреты, графика, иконы,
Скульптурных замыслов обзор.
Свои порядки и законы,
Полотен древних разговор.
Здесь живописцы всего мира:
Смотрю полотна Бенуа…
Красиво солнечная лира
Преобразила все цвета.
Вот Суходольского «Прогулка»
Пейзажный фон ласкает взгляд,
И стуки сердца гулко-гулко,
И жизни той такой заряд.
А вот портрет «Петра II» —
Гляжу дыхание тая…
Чуть отойду и снова, снова
Царя чертам внимаю я.
Зовут Антропова картины.
Портрет «Княгини Трубецкой»,
Глаза, две томные маслины,
Горят в палитре вековой.
Грооф Георг. Его «Демидов».
Пред ним я голову склоню…
Стою с таким достойным видом —
Из Тулы я!.. Своих ценю!
Вот «Страшный суд» и рай, и ад.
Иконописец неизвестен…
В Иерусалимский верю сад
И сил небесных слышу вести.
Рублёва «Троицей» дивлюсь,
К себе притягивает взор.
Сеню Крестом, ещё вернусь.
Их тихий слышу разговор…
Сюжет Поленовой Елены
В туманной дымке рвётся ввысь.
Жар-птица. Миф. Но жар по венам
И поэтическая мысль.
Не час, не два, а все четыре
Я в Интернете провела…
Светлее стало в этом мире,
Палитра красок увлекла.
В Третьяковской галерее…
Михаил Пирогов
В Третьяковской галерее,
Где Жар-птица, как павлин.
И рыбак, словно Емеля,-
Пиросмани винный сплин.
Есть и «Вузовки» — Истомин,
Есть и Жилинский — «Портрет…»
Там все так, как мир устроен,
Как устроен нынче век.
Ничего не говорящий,
Цвета серого, как смок.
На Москве-реке стоящий
Зал, как терем-теремок.
Рядом парк-собранье статуй,
Разных взглядов и эпох.
Теплоход «Валерий Брюсов»,
На причале берегов.
Пассажиры и матросы,-
Ботик, шкипер, и штурвал.
Снежной памяти заносы,
И все это — Крымский вал.
Третьяковской галереи,
Где Жар-птица, как павлин.
Где рыбак, словно Емеля -,
Пиросмани винный сплин.
Таланта мир бездонный.
Третьяковская галерея
Ольга Скубеева
В Замоскворечье, в тихом переулке
Прекраснейшая галерея.
В душе чудесной лиры звуки
И красоту в душе лелеем.
Купец был Павел Третьяков
И основатель галереи.
Пройдет он сквозь гряду веков,
Искусством души нам согреет.
Пройдет он сквозь гряду веков,
Неся потомкам дар бесценный.
Бессмертный Павел Третьяков,
И он историей оценен.
Принес всем свет своей души
И галерею он создал.
И упоение в тиши
Он всем потомкам передал.
Он подарил всем лунный свет,
И красоту родной земли.
Искусства подарил расцвет.
Закат, пылающий вдали
Зажег нам несказанный свет,
Собрал все чудные мгновенья
И живописцев русских гений
В душе художник и поэт.
И благодарная Москва
Хранит сегодня русский гений,
Где столько света,мастерства,
Столько прекаснейших мгновений!
Пусть там Сикстинской нет мадонны,
«Джоконды» знаменитой нет,
Но есть таланта мир бездонный,
Русских художников там цвет!
Американцы, англичане!
Всем галерея хороша!
Всех в галерее мы встречаем,
Влечет всех русская душа.
Влечет всех русское искусство,
Все замирают, не дыша.
Столько прекраснейшего чувства!
Так галерея хороша!
От натюрморта до портрета,
И от иконы до панно
Искусство шлет души приветы,
Что богом русскому дано.
Мы снова красотою дышим,
Что шлет нам русская душа,
И от Рублева до Куинджи
Так галерея хороша!
Слепит нас гений Левитана,
Березки видим стройный стан,
И С КРАСОТОЮ НЕВИДАННОЙ
ВЕСЬ МИР КАРТИН ШЕДЕВРОМ СТАЛ!
(В этих стихах я хотела выразить чувство национальной гордости за наших русских художников и за все наше русское искусство)
Третьяковская галерея
Павел Титов 3
Зашёл однажды в галерею,
Среди картин стою…немею…
И даже выдохнуть не смею,
Взгляд невозможно отвести,
Не то, что дух перевести!
Здесь цвет российских мастеров
Представлен Шишкин и Перов,
Вот Мясоедов с Васнецовым,
Там Рерих, Врубель с Ивановым,
Куинджи, Нестеров, Серов,
Малевич есть и Вишняков…
Здесь Айвазовский и Матвеев,
И не понять уж, кто мощнее
Из всех представленных персон?
Я погрузился словно в сон…
«Демон сидящий» взирает с укором,
Портрет «Неизвестной» в раме с узором,
«Богатыри» от Васнецова,
А вот и«Тройка» кисти Перова…
Про «Черный квадрат» я буду молчать,
Мне раньше о нём приходилось вещать!
Картинный ряд перед глазами,
Не описать его словами…
Всё нужно видеть и понять
И лишь поняв, в себя принять!
Наполнить душу красотой,
Детей ведите за собой!
Третьяковская галерея
Стас Бакаев
Шедевры восхищают взоры!
И живописные холсты,
С лучами утренней Авроры,
Вновь оживают, как цветы.
И в Третьяковской галерее,
Великий русский дух и гений,
Что создал эти чудеса,
Оставил след на небесах!
Ах, эти чудные мгновенья,
Запечатлелись на холстах;
Игрою красок, светом, тенью,
Отточенного мастерства,
Душой художников и зодчих,
Где кистью на мольберт легли,
Былых столетий дни и ночи,
Великой Матушки — Руси!
Размышление
Татьяна Боженкова
Я вновь иду по Третьяковке,
Портреты выстроились в ряд:
Кипренский, Рокотов, Левицкий,
Скульптуры Шубина стоят.
С портретов гордо и надменно
Глядят князья, глядят цари,
А мы толпою неустанной,
В смятенье смотрим на черты,
На тех, кто мира был кумиром,
Кто диктовал: мир иль война.
Почти на всех портретах сумрак,
Убийства, казни, маета,
Иль глубина познанья мира-
Сомненья, поиски Христа.
Раздумья в них, как глыба, гиря,
Иль крест галгофский на века.
Лишь в дальнем зале на картинах
Малявин создал своих баб.
И в цвета крови сарафанах,
Веселье, хохот – буйный ряд.
Они несутся в дикой пляске,
Здоровье пышет от лица,
Но это созданная сказка
Советской жизни образца.
Все в нашей жизни ложно, грубо.
Когда ж настанет век златой?
И мы с Христом познаем чудо,
Возлюбит ближнего любой!
Третьяковке
Татьяна Голикова
Жду встречи с тобой терпеливо и кротко;
Всегдашняя радость нам в радость едва ли!
Минувшее время усталой походкой
Здесь бродит, помедлив в каком-нибудь зале.
Растрёпа-весна, грязноватые зимы..
А в зале другом — Васнецовские краски,
Пусть очень по-разному, все вы любимы,
Пришельцы из детства, из маминой сказки.
Коллекция судеб, загадочных взглядов..,
За что-то судьбой им подарена вечность,
Для нас же, потомков, — такая отрада!
Ну, дело привычки и вкуса, конечно…
В Третьяковской галерее
Юрий Краснокутский
Стою в картинной галерее,
Передо мною полотно,
Что душу русскую согреет,
Как будто тёплой пеленой.
Творенье кисти Васнецова:
Стоят в степи богатыри.
Я подходил к картине снова
И что-то ёкнуло внутри.
Илья, Алёша и Добрыня,
Они как символы Руси.
И каждый воин пост свой принял,
Их тронуть, Боже упаси.
У них все шлемы с острым верхом,
Как русских храмов купола.
Русь укреплялась с каждым веком,
И воевала, и жила.
Все порубежники лихие,
На разномастных лошадях,
Пришли в места совсем глухие,
Где никого не пощадят.
Ковыль под ветром гнётся низко,
Там половецкие следы.
Стрела зловещая со свистом
Доводит часто до беды.
Меч, булава, копьё и стрелы,
Да медный панцирь на груди.
И нужно быть не только смелым,
Пустите мудрость впереди.
Илья копьём коня Добрыни
От скорой схватки удержал.
Нет горше привкуса полыни
Без пользы вынутый кинжал.
Они сошли, краса и слава,
С далёких сказочных страниц.
Их порубежная застава,
Предтеча нынешних границ
У картины В. И. Сурикова Взятие снежного городка
Анатолий Иванович Третьяков
Вряд ли такое из памяти выбросишь:
Удаль сибирская, вишни-глаза!
Нынче и снега такого не выпросишь,
Как на холсте, — видно, Бог наказал!
Смех и азарт. И никто не в обиде.
Конь хоть лохмат, — не подвёл казака.
Словно и вправду я сам это видел —
Взятие снежного городка.
Даже к девахам подкатывал дуриком,
А красноярочки — кровь с молоком!
Кстати, Василий Иванович Суриков
Был с Третьяковым прекрасно знаком.
Брать городок. Всех конём опрокидывать. —
Жаль, не вернуть нам старинных утех!
Однофамильцу не грех позавидовать.
И земляком похвалиться не грех!
Третьяковская галерея
Виктор Коллегорский
АННА ИОАННОВНА
В пудовой рясе, как в кирасе,
Она стоит, как на матрасе,
Топча уж скоро триста лет
Парчой обтянутый паркет.
По-богатырски моложава,
В ручищах — скипетр и держава,
На лбу — короны малахай,
И шлейфа пыльный горностай.
ЕЛИЗАВЕТА
Она — как с глянцевой обложки:
На смело выпорхнувшей ножке —
Уж не башмак, а башмачок,
И в ручке — скипетра смычок.
ПЁТР III
Балетно вывернуты ноги,
В шелку — щелкунчика плечо…
Не странно ль — на большой дороге
Им представлялся Пугачёв.
Красный конь
Иволга 2
По картине К.Петрова-Водкина «Купание красного коня».
Вот гляжу и хмурю брови,
У художника спросить бы,
Густо-красный конь от крови,
Обагрившей всю Россию?
Здесь купанье, где-то битвы,
Потрясения, погромы,
Век жесток, остёр, как бритва,
Сыновей своих хоронит.
Конь для жертвы? Не похоже.
Полон силы, огневой он,
Жар такой, что дрожь по коже,
И седок совсем не воин.
Бьют подковы, сыпят искры,
Сквозь лазурь стремясь за грани,
Зверь храпит, а глаза выстрел
Дикой страстью так и ранит.
И вот-вот, швырнув с досады
Озерцо на берег тесный,
Красный конь и бледный всадник
За мечтой взлетят, за песней.
Аленушка
Наталья Тимашевская
картина А.Васнецова «Алёнушка»
На рябине грозди спелые,
Рядом темная вода.
Что же девица здесь делает?
Почему пришла сюда?
Закатилось красно солнышко,
Засыпает лес и луг,
Пригорюнилась Алёнушка,
Где же братец — милый друг?
Не развеять думы тайные,
Потемнела вся с лица,
И закапали печальные
Слёзы в воду озерца.
Только, что за наваждение,
Почему вода рябит?
Это чьё здесь отражение,
Кто козлёночком глядит?
Явление длиною в двадцать лет…
Репин В.
(А.А.Иванов «Явление Христа народу»
Явление длиною в двадцать лет.
Состав героев строг и неизменен.
Сценарий — нов, насколько нов Завет,
И в наши дни из прошлого нацелен.
Эскизов горы, выбор типажей,
Опять эскиз, оттенки колорита…
Пейзажа поиск в мире миражей,
Года идут, а тема не раскрыта.
Не оставлять палитры и кистей!
На полотне не может быть изъянов.
И выше богомазов всех мастей
Один, с простой фамилией — Иванов.
Храм Василия Блаженного
Александр Евгеньевич Гаврюшкин
С моста над Москвою-рекою
Нам виден Васильевский спуск.
Там храм, возвышаясь горою,
Стоит, не стряхнув снежный груз…
Тот груз пусть совсем символичен —
Украсил зимой купола.
Ведь храм красотою отличен,
Зря снег мать зима намела…
Вам скажет любой очевидец,
Что время не властно над ним.
Василий Блаженный — провидец,
Хранит его светом своим…
ВАСИЛИЙ БЛАЖЕННЫЙ — юродивый Москвы (1469-1552/1557). Память о нём отмечается 2 (23) августа. Царь Иван Васильевич Грозный чтил и боялся В. Б. «яко провидца сердец и мыслей человеческах». Проведя 72 года в подвиге юродства, блаженный Василий скончался 2 августа 1557 г. в возрасте 88 лет. Его тело было погребено в приделе Троицкого храма, который вместе с Собором Покрова «что на рву» стал в народе именоваться храмом Василия Блаженного.
Покровский собор
Анатолий Чигалейчик
Из глубины веков минувших
До нас дошёл красавец храм,
Свидетель царских коронаций
Жестоких битв и многих драм.
Здесь рядом Минину с Пожарским
Воздвигнул памятник народ,
Тут Кремль и площадь с древним храмом,
Седой историей живет.
Победу над Казанским ханством
Прекрасный храм обозначает,
Он славу русского народа
Цветными главками венчает.
Собор имеет десять храмов,
Все в знак решительных побед,
Царя Ивана над Казанью,
И Царь исполнил свой обет.
Собор в Москве на рву построен,
В День Покрова был освящён,
И в честь события такого,
Собор Покровским наречён.
Потом Василием Блаженным,
Народ собор стал называть,
За то, что праведник Блаженный,
Судьбу мог людям предсказать.
И этот памятник прекрасный
Чуть атеисты не снесли,
Но люди за собор молились,
И храм молитвами спасли!
Собор Покровский — символ славы,
России гордость и оплот,
На Красной площади столицы,
Народ на подвиги зовёт.
Храм Василия Блаженного Покровский собор
Вадим Константинов 2
Дивный этот собор
С целым сонмом
Его куполов,
Что стоит до сих пор,
Хоть построен
Ещё был
При Грозном,
Благолепей
Самой Красоты!..
Оттого ль,
Что веков
Отпечаток на нём
Сохранился, насколько
Возможно…
И правдивей,
Чем Правда сама!..
Оттого ль,
Что несёт
Завершённость и строгость
В себе, на манер
Фанз и пагод…
Коль напишут об этом
Стихи, вместо рифм
И литот
Эти луковки
И купола разноцветные
Лягут!..
—
Красота, что потом
Повториться уже
Не должна…
Слишком многое той
Красоте даровалось
В начале!..
И глядит на меня…
Точно ждёт восхищенья
Она!..
Лишь за то, что её
Хоть пытались,
Но не развенчали!..
Собор Василия Блаженного
Галина Валентиновна Орехова
Собор Василия Блаженного в Москве
Притягивает взоры куполами,
Стоит он на виду во всей красе
У Спасской башни с звонкими часами.
Храм прославления Руси, ее побед,
Остался цел для нас и невредимым
И несмотря, что претерпел немало бед,
Стал местом поклонения любимым.
Великолепие узоров расписных
Творением искусным впечатляет,
У входов внутренних, кирпичных и резных
История столетий оживает.
Здесь атмосфера святости царит,
Повсюду благодать с икон исходит.
Сам чудотворец возле стен лежит
И каждый утешение находит.
Столицы символ ,памятник и гордость!
Сокровище! И равных нет ему!
В нем связь времен, единство веры ,твердость.
Он оберег народу своему !
Собор Василия Блаженного
Галина Горлова 1
Иван IV й в честь сражения,
И в честь победы над Казанью
Распорядился: быть тут Храму!
Спасибо Грозному Ивану!
Спасибо Постнику и Барме
Они трудились в этом храме.
Любуемся им я и вы.
Визитной карточкой Москвы
Стал Храм Василия Блаженного
Или церквушка Покрова
След милой древности — Москва!
Старинный храм у стен кремлёвских,
Наверняка бы был снесён,
Но архитектор Барановский…
Талантливый градостроитель!
Восстал. И храм был им спасён!!!
Отреставрировал обитель!
Собор Блаженного Василия-
В нём дух победы! Дух всесилия!
* Собор Василия Блаженного был построен в 1555-1561 г. Постником и Бармой (по некоторым предположениям, одно и то же лицо) в ознаменование покорения Казанского ханства.
Собор Василия Блаженного
Елка
Собор Василия Блаженного,
Иначе — Спаса на крови…
Рябина с кистями нетленными,
В которых огонек зари…
Собор Василия Блаженного
Стремится к белым облакам,
Колоколов звуки душевные
Даруя легким ветеркам.
И звон тот в водах отражается
Красавицы Москвы-реки…
И вечность в сказку погружается,
Стирая дни, слова, шаги…
Покровский собор
Кирсанов Сергей Васильевич
Когда я вижу чудо в камне,
Моя волнуется душа.
Любуясь этим храмом славным,
Иду вокруг я не спеша.
Здесь за смешеньем разных стилей
Любовь к Отечеству видна.
В такой художественной силе
Фантазия воплощена!
Стоял как громом пораженный
Жестокий деспот, царь Иван,
И, красотою вдохновленный,
Задумал совершить обман.
Он, вместо золота и денег,
Творцов великих ослепил,
Которые не знали лени
И выбивались тут из сил.
Однако Постника и Барму
Сегодня так же чтит народ,
Безропотно принявших карму,
Какая выпала в тот год.
Они, наверняка, у Бога,
Но плохо кончил царь Иван,
Грешил который очень много,
Прославившись средь разных стран.
Угодных Богу он отринул,
И тут же с ним беда стряслась.
Убил в порыве гнева сына —
Династия оборвалась.
В России воцарилась смута,
Был страшный голод, стыд и срам.
Народ, раздетый и разутый,
Скитался жалко по холмам.
Кругом разбойники бродили,
Украл корону Годунов.
Как будто Бога прогневили,
И полилась повсюду кровь.
На площади стоит, как светоч,
Покровский вычурный собор.
Красивое творенье это
Москву украсило с тех пор.
И я теперь хожу любуясь,
Приятно мне смотреть на храм.
Душа, от красоты волнуясь,
Как будто воспаряет там!
Собор Василия Блаженного
Марина Белопольская
На обочине площади Красной
Появился в означенный срок
Дорогой, необычный, прекрасный
Храм, похожий на дивный цветок.
Не из сказов уральских Бажова,
Зодчий Барма его сотворил…
Богородицы-Мати Покрову
Храмоздатель его посвятил.
Был заложен в честь взятья Казани,
По приказу Царя возведен…
Кто мог думать, что храм этот станет
Для Василья-блаженного дом.
Девять глав — лепестков разноцветных,
Все особны, чудны, странны…
«Церковь каменна» — на столетья —
Стала символом нашей страны.
Двуединство — красы и силы…
(Хоть стоит он у самого р в а) —
Это сердце твое, Россия!
Это гордость твоя, Москва!
Василий Блаженный
Наталия Таран 2
Если город с историей длинной,
Ну такой, например, как Москва,
То прислушайся к были старинной-
Голос времени слышен едва.
Там народ подвергался мытарствам
От своих и от внешних врагов,
Грозный царь управлял государством,
Много зверств совершил и грехов.
И опричники лихо творили,
В страхе трясся московский народ,
Ни простых, ни бояр не щадили,
Плаха, знали, кого-то найдёт.
Был один лишь юродивый странный,
И в морозы нагим он ходил,
Но молитвы творил неустанно,
Правду всю он царю говорил.
Назывался Василий Блаженный,
Знал он в рай потаённую дверь,
Предсказанья его неизменно
Исполнялись, хоть верь, хоть не верь.
Страхи ночью царя посещали,
Он замаливал тщетно грехи,
А Блаженного все почитали
Хоть к словам его были глухи.
А когда мудреца хоронили,
Государь как святому воздал-
Долго был на заветной могиле,
Чин высокий его отпевал.
Схоронили святого в том храме,
Что стоял недалёко от рва,
Обдуваем был всеми ветрами,
Богородицы храм Покрова.
А потом прирастал храм церквями,
По одной за успехи в бою,
Все с отдельными были дверями
Эти восемь церквей на краю.
Приглашён был строитель-художник,
Назывался он Постник Иван,
Стал он дерзости царской заложник,
Был в стараниях честен и рьян.
День и ночь бушевала там стройка,
Беспокоя громаду Кремля,
Шесть годин Постник выдержал стойко,
Удивилась творенью Земля!
Получился Собор-загляденье-
На фундаменте девять церквей,
И украшены без исключенья
Все мозаикой из кирпичей!
Царь Иван полюбил Храм нарядный,
Красотой поражавший своей,
Ослепил мастеров, беспощадный,
Чтоб не строили лучше церквей!
Храм стоит пять веков над рекою,
Русской силой и духом храним,
Поражает своей красотою,
И историей, связанной с ним.
О соборе Василия Блаженного
Николай Виноградов 6
…И чтобы не было на свете
Второго чуда из чудес —
Его творцы — народа дети —
Ослеплены… С глазами, без…
Расцвел цветок у нас на Красной
И нет такого боле… Нет!
Творить красу… пусть и опасно,
Но лепоте на Красной БЫТЬ!!!
Василий Блаженный
Ольга Забирова
Из цикла «МОСКВА. ФОТОАЛЬБОМ».
Пеленали бродяг,
Вифлеемских младенцев;
Вековыми тенями
Сквозила Москва.
Проносились крылА
Над Васильем Блаженным:
Может — лебедь парИла,
А может — сова…
Азазелло летел
В чернокнижной хламиде,
Каучуковой плотью
Упружила тьма.
Приземлялся дракон
На чужой пирамиде…
В тот же час — на Тверской
Загорались домА.
Примеряя глазурь,
Как расписанный пряник, —
Очарованным сфинксом
Лежала Москва;
И пестрела столица
Узором мозаик,
И эклектикой мифа
Пластались слова.
Прогулки по Москве. Покровский собор
Селена Пятакова
Горят сентябрьским пожаром
Деревья в парках и цветы.
По площадям и по бульварам
Гуляем в городе мечты.
Варварка нас ведёт к порогу
Святыни первой на Москве,
Видать, угодно было Богу,
Чтоб город вырос на реке.
Собор Покровский — чудо света,
Как будто каменный цветок,
Поставлен был на рву,и где-то
Читала я,как он высок,
Велик. Победу торжествуя,
Наш Грозный царь смотрел на храм.
Казань взята. Народ, ликуя,
Гулял в Москве по площадям.
В цепях Василий* и в веригах,
Босой, молился у кремля..,
Потом напишут в мудрых книгах,
Как он «приветствовал»царя.
Блаженный похоронен в храме,
Храм назван именем его.
Всё это было,но с годами
Не стёрлось в сердце ничего.
Василий Блаженный (нагой) круглый год ходил без одежды, ночевал под открытым небом, постоянно соблюдал пост, терпел лишения.
Он постоянно обличал ложь и лицемерие. Это был чуть ли не единственный человек, которого боялся царь Иван Грозный. Царь Иван Васильевич Грозный чтил и боялся Блаженного, «яко провидца сердец и мыслей человеческих». Умер Василий Блаженный 2 августа 1552 года (иногда упоминается и 1551 год). Иван Грозный и бояре несли его гроб, а митрополит Макарий совершал погребение.
Храм Василия Блаженного
Юрий Сергеевич Макаров
Храм Василия Блаженного
Раньше звался Покрова,
Но царя распоряжением
Потерял на то права.
С покорением Казанского,
С Астраханским вкупе царств,
Стал он символом гражданского
Единенья государств.
Как Москва не сразу строилась,
Точно так и этот храм.
Башня в центр восьми пристроилась
После тех батальных драм.
На один фундамент вывели
Архитекторы — Барма,
Постник Яковлев без имени,
Чудо храма терема.
Симметрично размещённые,
Башни за руки взялись.
Как подруги разлучённые,
Вставши вкруг, к одной сошлись.
Башни-луковки обрядные
Все несхожи меж собой.
Словно девушки нарядные
Хоровод ведут гурьбой.
Храм Василия Блаженного,
Прежде званый Покрова,
По царёву уложению
Мощь России открывал.
Так стоит на Красной Площади,
Видный всем издалека,
В духе чистой непорочности
Этот храм уже века.
Собор Покрова, что на Рву храм Василия Блаженного
Ярослав Коновалов
Средь столичного шума толпы,
Мой Покровский стоит собор.
Площадь Красная, Башня, часы,
Ты куда устремляешь взор?
Пелена твоих долгих лет
Тебе в памяти спать не даёт?
Или гордость далеких побед,
Что в веках тебе славу поёт!?
Всему миру известен твой стан,
Твои главы — корона челу.
И из всех самых дальних стран,
к тебе люди идут и идут…
Ты — загадка, Ты — артефакт,
Ты — могуществу Родины дар.
Для услады царев глаз,
Ты для зодчих всем миром стал.
Тебе в мужестве равных нет:
Не сгубил тебя гальский пожар
И во время безбожных властей,
не склонился, не задрожал.
Символ Родины, символ Москвы
Нет похожих и не бывать
В 41 году, ты на бой
Стал бойцов молча благословлять.
В 45, смотрели салют,
И к тебе шли парадом войска.
Маршал Жуков,глядя на Юг,
На тебя поднимал глаза.
И сейчас сотни тысяч глаз
Ежедневно дыханье тая,
Ты встречаешь,как в первый раз,
Духовенство, бояр …и царя.
Цикл Я живу в Москве — Агния Барто
На этой странице читайте цикл Я живу в Москве Агнии Барто: Шумная, огромная Москва с аэродромами, Самолет летит с востока, Моя улица Ордынка, Мы едем на метро, Мы на трофейной выставке, Что случилось на каникулах, Письма Сталину и другие.
* * *
Самолет летит с востока,
Над Москвой летит высоко.
Видит летчик с самолета
Кремль и Спасские ворота.
Самолет летит с востока,
Над Москвой летит высоко.
Он под солнцем серебрится
Пролетает над столицей.
Шумная, огромная
Москва с аэродромами
С высокими мостами,
И с площадью Дзержинского,
И с площадью Восстанья.
Москва со стадионами,
С бульварами зелеными…
Самолет летит с востока,
Над Москвой летит высоко.
С ним расстанемся пока:
Он уходит в облака.
На одной из главных улиц,
На Большой Ордынке,
Проживает мальчик Петя
В книжке — на картинке.
Занимает целый лист
Петя в этой книжке.
Он хороший футболист,
Дружат с ним мальчишки.
В холод, в дождик и в метель
Он идёт из школы,
Как у взрослого, портфель
У него тяжёлый.
Он в Москве живёт всегда,
А другие города
Знает он по карте.
Девять лет ему пока,
Десять будет в марте.
Перешёл он в третий класс,
Пусть он сам ведёт рассказ.
автор: Агния Барто
Моя улица Ордынка
Я на этой улице
Знаю каждый дом,
Мы по этой улице
С ребятами идем.
В училище ремесленном
С утра гудят станки.
Но вот выходят с песнями
Во двор ученики.
Они в шинелях длинных,
Они идут в строю,
И я иду за ними
И громче всех пою.
А вот в этом доме, рядом,
Вызывают Ашхабад,
Говорят со Сталинградом
И с Донбассом говорят.
Там включают провода,
Вызывают города.
Там всегда полно народу,
Целый день стоит трезвон,
Там написано у входа:
«Телеграф и телефон».
А в доме за воротами
С утра играют гаммы.
Смешной мальчишка с нотами
Всегда приходит с мамой.
Я по нашей улице
Пешком ходить люблю —
Чистая, тенистая,
Ведет она к Кремлю.
Вперед уходит улица,
Не ширится, не узится.
Мы по этой улице
Из школы возвращаемся,
Мы стоим с ребятами,
Два часа прощаемся.
автор: Агния Барто
Мы едем на метро
Войдем в подземный город,
В московское метро.
Колонны Маяковской
Блестят, как серебро.
Заходит за мной
Мой товарищ Сандро.
День выходной —
Мы спешим на метро.
Дают нам билеты
И сдачу с рубля,
И вот наверху
Остается земля.
Мы с эскалатора
Съедем высокого.
Мы от «Сокольников»
Едем до «Сокола».
Сверкают стены гладкие
На мраморном вокзале.
Мы едем с пересадками,
Слезаем в каждом зале.
Мы сговорились с вечера,
Как будто мы не школьники,
А главные диспетчеры
На станции «Сокольники».
Стоит начальник на посту,
А мы над ним, мы на мосту.
Лестницы широкие
Спускаются с мостов.
— Готов! — кричит начальник.
И мы кричим: — Готов!
Мы очень долго будем тут,
Нам торопиться нечего.
Никто не знает, что идут
Два главные диспетчера!
автор: Агния Барто
Петя Кузнецов на уроке
В третьем классе все ребята
Пишут сложные слова:
«Белокаменной когда-то
В старину звалась Москва».
«Ледокол ушел на север»,
«Дровосек колол дрова»…
Кузнецов поля разметил,
Написал в углу число.
— Не везет! — вздыхает Петя, —
Всю неделю не везло.
Петя выучил глаголы,
Повторил стихи про пчел,
Рано утром, перед школой,
Он их бабушке прочел.
Очень громко, без запинки
Прочитал шестнадцать строк.
Шел он утром по Ордынке,
Без конца учил урок.
Все приставки и предлоги
Повторил он по дороге.
Всю грамматику он знает,
А его не вызывают.
Может, партой постучать
Как-нибудь нечаянно,
Чтоб заметила его
Анна Николаевна.
автор: Агния Барто
Мы слушаем радио
Льется песня над Москвой,
Разливается волной
И по свету мчится.
День и ночь со всей страной
Говорит столица.
Я убрал в портфель тетради,
Я поставил стулья в ряд
— Приходите слушать радио! –
Пригласил я всех ребят.
— Приходите ровно в пять!
Мама будет выступать!
Мама выступать должна, –
Я кричу соседу, –
Будет слушать вся страна
Мамину беседу.
Вот настала тишина,
Все молчат в квартире,
Только музыка слышна,
А мамы нет в эфире!
Я найти её хочу,
Регуляторы верчу.
На короткую волну
Регулятор поверну,
Кто-то песню распевает
Про какую-то весну.
Я разыскиваю маму,
Я кричу: «Ну, где ты тут!» –
Театральную программу
Мне в ответ передают.
Говорят и про турбины,
И про Северный Урал.
На короткой и на длинной –
Я на всех волнах искал.
Хотела мама говорить
О станках, о пряже,
Всё могу я повторить –
Почему не рвётся нить,
Я запомнил даже.
Мы готовились вдвоём
К этой передаче,
Она писала за столом,
А я решал задачи.
Нету мамы, хоть заплачь!
Куда пропала мама?
Передают футбольный матч,
Стадион «Динамо».
Потеряли мы терпенье,
Ищем маму полчаса.
Слышим музыку и пенье
И чужие голоса.
Обыскали мы весь свет –
Никакой там мамы нет!
Вдруг нашлась она в эфире,
Говорит со всей страной,
Слышат маму в целом мире,
А в Москве, в её квартире,
Слышит маму сын родной.
автор: Агния Барто
Петя на футболе
Что в Москве творится —
Удивленье прямо!
Чуть не вся столица
Едет на «Динамо».
Мамы нету дома!
Петя так и знал,
Не придется Пете
Ехать на финал!
А погода чудная,
И в руках билет.
— Положенье трудное! —
Говорит сосед.
Вдруг выходит бабушка,
Надевает шаль,
Заявляет бабушка:
— Мне ребенка жаль.
Правда, на футболе я
Сроду не была,
Погляжу тем более,
Что там за дела.
«Цедека» — «Динамо»
Вывешен плакат.
Всюду о футболе
Люди говорят.
Бабушка вздыхает:
— Не пойму пока,
Я-то за кого же?
— Ты за «Цедека».
Как начнут в ворота
Забивать мячи,
Дожидайся счета,
Топай и кричи.
Стадион громадный
До отказа полн
Вот идут команды.
Буря! Рокот волн!
Крики на трибунах,
На трибунах гром!
Это невозможно
Описать пером!
Повторяет бабушка:
— Мы за «Цедека»! —
Вздрагивает бабушка
От каждого свистка.
Петя здесь не зритель,
Человек он свой.
Он кричит: — Смотрите,
Принял головой!
Хвалит он кого-то:
— Это футболист! —
Мяч влетел в ворота,
На трибунах свист.
— Нет,— сказала бабушка,—
Капитан горяч.
Так нельзя, товарищи,
Налетать на мяч.
Вдруг она динамовцам
Хлопать начала.
Петя возмущается:
— Что ты в них нашла?
Рассердилась бабушка:
— Взрослых не учи!
Разбираюсь правильно,
Как берут мячи.
— Ладно,— шепчет Петя,—
Мы сравняем счет! —
Он и не заметил:
Дождь давно идет.
Небо потемнело.
Дождь как из ведра.
Разве в этом дело?
Здесь идет игра!
Не сдается бабушка,
Говорит упрямо:
— Все равно я, Петенька,
Болею за «Динамо»!
автор: Агния Барто
Мы на трофейной выставке
Здесь раскинул крылья в стороны
Самолет шестимоторный.
Сожженый, с темной полосой,
С крестами на крыле,
Он мертвой кажется осой,
Лежащей на земле.
У входа, еще у калитки,
Я сразу увидел трофеи:
Рядами стояли зенитки,
Вытянув длинные шеи.
Пустой и разбитый
Застыл бомбовоз,
Как будто он в землю
Колесами врос.
Вот фашистский пикировщик
С переломанным хвостом
Посреди зеленой рощи
На земле лежит пластом.
Сбил его советский воин,
Чтоб он больше не летал.
Целых шесть сквозных пробоин
На крыле я насчитал.
— Интересный экспонат,—
Говорит мой старший брат.
Был мой брат и в Сталинграде,
и на фронте под Москвой.
Был он в танковой бригаде,
Носит орден боевой.
Фашистские танки
Стоят перед нами:
Разбитые «тигры»,
Хромые «пантеры».
Танки, как стадо,
Теснятся рядами —
Черные, желтые, серые.
Мы с братом читаем
На каждой табличке
Их имена
И разбойничьи клички.
Мой брат эти танки
Встречал под Москвою.
Там наши гвардейцы
Громили врага,
Навстречу врагу
Выходили герои,
И танки дымились,
Уткнувшись в снега.
Вот стоит огромный, страшный
Великан с пробитой башней!
Брат заглядывает в ствол,
Открывает люк.
— Вот я где тебя нашел! —
Говорит он вдруг.
Танк с пробитой головой
Стоит с другими в ряд.
Его на фронте под Москвой
Взорвал мой старший брат.
Мы читаем на таблице:
«Взят на подступах к столице».
автор: Агния Барто
Что случилось на каникулах
Морозная и снежная
Московская зима.
На площади Манежной
Ларьки и терема.
С Новым годом!
С Новым годом!
Ходит площадь
Хороводом.
Москва-река в фонариках,
В огнях Охотный ряд,
Елки новогодние
По всей Москве горят.
Со звездами, с хлопушками
Стоят они везде.
Сегодня площадь Пушкина
В серебряном дожде.
Мы решили твердо
Все елки обойти.
Еще один мальчишка
Прибавился в пути:
Он за нами увязался,
Чьим-то братом оказался.
Этот чей-то младший брат —
Его зовут Николка —
Кричит, что он пойдет назад,
Что здесь плохая елка.
Что он замерз на улице,
Мальчишка стал кричать.
Что, если он простудится,
Мы будем отвечать.
Люди смотрят на звезду,
Любуются на елку,
А я на праздник не иду,
Веду домой Николку.
Оказалось, он живет
У Кропоткинских ворот.
Он меня совсем замучил,
Он свой дом не узнает.
Мы подходим прямо к дому —
Не находит он двора,
Говорит, что по-другому
Дворник выглядел вчера.
Тут девчонка с челкой
Выходит из дверей.
Бросается к Николке,
Зовет: — Иди скорей!
Выходит вся его родня,
И все напали на меня,
Что я увел Николку,
Что это я средь бела дня
Тащу детей на елку!
Что он замерз на улице,
Все начали кричать.
Что, если он простудится,
Я буду отвечать.
автор: Агния Барто
Сегодня метель
Ненастная погодка!
Метет по всей земле.
Предсказывала сводка
Метели в феврале.
Ревет и злится ветер.
Со стен плакаты рвет.
Седой разведчик Петя
Выходит из ворот.
Он в теплой куртке синей,
В ушанке со звездой.
Ушанка в белом инее —
Он партизан седой.
Метель в сугробах кружит,
В снегу идешь с трудом.
Разведчик обнаружит
В саду высокий дом.
В саду пустом и голом,
Где все занесено,
Найти он должен школу —
Сто пятую МОНО.
Разведчику седому
Сегодня дан приказ:
В метель пробраться к дому,
Войти с портфелем в класс.
автор: Агния Барто
Про новый дом
Перед школой, утром рано,
Я на стройку захожу.
За большим подъемным краном
По утрам теперь слежу.
— Ты опять торчишь на стройке?
Зарабатываешь двойки? —
Говорят мне в проходной.
Бригадир меня не гонит,
Он давно знаком со мной.
Бригадир Сергей Кузьмич
Лучше всех кладет кирпич.
Он укладывает в смену
Три вагона кирпичей.
Он выкладывает стену,
Строит дом для москвичей.
Грузовик подвозит доски,
Ходит кошка вся в известке.
Вместе с Юрой на разведку
Мы приходим в этот двор.
Красят лестничную клетку,
Провода несет монтер.
Вот маляр идет с ведром.
Мы идем за маляром,
Мы подходим к штукатуру.
Все бригады знают Юру —
Юра въедет в этот дом.
Говорит он бригадиру:
— Я ваш будущий жилец.
Можно в новую квартиру
Переехать наконец?
Бригадир дает ответ:
— Мастера кладут паркет.
А когда въезжать — не знаем,
Это скажет Моссовет.
Через день на всякий случай
Мы опять идём во двор.
Мы с монтёром и с подручным
Начинаем разговор.
Мы подходим к бригадиру,
Говорим ему опять: —
Можно в новую квартиру
Наконец переезжать?
Говорит он нам в ответ: —
В этажах включают свет,
А когда въезжать — не знаем,
Моссовет в Москве хозяин,
Это скажет Моссовет.
Мы на стройку с Юрой вместе
Прибежали в выходной —
Нет двора на прежнем месте,
Нету будки проходной,
Увезли забор и доски.
Дом стоит на перекрёстке,
Дом на солнце заблистал,
Украшает весь квартал.
Едет мебель на машине. —
Моссовет постройку принял.
В новом доме сто квартир,—
Говорит нам бригадир.
Дом готов, оштукатурен.
Приходите в гости к Юре!
автор: Агния Барто
Моссовет в Москве хозяин
Выбирала депутатов
Вся Советская страна:
Ленинград, Ташкент, Саратов,
И Кузнецк, и Фергана.
Горняки и сталевары.
Инженеры и врачи,
Белоруссы и татары,
Сталинградцы, москвичи —
Те, ктио вместе воевали,
Побеждали на войне,
На совет в Кремлевском зале
Собрались в родной стране.
Выбирали депутатов
И Ульяновск, и Саратгов,
Украина и Литва.
Депутатов Моссовета
Выбирала вся страна.
Моссовет — в Москве хозяин,
Он заботится о нас.
В новый дом переезжаем —
Он дает в квартиру газ.
По Садовой, по Неглинной
Рассылает он машины —
Утром город поливать.
Прошла машина новая —
И вымыта Садовая,
Неглинной не узнать.
Взлетит фонтан, потом другой
Встает над улицей дугой.
Из-под колес фонтаны бьют —
И вымыт город в пять минут.
Моссовет — в Москве хозяин.
Он следит, чтоб свет не гас,
Чтоб от центра до окраин
Довозил автобус нас.
На новой карте городской
Приколоты флажки —
Здесь будут парки за рекой,
Здесь будут цветники.
Высокий дом на чертеже
До неба достает.
На тридцать третьем этаже
В окне мурлычет кот.
Лежат чертежные листы —
Там небоскребы и мосты.
Там тесных улиц больше нет,
Их перестроит Моссовет.
автор: Агния Барто
Петин альбом для марок
Подарили мне альбом.
Я люблю подарки.
Рисовать не буду в нем,
Буду клеить марки.
Вот среди полярных льдов —
Ледокол «Седов».
Вот Чапаев на тачанке,
Вот танкист в тяжелом танке.
Вот цветная серия:
«Наша артиллерия».
Это — серия «Урал».
Я эти марки собирал,
Наверно, года два,
Я их вклеивал в тетрадь.
Теперь я буду собирать
Серию «Москва».
Там дворцы и парки,
Марки всех цветов,
Я за эти марки
Все отдать готов!
На последнюю страницу
Я наклею заграницу.
У меня есть острова,
На них английские слова.
Два лиловых небоскреба,
Одинаковые оба.
Я сказал соседке нашей:
— Вот бы вам собраться в путь!
Жить бы где-нибудь подальше —
Ну, в Нью-Йорке где-нибудь.
Вы оттуда марок редких
Присылали бы в Москву.
— Нет, — обиделась соседка, —
Я уж дома поживу.
Подарили мне альбом.
Я люблю подарки.
Рисовать не буду в нем,
Буду клеить марки.
И древнюю столицу
Я в свой альбом наклею.
Я целую страницу
Оставил к юбилею.
автор: Агния Барто
Это Петя рисовал
В Петиной тетрадке
Цифра «800».
Празднует столица
Юбилейный год.
Древний город деревянный,
Земляной неровный вал,
За рекой лежат поляны.
Это Петя рисовал.
В башнях — узкие бойницы,
На стене растет трава.
Вместо каменной столицы —
Деревянная Москва.
Вместо площади — болото,
Темный лес сбегает с гор.
Боровицкие ворота —
Они выходят прямо в бор.
Идет обоз дорогой длинной,
Глядятся в лужи облака.
На месте улицы Неглинной
Течет Неглинная река.
Раскрасил Петя птиц на ветках,
Он сделал розовой сосну,
Но, может быть, такого цвета
Бывали сосны встарину?
Закрыл ворота древний город,
И под луной блестят дома.
Расставит Петя здесь дозоры —
Пускай глядят они с холма.
А с таким мечом когда-то
Уходили на войну.
В третьем классе все ребята
Изучают старину.
Сбор отряда состоится —
На совете решено.
Песню к празднику столицы
Разучило всё звено.
автор: Агния Барто
Песня которую пели на сборе
Деревья в три обхвата,
Дремучие леса.
Среди лесов когда-то
Город поднялся.
Здесь шли тропинки узкие,
Овраги и поля,
Но все дороги русские
Сходились у Кремля.
Река светилась пламенем,
Пожар здесь бушевал,
Но город белокаменный
Из пламени вставал.
Стоял велик и чуден
Московский древний град.
Он дорог русским людям,
Он славою богат.
Здесь шли тропинки узкие,
Овраги и поля,
Но все дороги русские
Сходились у Кремля.
Серебряные горны
Москве поют привет,
Площади просторные,
Звезд кремлевских свет…
Великий город Сталина,
Ты слава всей страны,
Победами прославили
Тебя твои сыны.
Славься, наша Родина,
Советская земля!
Здесь все пути народные
Собрались у Кремля.
автор: Агния Барто
Утро перед парадом
На Красной площади покой,
Темнеет небо над рекой.
Но вот сменился караул
У входа в Мавзолей.
И первый луч уже блеснул,
Становится светлей.
Вот осветилось слово ЛЕНИН…
Хотелось первому лучу
Лечь на гранитные ступени,
Сюда, на площадь, к Ильичу.
Встал сегодня Петя
Рано, на рассвете.
Он проверить вышел
Флаги на балконе,
Раньше всех услышал:
Где-то скачут кони…
На балконе — флаги,
Флажки — в руках ребят.
С флажками из бумаги
Проходит детский сад.
Флаги на заводах,
Флажки видны в окне,
Флажки на параходах,
Везде, во всей стране.
А на чистых улицах
Выстроилась конница,
Выстроилась конница —
К празднику готовится.
Двинутся лавиною
Танки на Неглинную,
Выйдут на Садовые
Дивизии стрелковые;
А гаубицам грозным
И улицы малы —
По площади Колхозной
Пойдут, подняв стволы.
Майский ливень теплый
Ночью вымыл листья,
Заблестели стекла,
Вымытые чисто.
Все деревья в парке
Распустились за ночь.
В новом белом фартуке
Дворник Петр Иваныч.
Флаги на балконе,
В городе весна.
В Ленинском районе
Музыка слышна.
На майском празднике
Не верит Пете тётя Настя,
Что он уходит на парад.
— За что тебе такое счастье?—
Ему мальчишки говорят.
Проходят воинские части,
Оркестры сводные гремят.
И, как цветы в весенней роще,
Сверкают тысячи знамён.
С цветными флагами на площадь
Выходит Ленинский район.
Вот со звездой, с портретом Ленина
Идут отличники вперёд.
Равняя шаг, проходят звенья.
Не знает Петя от волненья:
Молчит он или он поёт?
С военной выправкой, ровнее
Пройти старается отряд.
Великий Сталин с мавзолея,
С трибуны, смотрит на ребят.
И пионерка в белом платьице
Бежит отдать ему букет:
Мне поручили третьеклассницы
Вам передать от нас привет!
У нас плохих отметок нет.
По Красной площади в колоннах
Народ проходит каждый год.
В Москве военной, затемненной,
Здесь клялся Родине народ.
И прямо с площади, отсюда,
От стен Кремля, с Москвы-реки,
Прикрыв Москву своею грудью,
Пошли на фронт большевики.
И здесь отряды боевые
Несли в семнадцатом году
По этой площади впервые
Пятиконечную звезду.
Тут со звездой, с портретом Ленина
Идут отличники вперед,
Ровняя шаг, проходят звенья,
Не знает Петя от волненья:
Молчит он или он поет?
автор: Агния Барто
Письма Сталину
У стен московских
Звенели трубы,
Столице славу
Горнист поет.
Еще сильнее Москву мы любим
За то, что сталин в Москве живет.
Самолет летит с востока,
Над Москвой летит высоко.
— Ой,-кричит ребятам Петя,-
Я давно его заметил!
Он под солнцем серебрится,
Пробивает облака
Письма Сталину в столицу
Он несет издалека.
Над Москвой-рекой блеснет он,
Где-то снизится вдали…
Прилетают самолеты
К нам со всех концов земли.
Пишут Сталину шахтеры,
Шлют письмо учителя,
Письма с севера, с Печоры
Долетают до Кремля.
«Восстановлена плотина»
Рапортует Украина.
Сколько выплавлено стали,
Из Тагила написали.
В самолете писем много-
Из Литвы,из Таганрога,
И на всех видны слова:
«Сталину. Москва».
Пишет Сталину Саратов,
Рапорт шлет ему Донбасс.
Утром письма распечатав,
Он найдет письмо от нас.
Мы тоже с Юрой написали:
«Дорогой, великий Сталин,
Вам пишут два ученика.
Мы еще никем не стали,
Мы просто мальчики пока.
Но, может, мы с подводной лодки
Напишем Вам когда-нибудь,
На полюс путь найдем короткий,
Откроем мы подводный путь.
Еше не в эту пятилетку,
Еще не в будущем году,
Но скоро мы уйдем в разведку,
Найдем магнитную руду.
А может, Вы в письме прочтете,
Что я служу в Воздушном флоте,
А Юра строит города.
Свое письмо на самолете
Я сам доставлю Вам тогда».
автор: Агния Барто
Ночная смена
Лежат тетрадки в толстых ранцах.
Спокойно спят ученики,
В домах погасли огоньки.
Но вся в огнях электростанция
На берегу Москвы-реки.
Сегодня Петин старший брат
Дежурит у щита.
Он знает, где огни горят,—
Не все заводы ночью спят,
Не всюду темнота.
Одним движением руки
Включает он район.
И вот работают станки,
С доски сигналят огоньки,
Какой завод включён.
В мартенах плавится металл.
Уже не только за квартал —
Уже за целый год
Стране свою работу сдал
Прославленный завод.
Сегодня снова у печей
Стоят бригады москвичей.
Гудки товарных поездов
Запели за заставой.
Всю ночь из дальних городов
В Москву идут составы.
Всю ночь в Москву они везут
Цемент, железо и мазут,
Чугун и алюминий,
Металл для тысячи станков
И для станочных линий.
Гудит всю ночь турбинный зал,
В цехах идёт работа,
И превращается металл
В моторы самолёта.
В комбайны, в тракторы, в станки
В цехах он превратился.
В аулы, в степь, на рудники
Машины шлёт столица.
Сегодня Петин старший брат
Дежурит у щита.
Он знает, где огни горят,—
Не все заводы ночью спят,
Не всюду темнота.
А Петин класс закрыт на ключ.
Блестит на карте лунный луч…
автор: Агния Барто
Бой часов
Разносят волны.
Бьют часы
На башне в полночь,
И везде,
На всей земле,
Слышен бой
Часов в Кремле.
Тайные уроки советских детских стихов
Когда моя семья уехала из распадающегося СССР, мы взяли с собой Россию. мы хотели помнить: классические тома передавались из поколения в поколение потом, самиздат с копировальной копией и любимые сборники рассказов массового рынка, спрятан в багаже и одежде. Каждый день после школы в Израиле, куда мы иммигрировали, мы с сестрой сидели на кухне, завороженный, как моя бабушка вызывала в воображении призраков литературных прошлый. В детстве моя бабушка подумывала сообщить о своих родителях власти за их антисоветские разговоры; она плакала в нее школьная форма, когда умер Сталин.Но процессы десталинизации оттепель и перестройка, в ходе которых были открыты архивы, и сотни тысячи несправедливо преследуемых людей освобождены и реабилитированы, освобождены неисчислимое количество подавленных литературных шедевров для голодной публики за правду. Рассказывая нам о нашем наследии, моя бабушка сделала всемирно-исторические деятели советского режима кажутся сносками в более благородная история русской поэзии, если не откровенные объекты насмешка. Под ее руководством мы запомнили и исполнили бесчисленные русские стихи.Один популярный из раннего советского периода дал Сталину прозвище «усатый жук», — с особым отвращением проговорила бабушка.
Недавно я вспомнил о своей бабушке, когда прочитал «Огненный конь», новый перевод детских стихов из New York Review Books. В сборнике переводчик Евгений Осташевский, русский эмигрант, талантливый поэт-экспериментатор, представляет популярные детские стихи трех крупнейших русских поэтов — одного каждое — русского футуриста Владимира Маяковского, антиквара модернист Осип Мандельштам и абсурдист Даниил Хармс.Оформлено в ликующий, жизнерадостный английский, эти повествовательные стихи сопровождаются их оригинальные и любимые авангардистские иллюстрации. Оба Маяковского и Хармс писал детские пропагандистские стихи в пользу государства, зарабатывая столь необходимые наличные деньги; Мандельштам, который терпеть не мог писать по найму, поддерживал себя как критик и переводчик и полагался на свою жену, мемуаристка Надежда Мандельштам. Но за их работу в качестве детских авторов все три поэта использовали образы и техники, использованные в их откровенно экспериментальные, подрывные произведения.В условиях социальных потрясений они заговорил с молодыми людьми через головы цензоров о нахождении и защищая территорию воображения.
Иллюстрация к «Огненному коню» Маяковского. Иллюстрация Лидии ПоповойВ стихотворении Маяковского 1927 года, дающем название сборнику, для Например, мальчик, намеревающийся стать кавалеристом в Красной Армии, должен соберите из обрезков своего коня. Он тащит своего отца, чтобы умолять для материалов от городских ремесленников. Нарисовано Лидией Поповой как блочное бумажные куклы, рабочие вносят частичную лепту в создание мальчика Огненный конь.Перевод Осташевского телеграфирует дух революция в этом коллажированном творении:
Что за зарядное устройство,
что за лошадь!
Как огонь, как жарко!
Ты можешь идти вперед,
ты можешь идти назад!
Можно скакать,
или бегать рысью!
Глаза голубые,
Бока пятнистые,
Уздеченные,
Оседланные. . .
Еще подростком в царской России Маяковский уже посещал анархистские митинги и распространение социалистических листовок.Ограничение в тюрьма превратила его в поэта; Революция сделала его коммунистом. Провозгласив себя «большевиком в искусстве», Маяковский основал неисчислимые авангардистские группы, которые по-разному вдохновляли или ужасали советские власти в двадцатые годы. Когда он покончил с собой в 1930 году, якобы из-за романтического неприятия власти смогли превратить его образ в образцового советского писателя. «Обузданный» и «Оседланный», как описанный им конек, наследие Маяковского — это все еще оспаривается сегодня.Поэты-отступники собираются у его памятника в Москве, чтобы читать свои оппозиционные стихи, в то время как в метро Маяковского проходят акции протеста. Вокзал и марши стартуют от площади Маяковского.
«Два трамвая» Мандельштама. Иллюстрация Бориса ЭндераЕсли бы Маяковский был поэтом-лозунгом широкой московской улицы, Мандельштам был писателем петербургской традиции: угрюмый неоклассик. В «Двух трамваях» Мандельштама 1925 года трамвай Зам, ищет своего спутника, Клик, который потерялся в городе.Якобы вдохновленная стремительно модернизирующимся городским пейзажем, работа также горькая дань уважения поэту Николаю Гумилеву, другу Маяковского, который был казнен в 1921 году. Любезные трамваи Мандельштама перегружены и в ужасная форма: «Дребезжание и грохот по швам на рельсах». Щелкни по сокрушительной боли в платформе ». Иллюстрации Бориса Эндера, показать трамваи, плывущие в недифференцированном синем море, как будто, при всем своем рвении, дивный новый городской мир машин постоянно грозит раствориться в воздухе.Для Мандельштама меньше десяти лет после того, как он написал «Два трамвая», так оно и было. В 1934 году он прочитал свой печально известный эпиграмма на Сталина к обеду гостей; он был осужден одним из них, арестован, сослан, снова арестован и отправлен на смерть в ГУЛАГ.
Иллюстрация к пьесе Даниила Хармса «Играть». Иллюстрация Владимира КонашевичаСтихотворение Даниила Хармса «Игра», последнее из произведений «Огненного коня», — это самый известный; Я помню, как в детстве бегал и кричал заразные строфы.Хармс любил говорить, что презирает детей, и посвятил несколько рассказов описанию их жестокого расчленения. Но, как сын легендарного анархиста, Хармс чувствовал близость между мятежной политикой и шумной, бескомпромиссной воображение детей — и его книги до сих пор широко читают молодые Русские сегодня. В «Играх», написанных в 1929 году, стая маленьких мальчиков Представьте, что вы носитесь в виде машин, самолетов и пароходов. Но все они найти, в конце концов, огромная корова на их пути.Осташевского перевод прекрасно передает неуклюжие шаги этого существа, преграждая путь к прогрессу:
Корова шла по дороге
По дороге,
По тротуару
Шла корова
По тротуару
Она мычала
«Му-му -му »
Просто настоящая настоящая корова
С настоящими настоящими рогами
Шли им навстречу по дороге,
По всей дороге
Как видно из ласковых иллюстраций Владимира Конашевича, это вряд ли индустриальная утопия — приглушенные коричневые и оливковые оттенки вызывают деревня, а не город.Линии Хармса захватили зарождающееся мир, унаследованный его юными читателями, его новые амбиции и старые проблемы. Тем не менее, они не отказываются от своих шалостей ради компромисса. с реальностью.
Сегодня революционная эпоха 1917 года кажется такой же далекой, как Срединный Возраст — как для русских, так и для американцев. В наших усилиях понять это, через онлайн-викторины и палимпсесты, мы похожи на советских детей, изображающих пароходы и самолеты в Поэма Хармса — чтобы представить революцию, мы должны запустить мы в несуществующий мир.Сталинизм же, напротив, сегодня очень жив. «Усатый жук» среди россиян лучше, чем когда-либо, и администрация Путина все чаще возвращается к советской тактике, чтобы удержать власть: учебники переписываются, архивы закрываются, цензура процветает, а оппозиция умирает. Решающее значение для путинского проекта вечного государства — сделать идею революции немыслимой.
В США тем временем дискуссии о детской литературе в последнее время по понятным причинам сосредоточились на том, чтобы справиться со страхом и тревогой.Но если сегодняшние читатели хотят дать своим детям возможность построить лучший мир из жалких ресурсов нынешнего, лукавого стихи «Огненного коня» — необходимая литература. Обучение детей дико отождествляют себя, свои тела с буквальными носителями революция (армейский конь, трамвай, самолет), чтобы воплотить прыжок радикальной веры, они демонтируют покорное сознание, которое когда-то заставляло детей горько оплакивать диктатора. В процессе Таким образом, они соединяют поколение новых читателей с революционным духом из тех, кто пришел раньше.Или, как переводчик «Огненного коня», Юджин Осташевский, пишет об этом, в «Пирате, не знающем ценности Пи», своем недавно опубликованном сборнике стихов о безбашенном дуэте. затерянный в море:
Пират глубоко задумался.
«Будем ли мы существовать, когда эта книга закончится?» — внезапно спросил он.
«Если это хорошая книга», — сказал попугай.
Детская литература — статьи Советского цирка
С. Маршак
Издатель: Издательство иностранных языков 1939 г .;
HTML-разметка: Для марксистов.org в апреле 2002 г.
Однажды мальчик восьми или девяти появился в Центре детского творчества с огромным рулоном бумаги под мышкой. Поставленный дыбом, он был бы в два раза выше, чем сам юноша. Он его развернул.
«Что это у вас там есть?» его спросили.
«Социалистический город», — коротко ответил он.
Огромный свиток состоял из нескольких частей. Очевидно, молодой художник нарисовал свой многоярусный город по частям, а потом склеил их.
Парки, площади, подземные дороги и эстакады были спланированы с одинаковой тщательностью и продуманностью.
Рисунки советских детей, как и их игры, отражают то великое дело строительства и обновления, которое происходит в их стране.
Это вполне естественно. Дети всех возрастов и всех стран всегда откликались на жизнь, происходящую вокруг них.
Мы, родившиеся в царские времена, в конце прошлого века, тоже отразили в детских играх привычки наших взрослых.О политических событиях мы знали очень мало. Правда, русско-японская война фигурировала в наших играх; но обычно наши юные фантазии привлекали действия и события на нашей собственной улице или в городе. Мы тушили пожары, спасали утопающих, по очереди хоронили друг друга, играли в киоски на рынке, выслеживали грабителей.
Чаще всего мы были индейцами, о которых читаем в книгах, или играли в традиционные детские игры, изобретенные нашими далекими предками.
Мы мало что добавили к тому воображаемому, которое осталось от предыдущего поколения. нам.
Мы были настолько воспитаны, что были почти неспособны разумно реагировать на большие события нашего времени, отражать их в наших рисунках, играх и песнях.
Но советские дети щедро одаривают этим подарком.
Они играют в летчиков, летящих через Северный полюс, в пограничников, охраняющих советские границы, в астурийских гранатомётов. Их рисунки и стихи изображают здание Московского метрополитена, поиски экипажа «Родины» в тайге, работу глубоководных водолазов, празднование революционных праздников на Красной площади в Москве.
Когда четыре отважных исследователя, Папанин, Кренкель, Ширшов и Федоров, спускались с Северного полюса на своей льдине, двое московских школьников, Ник и Серж Робин, выразили эмоции тысяч советской молодежи в следующем обращении к «Папанинцы»:
Мы тоже хотели бы посетить
Ледяной полюс и приземлиться
У выступающей оси земли
И ощутить это рукой.
Слишком маленький, слишком маленький, дорогие дети.
Это все, что мы получаем.
Пионерских кемпингов
Вокруг Северного полюса пока нет!
Но если не поспешить,
И подождать, пока мы люди,
Все поляки будут открыты …
Что тогда останется?
Подождем при одном условии.
Мы с Сергеем умоляем:
Оставьте нас неоткрытыми
Хотя бы одно место для исследования!
Это юмористическое обращение было написано, когда еще не было оснований опасаться за безопасность людей на льдине. Бодрые послания со станции «Северный полюс» приходили практически ежедневно.
Но их льдина начала таять. Страна была охвачена тревогой. В помощь отважным исследователям были приспособлены авиационные экспедиции; ледоколы Ермак и Таймир были отправлены на спасательные работы.
Общую тревогу и озабоченность четырнадцатилетний школьник Сергей Фейнберг выразил следующим образом:
… И тогда страна в три раза
своих самолетов и кораблей послала
Чтобы спасти своих героев ото льда
Дрейфовать по опасному Северу.
О счастливый час, когда доблестная четверка
Увидела огни Таймыра проблесков
И сквозь мрак арктической ночи
Увидела блуждающий луч Ермака.
Эти школьные стихи очень хорошо передают те эмоции, которые пережила вся Советская страна в те дни ранней весной 1938 года.
* * *
Во Дворцах пионеров и в центрах детского творчества хранятся многие тысячи тетрадей и листов. наполнен стихами и прозой школьников.
Главный центр детского творчества в Москве только за один год получил около 20 тысяч писем от молодых авторов со всего Советского Союза. Большинство из них содержат активные просьбы о совете и совете, а также о критическом мнении присланных материалов.
Молодые авторы, особенно стихотворные, не были редкостью в России даже в дореволюционное время. Почти в каждом колледже был «поэт-лауреат», который декламировал свои сочинения на школьных фестивалях и праздниках. Мальчики из колледжа нередко выпускали любительские журналы в рукописной форме, где новичок в литературе мог проверить свое перо.
И некоторые из этих новичков были действительно талантливыми ребятами. Но какой бледной, несущественной и анемичной кажется эта тепличная вузовская литература по сравнению с сочинениями школьников в СССР сегодня! Насколько сильнее у последних чувство реальности и насколько богаче их познания в практической жизни! Они пишут с более надежное перо и большая независимость. Они ставят перед собой тяжелые и сложные задачи; они внимательные наблюдатели и исследователи реальности и в поисках материала копаются в исторических документах.
И главное, они знают, чего хотят. Они убеждены, что творческий труд, а не что иное, как творческий труд, составляет основу человеческого общества; они смотрят на работу как на дело чести, как на доблесть и героизм.
Они твердо убеждены в том, что расовую вражду следует изгнать с лица земли. Десятилетний мальчик пишет:
Все советские дети счастливы и веселы.
Все дети сегодня на нашей земле равны —
китайцев, японцев и малайцев…
Они одинаково уверены в том, что когда вырастут, у них будет широкая сфера деятельности. Им никогда не приходит в голову, что обстоятельства могут заставить человека выбрать занятие на всю жизнь, которое ему не нравится. У них нет опасений по поводу завтрашнего дня. Вокруг них происходит столько прекрасной, полезной и нужной работы, и столько еще предстоит сделать — не может быть, чтобы их руки, мозг и энергия не нашли применения!
Эта убежденность — источник оптимизма, который вдохновляет сочинения и стихи советских детей.
Нигде в стихах и рассказах, которыми заполнены эти тысячи листов тетрадей, вы не найдете бессильного нытья или бесплодных жалоб. Ни один из этих молодых авторов не считает себя лишним и бесполезным в мире.
И они говорят о своей стране так, как о ней могут говорить только ее будущие полноправные хозяева.
* * *
Конечно, стихи сотен и тысяч молодых поэтов не могут иметь равную литературную ценность. Но внимательное изучение покажет, что все они обладают некоторыми общими типичными чертами.Это особенности их времени и страны.
Характер стихотворений значительно разнится. Среди них вы найдете балладу о национальном герое Чапаеве; стихотворение о Ломоносове, поэте и ученом, первом академике России; лирическая композиция, в которой описания городских или деревенских сцен чередуются с размышлениями и переживаниями поэта. Вы также найдете школьные сатиры, эпиграммы, обращения к друзьям и так далее.
Но как бы разнообразны ни были эти юношеские поэтические попытки, все они глубоко реалистичны, специфичны и даже конкретны.Они разительно контрастируют с лирическими подражаниями — романтическими стихами о рыцарях и дамах, корсарах и монахинях — смутными излияниями и стенаниями, которыми подростки и юноши более ранних поколений заполняли страницы своих заветных дневников.
Чем бы ни был посвящен молодой советский стихотворение — историческая баллада или стихотворение современному герою — он всегда будет стремиться к точности образов, живости и правдивости действий.
Одиннадцатилетний мальчик пишет:
Молоток по наковальне
Звонок, как колокол.
Сказал железо, чтобы забить …
Я буду оболочкой.
Для краткости и яркости выражения эти четыре строки в русском языке несут печать подлинной народной поэзии — от них веет пословицей и народной рифмой.
Двенадцатилетней школьнице удается в первых строчках лирической поэмы изобразить старый сад в Ленинграде с его широкими аллеями и статуями, заключенными на зиму в деревянные ножны.
Седоватый иней коснулся деревьев,
И весь мир сияет белым, куда бы мы ни смотрели;
Нимфы прячутся в своих убежищах от ветерка
,
И снег окутал все тропинки и укромные уголки.
До сих пор мы говорили о молодых поэты.
Но разве нет советских детей и подростков, проявляющих свои литературные способности в области прозы?
Конечно, есть. Мы находим в их школьных тетрадях и произведениях их литературных кружков рассказы о комсомольцах или героических пограничниках, а иногда и целые романы — правда, короткие — на тему будущей войны или межпланетных перелетов.
Но в стихах молодые авторы чувствуют себя более комфортно; там они демонстрируют большее разнообразие и достигают большей отделки и совершенства.
Рассказы и романы, написанные детьми во все времена, по большей части несли на себе печать наивности и детской незрелости.
Но молодые люди более успешны в одних областях прозы, чем в других.
Таков очерк — например, об экскурсии или путешествии, которые предпринял молодой автор, о городе, который он посетил, или о местных обычаях, которые он соблюдал.
В этой области литературы дети иногда очень удачливы.Здесь им помогает юношеская любознательность, свежесть восприятия и запоминающаяся память, а прежде всего то серьезное отношение к жизни, которое воспитывается у советских детей тем, что они с самых ранних сознательных моментов становятся свидетелями эпохальных событий.
Еще одна отрасль литературы, в которой молодой автор часто пользуется большим успехом, — это сатирическая или фантастическая сказка.
Но, в конце концов, короткий рассказ стоит на границе между поэзией и прозой и часто содержит больше поэтического, чем сами стихи.
Некоторое время назад мне довелось прочитать небольшой рассказ из двух страниц, написанный Владимиром Петровым, мальчиком тринадцати лет, живущим в колонии для беспризорников и бездомных. Вот он:
* * *
Жил-был мальчик, который жил в детской колонии. Его звали Глупый Иван. За один урок диктовки ему удалось сделать 32 ошибки.
Однажды он забрел на поляну в лесу и заснул. Он был разбужен шелестящий шум. Он порылся в кустах, а из него выскочила лиса.Едва лисица умчалась, из кустов выскочила прелестная белая гусь со своими маленькими гусятами.
«Доброе утро, Иван, — сказал гусь. «Вы спасли меня от жестокого Рейнарда, и я собираюсь вознаградить вас. Что бы тебе нравится? Говори! »
В этот момент гусят начали пищать своими пронзительными тонкими голосами:
«Мама, мама, мы знаем, что ему нужно. Ему нужно волшебное перо, чтобы не ошибиться в диктовке».
«Хорошо, Иван, не красней.»И она привела его в гусиное царство, столицу из которых Гузхерст.
Там, на центральной площади, было голубое озеро, по которому гуляли гуси и утки со своими детенышами.
«Доброе утро, Иван, доброе утро!» был слышно со всех сторон.
И Иван как мог, поворачивался слева направо, кланялся и отвечал: «Доброе утро, граждане!»
В этот момент из парка вышел павлин с настоящими павлиньими перьями в хвосте.Павлин поблагодарил Иана и приказал дать ему волшебное перо, которое будет писать без единой ошибки.
Гусь протянула крыло и сказала:
.«Выбирать!»
Иван вытащил перо на конце. К своему удивлению, он обнаружил, что из него уже была сделана ручка и даже пропитана красными чернилами. Глупый Иван вернулся в колонию.
«Не думайте, что я теперь дурак», — сказал он одноклассникам. «Я знаю больше, чем вы… И я могу писать лучше, чем многие из вас.«
В следующий раз, когда им дали диктовку, Иван не допустил ни одной ошибки. Он поднялся на вершину класса. Теперь его звали Умный Иван.
Сначала все недоумевали, почему он пишет гусиным пером; но потом они привыкли к нему. Ведь Пушкин и Крылов писали перьями!
Осенью Умного Ивана и еще нескольких лучших учеников отправили в подготовительную школу университета.
Но по дороге случилось несчастье: поднялся сильный ветер и унес волшебное перо! Умный Иван снова стал Иваном Глупым….
* * *
Авторы знают, как сложно написать сказку, содержащую все элементы фольклора — смелые идеи, яркий и свободный язык, свежий и неожиданный юмор. Они знают, как трудно избежать опасностей аллегории и тяжеловесной дидактики.
Но этот мальчик успешно справился с задачей. Он инстинктивно чувствовал, что сущность басни заключается в простоте ее языка, простоте и ненавязчивости ее морали.
* * *
Молодые писатели поэзии и прозы былых времен едва ли взяли на себя Сами трудная и сложная задача, которую в наши дни берут на себя советские школьники арктического города Игарка.
Этому городу, лежащему на границе тайги и тундры, всего десять лет. Он моложе многих проживающих в нем школьников, которые видели его порт, и лесопилка за лесопилкой вырастали под их домом. очень глаза.
Игарские школьники решили быть летописцами быта и нравов своего города и края. Они задумали написать отчет о тайге и тундре и о том, как этот портовый город, куда прибывают океанские пароходы со всех концов света, возник на Крайнем Севере, на берегу широкого Енисея.
Такую работу можно было делать только коллективно.
Перед тем как приступить к задаче, дети написали Максиму Горькому о своей идее. Горький, великий писатель и горячий друг детей, жил в то время на другом конце страны, в Крыму. Он ответил самым сердечным тоном и обрисовал примерный план книги.
Ребята распределили между собой сюжеты для рассказов и статей и с волей принялись за работу.
В создании книги участвовало более ста детей, и практически каждый школьник Игарки участвовал в обсуждениях ее формы и содержания.На этом работа закончена. У нас в Игарке опубликовано . Его заключительная глава называется «Великая школа жизни». Это могло быть названием самой книги.
В нем рассказывается о том, что засвидетельствовали эти историки от десяти до пятнадцати человек. Некоторые из старых присутствовали, когда прибыли первые пароходы и высадили первые партии строителей на болотах и пустынях берегов Енисея.
Облик города изменился, и меняется сейчас каждый год и каждый месяц.Возникают дома и фабрики; строятся театры, кинотеатры и клубы. На открытом воздухе и в теплицах выращивают овощи, о которых никогда не слышали здесь, за Полярным кругом, а в садах распускаются доселе неизвестные цветы.
С какой гордостью эти дети рассказывают о новых зданиях, которые появляются в их городе Игарка, и о новых автомобилях, появляющихся на его улицах.
Они чутко улавливают особенности, которые отличают их город от всех остальных в мире.
Они описывают оленьи упряжки, на которых их соседи ненцы едут в Игарку. Они рассказывают, как на вымощенных деревом улицах огромные лесовозы иногда сталкиваются с запряженными оленями с откинутыми назад ветвистыми рогами и упряжками лохматых, шумно лающих ездовых собак.
Но самым большим событием в жизни этого арктического порта является прибытие ежегодной экспедиции на Карское море, караванов океанских судов в сопровождении ледоколов, идущих за грузами енисейского леса.
Молодые люди говорят как специалисты по сортировке, штабелированию и погрузке древесины. И они неплохо знают корабли и их пути. Они знают, какой из пароходов недавно был в сухом доке, а какой остро в нем нуждается. Их взгляд на один раз обнаруживает беспорядок в туалете Queen Olga или Good Hope, , например, поврежденные перила или отслаивающуюся краску.
Но они становятся настоящими поэтами, когда говорят о диком и суровом величии своего края.Они глубоко знакомы с его природой и пейзажами. Все они охотники, рыболовы и натуралисты. Их лыжи проложили путь ко многим непосещаемым частям; их каноэ много раз перестреляли пороги бурных рек.
Они знают, какую жестокую борьбу вели их отцы и братья, чтобы завоевать дикий, безлюдный Север, расширив границы своей страны без войн и кровопролития.
Они тоже тренируются, чтобы продолжить это бесстрашное завоевание Арктики; им не терпится повзрослеть.
На одной из заключительных страниц книги герой сказки говорит своему другу, школьнику, как он сам:
«… Когда ты всему научишься и будешь уверен в себе, ты войдешь в жизнь стойким молодым коммунистом. Тогда твой старший товарищ — летчик, капитан ледокола, геолог или гидролог — с улыбкой передаст вам свою работу, будучи уверенным, что она в надежных руках ».
* * *
Многие дети имеют склонность к литературным сочинение.
Но гораздо больше люблю рисовать, и рисовать умею.
Задолго до того, как ребенок начнет неуклюже чертить буквы алфавита, он уже может нарисовать дом с дымоходом, солнцем в небе, лиственным деревом и девушкой, держащей воздушный шар на нитке. Дайте ребенку лист бумаги и толстый красный и синий карандаш, и он будет счастлив.
И нет в мире ребенка, который не умеет играть.
Раньше, до революции, когда люди, которым сейчас приближалось тридцатилетие, были детьми, их игры и рисование не получали особого одобрения со стороны взрослых.Молодому художнику или артисту пяти или шести лет позволялось предаваться удовольствиям воображения только в том случае, если он не испортил слишком много бумаги и не поднял слишком много шума.
А если девятилетний мальчик брал цветной карандаш или вооружался палкой, чтобы сыграть в роль вождя разбойников, ему с укоризной говорили:
«Лучше тебе заняться чем-нибудь полезным, чем играть, как младенец».
Но у большинства детей в этом возрасте никогда не было времени на игры.Ванька Жуков в чеховской сказке был уже «поставлен» в девятилетнем возрасте. Днем его сбили с ног на побегушках в сапожной мастерской; вечером качал колыбель младенцу начальника; и все, что он получал, — это наложить на него уши, или наручники, или по лицу протереть сырой сельдью.
Только дети богатых или, по крайней мере, обеспеченных детей имели настоящее детство с играми, рассказами, театральными постановками и цветными мелки.
Сегодня каждый из миллионов молодых жители Советского Союза имеют право на настоящее детство.
Дело не в количестве и великолепии игрушек, с которыми им приходится играть, а в том, что детский труд в Советском Союзе категорически запрещен.
Все дети ходят в школу. Страна, которая еще недавно была безграмотной, теперь повсеместно грамотна.
Каждый ребенок имеет законное и неотъемлемое право играть, петь, танцевать, рисовать, моделировать и находить выход для своих способностей и вкусов.
Взрослые проникаются и становятся все более проникнутыми с каждым днем уважением к детской игре и упражнениям ребенка в воображении.
Семья, школа и детский сад охотно поощряют и поощряют любые способности детей к рисованию, музыке или танцам.
В каждой части страны есть Дворцы пионеров, клубы и центры детского творчества со студиями, классами и кружками всех мастей.
Никаких условий для приема в уроки искусства, музыки, драматического искусства или танцев; любой ребенок может присоединиться, кто пожелает.
Возьмем любого юношу, который пойдет в один из этих художественных классов, современного Чехова Ваньку Жукова.В его распоряжении есть все: вся бумага, мелки, краски и пластилин, какие только может пожелать его сердце. Рядом с ним есть другие мальчики и девочки, которые рисуют, моделируют и делают игрушечные самолетики, веселые маски и карнавальные костюмы. У него есть инструкторы, которые посоветуют ему, как использовать его материал, предложат интересную тему и ненавязчиво направят живую творческую игру юного ученика в художественное русло.
По мере того, как дети становятся старше, их способности начинают различаться.Как правило, ребенок от семи до девяти лет проявляет одинаковый интерес к рисованию и лепке, к изготовлению забавной игрушки или устрашающей маски для детской игры. Но постепенно его вкус превращается в определенное русло. Он берется за задания все большей сложности. И если он своевременно не вооружится определенными знаниями и умениями и если его воображение не будет снабжено более богатой пищей, его молодой талант может угаснуть.
На этом этапе на помощь ребенку приходит студия. Это не профессиональная художественная школа; его главная цель — развитие творческой активности ребенка; но он определенно направлен на то, чтобы вооружить ребенка определенными знаниями, умениями и навыками.
Для детей, проявляющих определенную одаренность, есть младшие отделения художественных школ.
Эти классы и студии, а также многочисленные конкурсы и выставки призваны не только открывать и развивать одаренных детей, но и повышать общий художественный уровень подрастающего поколения.
Конечно, далеко не все дети, демонстрирующие талантливые работы на конкурсах или выставках, станут профессиональными художниками. Но, по крайней мере, одно можно сказать наверняка: они вырастут с искренним пониманием искусства и острой способностью наблюдать за жизнью вокруг них.
Семилетняя Таня Бржевская нарисовала иллюстрацию к сказке «Конек Горбунок». На фоне темно-синего неба, усеянного золотыми звездами, летит белоснежный конь, на котором сидит Иван-дурак, сидящий задом наперед и цепляющийся за пушистый хвост коня. Оба нижних угла рисунка прорезаны крутыми склонами холмов, спускающихся к волнующемуся морю. Один из склонов холма полностью белый и покрыт рассеянным узором из темных деревьев, луковичных и похожих на грибы.Другой склон холма черный и образует фон для белых блестящих стен ряда крестьянских хижин.
Когда вы рассматриваете эту картину, вы чувствуете себя убежденными, что ребенок, который демонстрирует такое чувство ритма и поэтическое чувство, такую способность образного описания и краткость выражения, должен обладать значительными художественными способностями. Мы не можем сказать, будет ли Таня художницей (о семилетнем ребенке еще рано что-либо предсказывать), но ясно одно: что бы она ни делала, когда вырастет, она будет делать с фантазией, смелостью и вкусом.
Но пятнадцатилетнего Гена Чеснокова, молодой человек из колхоза «Нива» в глухом лесном районе Кировского края, уже можно с достаточной уверенностью сказать, что его ждет большое артистическое будущее.
Один взгляд на его акварель «Осень» показывает, что.
Гена Чеснокова — художник не потому, что у него хорошая картина; его картина хороша тем, что он настоящий художник.
Только художник может проявить такое своеобразное чувство сурового, но тонкого обаяния русского пейзажа и создать свою композицию с такой гармонией и простотой.В весь пейзаж, кажется, сосредоточен вокруг двух маленьких мальчиков, пристально смотрящих на каких-то птиц, сидящих на тонких ветвях голой березы. Мальчики занимают так мало места на картине, но при этом они являются настоящим центром композиции. Без них просторный осенний пейзаж казался бы холодным и безжизненным.
В этой акварели зоркий глаз удачно сочетается с глубоким поэтическим чувством.
Такое же сочетание трезвой наблюдательности с поэтическим чувством обнаруживается в изображениях батальных сцен молодыми художниками.
Все мальчики двенадцати и тринадцати лет любят рисовать атаки пехоты, кавалерийские атаки, воздушные бои и морские сражения.
Но молодые художники, о которых идет речь, обладают специфическими характеристиками. Они стремятся не только к военному романтизму, но и к героической искренности, исторической правде, живости и точности действий.
Возьмем, к примеру, рисунок тринадцатилетнего художника Анатоля Ксенофонтова «Атака на Зимний дворец».«Косой дождь, скользкая, слякотная дорога. Сплоченные шеренги вооруженных рабочих, солдат и матросов движутся к дворцу. Залитые знамена тяжело взмахивают. Старые петербургские дома тревожно съеживаются во мраке.
Эта картина не может оставить равнодушным никого, кто вспоминает события 1911 года в России. И очень немногие из очевидцев тех событий могли с такой убежденностью и верностью передать суровый и напряженный дух. битвы, приведшей к победе Октябрьской революции.
Вот еще один рисунок: «Щорс на подступах к Киеву».
Художник — пятнадцатилетний школьник Владимир Шульженко.
Для мальчика такого возраста было бы вполне простительно увлекаться внешним эффектом, зрелищностью.
Но юного Владимира интересует не театральный эффект, а подлинные образы и достоверное описание.
Он не хочет, чтобы его Щорс был абстрактным военным атаманом, имитируемым с чужих картин, а тем живым партизаном, которого революция превратила в одного из самых известных своих военачальников.
* * *
Мы упомянули лишь нескольких наших молодых поэтов и художников.
Тот факт, что мы выделили их среди бесчисленного множества других, не означает, что мы считаем их самыми одаренными.
Мы выбрали эти стихи и рисунки, потому что считали их наиболее характерными и наиболее показательными для вкусов и чаяний советских детей.
Здесь невозможно даже кратко упомянуть всех юношей и девушек, которые привлекли внимание на наших многочисленных конкурсах и выставках юных художников.
Шесть тысяч юношей прислали рисунки и рисунки только на одну экспозицию — в память о смерти поэта Пушкина.
Что же касается стихов и рассказов, посвященных Пушкину детьми в годовщину его смерти, то их бесчисленное множество.
Но помимо поэтов и художников есть бесчисленное количество одаренных молодых музыкантов, актеров, чтецов и танцоров.
Вряд ли найдется музыкальный, танцевальный или драматический класс во Дворцах пионеров и клубах, разбросанных по всей стране, где вы не найдете детей, которые радуют нас свежестью и богатством. свои таланты.
В чем причина такой необычной художественной активности советских детей?
Во-первых, то, что им нравится настоящее детство.
Весь период жизни, в течение которого человеческий разум и организм растут и развиваются, они могут посвятить учебе, игре, росту и развитию.
Никто из них не должен гнуть спину в портных или сапожных мастерских; никому из них не приходится целый день бегать за покупками; никому из них не приходится тратить свое время на подметание полов в парикмахерских.Но это еще не все.
Бесплатны не только школы, но и музыкальные, художественные и драматические кружки, студии и клубы.
И эти кружки, студии и клубы есть повсюду, в больших и малых городах, заводских поселках и колхозах, в центре страны и в приграничных районах.
Везде ребенку предоставляют бумагу, холст, мелки, краски, костюмы и сцену.
Существует настоящая армия обученных мужчин и женщин, которые направляют художественное воспитание детей.Всегда есть старший товарищ, к которому ребенок может обратиться за помощью и совет.
Даже дети в самых отдаленных и малонаселенных частях страны не чувствуют себя одинокими и изолированными. Они могут прислать свои стихи и рисунки в Москву, Ленинград или ближайший город. Опытный консультант центра детского творчества или клуба пионеров подробно ответит на его письмо, выскажет мнение о его работе и посоветует, что делать дальше.
Такой обмен письмами часто будет вестись регулярно в течение нескольких лет, составляя в своем роде заочную художественную школу.Иногда молодого претендента приглашают в Москву или Ленинград, чтобы встретиться со своими советниками и показать город. и его музеи.
Во всех музыкальных школах и академиях искусств есть свои младшие отделения, где одаренных детей обучают лучшие учителя и профессора.
Театры Советского Союза регулярно дают детские спектакли с тщательно подобранным репертуаром.
Кроме того, есть специальные детские театры. За двадцать один год, с 1918 по 1939 год, в различных национальных республиках У. открылось 138 детских театров.S.S.R. Они выступают на двадцати разных языках.
Никто не пытается превратить эти театры в прибыльные предприятия. Стоимость их содержания, как и стоимость государственного образования, несет государство.
В СССР художественное развитие ребенка является неотъемлемой частью общей системы воспитания образованных мужчин и женщин и хороших граждан.
Москва в год чумы: Стихи
Описание книги
Этот сборник стихов, написанных в годы московского голода и русской революции 1917 года, представляет собой одни из самых замечательных произведений Цветаевой. Он наполнен едкой иронией и яркими образами.Часто ссылаясь на образы сопротивления, Цветаева подходит к женской стойкости с устойчивой силой и заразительным чувством юмора. «Для женщины, — замечает она, — Бог — это стареющий муж». Цветаева, которой глубоко восхищались Райнер Мария Рильке и Владимир Набоков, считается одним из самых важных поэтов России двадцатого века. Многие из этих стихотворений появляются на английском языке впервые.
Гениальный поэт.
— Владимир Набоков
[] Русская поэзия, переведенная в этой книге, трепещет от неослабевающей эмоциональной напряженности и переполненной словесной выдумки.И Кристоферу Уайту удалось уловить большую часть этой полноты. Это перевод поэта. Семантическая перестройка здесь с перефразированием основного приема временами значительна, но в целом оправдана, а в некоторых случаях вдохновлена … замечательно мало случаев, когда смысл русского языка был неправильно понят.
— Г.С. Смит, «Современная поэзия в переводе»
[I] была немедленно преодолена огромной лирической силой ее поэтической формы.Она … возникла из личного опыта — не узкогрудого и не одышки от строчки к строчке, а богатой, компактной и обволакивающей.
— Борис Пастернак
… наиболее возбудимый, яркий и, пожалуй, самый индивидуальный стиль в русской поэзии ХХ века.
— Клаудиа Рот Пьерпон, The New Yorker
Поразительный диапазон стиля и чувств: от напористой разговорной речи, подобной Маяковскому, до лирической нежности, которая вызывает у Каммингса.
— Библиотечный журнал
Изображенная на графике работа Цветаевой имела бы кривую — или, скорее, прямую линию — поднимающуюся почти под прямым углом из-за ее постоянных усилий поднять высоту звука на ноту выше, идея выше (точнее, на октаву и веру выше). Она всегда доводила все, что могла сказать, до мыслимого и выразительного конца. И в ее стихах, и в прозе ничто не остается висящим и не оставляет чувства двойственности. Цветаева — это уникальный случай, когда высший духовный опыт эпохи (для нас чувство амбивалентности, противоречивости в природе человеческого существования) служил не объектом выражения, а средством, с помощью которого он трансформировался в материал искусства.
— Иосиф Бродский
Необычные в ее жизни стихи Цветаевой сами по себе классические. Лучшие из них поразят вас, как пушечное ядро. […] Душераздирающая и воодушевляющая одновременно, лучшее из этих ста с лишним стихотворений поразительно. Хотя место ее последнего упокоения немаркировано, эти стихи монументальны.
— Джеффри Сайферс Райт, On-Verge
… отдельные страницы — некоторые из них никогда не переводились — … рассказывают волнующую и душераздирающую историю: саморазрушительный, почти непреодолимый поэт, бродящий по разбитый город, слыша и учусь у писателей, которых она любила, писала бессмертные отрывки и фрагменты с разбитым горем, «не скрывая эмоций в своем голосе.’
— Publishers Weekly
Кристофер Уайт, в Москва в год чумы, дал нам разговорный, остроумный и очень долгожданный полный английский вариант стихов периода революции / гражданской войны […] до большевистская революция. Книга красиво оформлена, легка и портативна, как и должны быть поэтические сборники, щедро выложена так, чтобы на каждом четырехстрочном листе была отдельная страница. […] Цветаева, как и большинство великих русских, поэт-музыкальная, но ее оркестровка смелая, неожиданная, полная синкопы и диссонанса… […] Вклад Уайта в «английскую» Цветаеву, помимо тематики подборки, которая дает читателю возможность действительно узнать поэта как молодую женщину, захваченную смерчем войны и революции, — это …] то, как он отражает ее острый юмор […] и ее емкую самооценку […]. Визуальные образы Цветаевой великолепно переданы […], как и ее устойчивые эфемерные метафоры.
— Аврил Пыман, стенд
10 стихотворений, определяющих русскую литературу
Выбрать всего несколько стихов, определяющих русскую литературу, — непростая задача.И все же есть такие, которые глубоко укоренились в сердце каждого россиянина, извлечены из юных лет и возвращают самые теплые воспоминания о доме. Вот наша подборка русской поэзии, которая определяет ее национальную литературу.
Пушкин считается стержнем русской поэзии. Поэтому неудивительно, что его стихи являются одними из самых известных в России и составляют подавляющее большинство в школьной программе. Даже в этом случае есть определенные стихи, которые выделяются, например, это классическое любовное стихотворение 1825 года, посвященное таинственному сердцееду.Пушкин написал ее во время ссылки в село Михайловское. С тех пор она стала любовным стихотворением эпохи и приобрела еще большую популярность, когда ее поставил на музыку композитор Михаил Глинка.
В экстазе бьется сердце,
Старые радости для него заново оживают;
Вдохновленный и наполненный Богом, он встречает
Огонь, и слезы, и любовь живую.
Это стихотворение 1837 года берет свое название от Бородинского сражения — одного из главных сражений войны 1812 года с Наполеоном.Это произошло в подмосковном поселке Бородино. После того, что казалось русской победой, русской армии было приказано отступить, поскольку у Наполеона были большие резервы на пути. В результате Москва сдалась врагу. Поэма построена как разговор молодого человека с солдатом, сражавшимся в бою, который вспоминает значение этой битвы для войны и потери, которые они понесли, сражаясь за страну.
Да, были люди в ту смелую эпоху
У кого были сердца и души героев:
Настоящие мужчины, в отличие от вас, ребята!
Они сражались, но им не повезло, и
Тогда было убито столько храбрых молодых людей.
Но Москва, если бы Бог этого не пожелал,
никогда бы не сменила хозяина!
Бородинская битва — Луи Лежен | © Wikimedia Commons
Поэт Некрасов был известен тем, что называлось «гражданской поэзией», и в этом конкретном произведении 1856 года он пытается ответить на вопрос, должна ли поэзия всегда отражать мнение автора как гражданина. Поэма написана как диалог, который можно трактовать как внутренний конфликт, волновавший самого Некрасова.Он заключает, что поэт должен служить народу и своей стране, в следующих строках:
Вряд ли это лестный приговор, сэр,
Тем не менее, он вынесен вашим сердцем,
Раскрывает ли оно ваше истинное искусство?
Поэтом, может, и не быть;
Ваш долг — быть гражданином!
Это произведение 1866 года представляет собой очень простое стихотворение, состоящее всего из четырех строк, первый экземпляр которого был написан на клочке бумаги.Тем не менее, эти четыре строчки умело суммируют настроения русских людей. Стихотворение остается популярным до сих пор и недавно было прочитано вслух президентом Путиным экс-президенту Франции Николя Саркози.
Ее умом не схватишь
Или обложка с общим лейблом,
Для России единственная в своем роде —
Поверьте в нее, если сможете…
Оригинал стихотворения Тютчева | © Wikimedia Commons
Поэт Александр Блок пережил бурные годы русской революции.Он происходил из образованной интеллигентной семьи, но, в отличие от многих людей его сословия, решил остаться в России и остался верен своей стране. Это стихотворение 1905 года отражает неопределенность времени: первую революцию, короткую, но позорную войну с Японией и продолжающееся недовольство нынешним правительством.
И все думали, что радость была там, Что все корабли в тихой бухте, И усталые люди за границей, полные заботы, Теперь все были благословлены счастливым днем.
Анна Ахматова была поэтессой, жизнь которой была наполнена потерями и страданиями. Ее бывший муж и сын были арестованы во время сталинских репрессий. Она упорно боролся, чтобы освободить их, но безуспешно, как ее бывший муж был казнен и сын отправили в трудовой лагерь. Трагические события ее личной жизни и три несчастливых брака нашли отражение в ее стихах, а также в этом произведении 1911 года:
Задыхаясь, плача: «Я был просто фальшивкой!
Если ты пойдешь, я умру! »Он ответил:
С кошмарной улыбкой, спокойной и каменной,
« Не стой на ветру, иди внутрь.
Портрет Ахматовой работы Натана Альтмана | © Wikimedia Commons
Это стихотворение 1913 года было написано в первые годы творческой карьеры Марины Цветаевой как поэтессы. Она рассказывает историю своей будущей карьеры. Как женщина в начале 20-го века, ей было трудно найти положительный отклик на свою работу. Она столкнулась с критикой, и в течение многих лет ее книги не продавались. Эмигрировав во время революции, ее имя было стерто из русской литературы. Но, как она предсказывает, ее работы все же вернулись назад, спустя годы после ее трагической и внезапной смерти.
Эти мои стихи, написанные так рано
Чего я тогда не знал Я был поэтом,
Которые, как капельки из фонтана, рвали
Как искры от ракеты
Маяковский был один из ведущих поэтов футуристического движения и уважаемый человек своего дела. Его карьера достигла больших высот в 1920-е годы, но он вел беспокойный образ жизни, приведший к самоубийству в 1930 году. Стихотворение 1914 года « Слушай, » — одно из его ранних произведений, в котором он ищет ответы на некоторые из самых сложных вопросов о нашей жизни. цель в мире.Он размышляет о роли поэта, делая вывод, что главная причина жизни — польза. При этом работа художника должна быть не только отражением его жизни, но и затрагивать жизни других.
Слушай,
если звезды горят
значит — есть кому нужно.
Значит — кто-то хочет, чтобы они были,
, что кто-то считает эти пятнышки слюны
великолепными.
Эскизы Маяковского | © Wikimedia Commons
Хотя в жизни успешного и привлекательного поэта Сергея Есенина было много женщин, стихотворение « Письмо женщине » 1924 года было посвящено его второй жене, Зинаиде Райх.Их брак с двумя детьми распался из-за увлечения Есенина другой женщиной. Влечение, которое вскоре прошло, сменилось раскаянием по поводу того, что он сделал. Поэма похожа на воспоминание, которое возвращает читателя в тот день, когда они решили расстаться, а затем возвращается в настоящее, когда Есенин выражает сожаление о содеянном.
Ты помнишь,
Конечно, ты помнишь
Как я стоял
Спиной к стене
Пока ты в раздражении ходил по комнате
И много резких слов
Пусть упадет.
Иосиф Бродский посвятил эту работу 1970 года трусам своего поколения — людям, которые говорили о свободе слова, выступали против Советского правительства, но которые были готовы сделать это только из своей комнаты. Он советует им оставаться в своих комнатах и сливаться с обоями, потому что это все, к чему они готовы. Поэма была написана за два года до того, как Бродский эмигрировал из России и больше не вернулся.
Не выходите из комнаты. О, просто позвольте комнате представить
Как вы выглядите.И вообще, инкогнито
Ergo sum, как форма выражалась в гневе по существу.
Не выходи из комнаты! Мне кажется, что это не Франция.
Бродский в Мичиганском университете | © Wikimedia Commons
Москва в год чумы: стихи (в мягкой обложке)
Недоступно для заказа.
Специальный заказ — зависит от наличия издателя.
Описание
Эти стихи, написанные во время русской революции 1917 года и последовавшего за ней голода в Москве, пронизаны иронией и юмором Цветаевой, которые, несомненно, объясняли ее успех не только в том, что она достигла конца года чумы, но и сделала его наиболее продуктивным для нее. карьера. Мы встречаем мальчика-барабанщика, боготворящего Наполеона, неудержимо озорную бабушку, которая отказывается извиняться перед Богом в Судный день, и андрогинную (и светящуюся) Жанну д’Арк.
«Изображенная на графике работа Цветаевой показывала бы кривую — или, скорее, прямую линию — поднимающуюся почти под прямым углом из-за ее постоянных усилий поднять высоту звука на ноту выше, на идею выше … она должна сказать свой мыслимый и выразительный конец. И в ее стихах, и в прозе ничто не остается висящим и не оставляет чувства амбивалентности. Цветаева — уникальный случай, в котором первостепенный духовный опыт эпохи (для нас чувство амбивалентность, противоречивость в природе человеческого существования) служила не объектом выражения, а средством ее превращения в материал искусства.«- Иосиф Бродский
Пока ваши глаза следят за мной в могилу, напишите всю кашу на моем кресте!» Ее дни начинались с песен, заканчивались слезами, но когда она умерла, она рассмеялась! »
— из Москва в Чумной Год: Стихи
Об авторе
Марина Цветаева (1892-1941) — русский поэт и мемуарист. Работами Цветаевой восхищались многие поэты ее времени, в том числе Райнер Мария Рильке, Борис Пастернак, Иосиф Бродский и другие.Русская революция побудила мужа Цветаевой присоединиться к Белой армии, и она и ее маленькие дети оказались в ловушке в Москве и брошены в крайнюю нищету на пять лет, о чем говорится в стихах Москва в году чумы. В 1941 году ее мужа застрелили по обвинению в шпионаже, дочь отправили в трудовой лагерь, а Цветаеву отправили в Елабугу, где она снова отчаянно искала работу, пока в том же году не покончила жизнь самоубийством. Автор живет в Москве, Россия.
Похвала за…
«Гениальный поэт». — Владимир Набоков
«Уникальный, глубокий, страстный, вдохновляющий … Задаёт вопросы, о существовании которых мы не подозревали, пока она не предложила их нам, и ответы на некоторые из самых непреходящих загадок поэзии». — К.К. Уильямс
«Хотя Цветаева в целом менее известна здесь, чем Пастернак, Ахматова и Мандельштам, она считается некоторыми критиками величайшим из этих четырех главных поэтов послереволюционной России… Пропитанный страстью и героическим упорством духа. « — Publishers Weekly
» разговорчивый, остроумный и очень желанный […]. Вклад Уайта в «английскую» Цветаеву, помимо фокуса подборки, который дает читателю возможность действительно узнать поэта как молодую женщину, захваченную смерчем войны и революции, […] то, как он отражает ее острый юмор […] и ее содержательную самооценку […]. Визуальные образы Цветаевой великолепно переданы […], как и ее устойчивые эфемерные метафоры.Какое прекрасное чувство, когда язык говорит «на», а не «в небе», так что мы видим не только радужное имя МАРИНА, но и трудолюбивый подросток, тянущийся, чтобы объяснить его. Ради этого имени Уайт позволяет русской музыке прорваться через свой собственный, более трезвый язык ».
Подробнее о продукте
ISBN: 9781935744962
ISBN-10: 1935744968
Издатель: Archipelago
Дата публикации: 12 августа 2014 г.
Страницы: 180
Язык: Английский
Категории
Дом на Московской улице от Мэрилин Нельсон
Это оборванный источник памяти,
бунгало с битумной черепицей
полы которых наклонены к крыльцу,
задний двор которого резко заканчивается
в заросшем овраге.Ничего особенного:
цепочка из трех спален
и длинная боковая веранда превращена в салон
где курил мой прадед Помпа
каждый вечер в новостях,
длинная солнечная кухня
где Энни, его жена,
мерная кукурузная мука
мечтать в окно
через овраг и до холма Шелби
где она родила их духом,
высоко-желтый выводок.
В средней спальне,
высокая антикварная двуспальная кровать
призрак тети Джейн,
прачка
купивший дом в 1872 г.,
хотя я звоню всеми своими голосами,
не появляются.
И призрак Помпы,
кому верит один из моих двоюродных братьев
у нее когда-то был долгий и интимный
невысказанный полуночный разговор.
Он сказал ей, хотя они никогда не встречались:
что он любил ее; обещанный
ее грубое вдовство исцелит
не оставляя шрама.
Удобства в закрытом углу
наклонной задней боковой веранды
были первыми в городе сантехникой.
Тетя Джейн положила их туда,
навлекая на себя гнев женщины
которые жили в большом доме по соседству.
Тетя Джейн вышла из дома
Энни, мать которой она знала
в качестве раба на плантации,
чтобы Энни и Помп могли перевезти своих детей
в город, вниз от Шелби-Хилл.
Моя бабушка, ее брат и пять сестер
смотрел, как их лица медленно меняются
в овальном зеркале на стене за дверью
в лица учителей, золотые от уважения.
Здесь Женева, похотливая сестра,
проклятые их колледжи,
мазок ее ртутной груди
с подарками духов.
Столько любви,
столько же, сколько визит
на могилу известного предка,
дом побуждает меня не молчать
а праведникам хвала Иисусу песня:
Ой, сом и зелень репы,
кукурузный хлеб с горячей водой и крупы.
Ох уж эти заплесневелые, подчеркнутые Библии;
поколения потеряно, чтобы быть найденными,
быть найденным.
Детская литература первых десятилетий советской эпохи
После Октябрьской революции создание «новой» детской литературы продолжилось. Эта работа началась уже в 1870–1880-е годы, когда на смену русскому народничеству, питавшему реалистичную детскую литературу, постепенно пришел модернизм (например.г., журнал «Тропинка», 1905–1912). В 1880-е годы детское чтение в России было полностью переработано библиотекарями, учителями, критиками и писателями. Новая парадигма детского чтения сложилась на рубеже 1920-1930-х годов.
Несмотря на то, что Народный комиссариат просвещения, Пролеткульт, Максим Горький или Государственная военная власть прилагали большие усилия для определения развития детской литературы, российская детская литература не только сохранила свой потенциал для свободного развития, но и предоставила шедевры, которые остаются актуальными. для следующих поколений.
Обширную статью о детской литературе первых десятилетий советской эпохи подготовила профессор русской литературы Московского педагогического государственного университета, доцент, доктор филологических наук, литературный и искусствовед Ирина Арзамасцева.
Подробнее
АВТОР
Ирина Арзамасцева
Профессор русской литературы
, Московский педагогический государственный университет
, доцент, доктор филологических наук
литературовед и искусствовед
После Октябрьской революции создание «новой» детской литературы продолжилось.Эта работа началась уже в 1870–1880-е годы, когда на смену русскому народничеству, питавшему реалистическую детскую литературу, пришел модернизм (например, журнал «Тропинка», 1905–1912). В 1880-е годы детское чтение в России было полностью переработано библиотекарями, учителями, критиками и писателями. Новая парадигма детского чтения сложилась на рубеже 1920-1930-х годов. В 1920 году открыт Институт детского чтения, в 1932 году выходит журнал «Детская литература».Именно тогда детская печать стала контролироваться Коммунистической партией, но даже в этих условиях некоторым писателям удавалось оставаться независимыми в эстетическом и социальном отношении и привлекать внимание многих юных читателей (Аркадий Гайдар, Валентина Осеева, Рувим Фраерман, Константин Паустовский).
Социализм был выбран в качестве социальной модели, а это означало, что в центре внимания был новый ребенок и построение нового общества, а сюжеты о семье и детских чувствах были сняты со сцены.Развивалась учебная литература по науке и технике, а также художественная литература о природе.
Главной чертой «старой» детской литературы была дидактика, и ей пытались найти замену в новых условиях — «прогрессивную» идеологию искусства, которая интегрировала бы утопию будущего человечества в текущую действительность. Ожидаемым преимуществом «новой» детской литературы был демократизм в отношении авторско-читательских отношений, в плане свободного сочетания различных стилей и жанров, в плане сюжетов и сюжетов.
В 1957 году Самуил Маршак сказал о тех временах: «Нам было интересно, что читатели были демократическими, из масс, из деревень и фабрик, а не из белых рук. В этом была пленительная новизна. <…> Нам было интересно, что можно построить что-то новое и убрать старый мусор как из художественной, так и из популярной литературы, где все было в переводах, полно дидактики и лишено художественной концепции. <…> Нам было интересно, что в детской литературе художественные и образовательные элементы переплетены, а не разделены, как во взрослой литературе.»[С.Я. Маршак. Два выступления С.Я. Маршак с Л.К. Чуковская // С.Я. Маршак. Собрание сочинений .: в 8 т. — Т. 7. — стр. 576–577.]
Решая задачи демократизации, писатели сделали важные художественные изобретения, но не смогли устранить старую дидактику, которая оказалась востребованной благодаря пропаганде советских ценностей: дидактика в игровых и драматических формах была включена в советские детская литература (например, «Повесть о неизвестном герое» Самуила Маршака).
После Октябрьской революции детская литература развивалась в основном на основе идей, возникших на рубеже XIX и XX веков. Большинство писателей, критиков и учителей начала ХХ века поддерживали либеральную идеологию и были далеки от радикальных большевиков. После крушения монархии они продолжили свою работу и внесли свои идеи в советскую детскую литературу.
После революции в литературе были ликвидированы социальные слои — «настоящие дети» и «поварские дети».Идея рассматривать детскую литературу как «большое искусство для маленьких», впервые озвученная в начале ХХ века, была официально провозглашена на Первом Всесоюзном съезде советских писателей в 1934 году.
В начале 20 века у русских писателей само понятие детской книги ассоциировалось с немецкими книгами, так как их было много на российском рынке. Новая детская литература была ориентирована на искусство многих народов необъятной страны.
В 1917–1919 издательство Ивана Сытина продолжило выпуск серии народных сказок.Кроме того, там же изданы «Сибирский пряник» (1919), сборник Алексея Ремизова, «Русские народные песни» из собрания основателя Московского детского книжного музея Якова Мексина (1919) и другие фольклорные сборники. период. Становление детского фольклористики способствовало повороту детской литературы в сторону народного творчества: на рубеже 1920-1930-х годов вышли книги и статьи Ольги Капицы, Георгия Виноградова, Всеволода Всеволодского-Гернгросса.
Детские писатели собирали и переводили фольклор, перенесли свое искусство в фольклор. В результате дети получили богатый источник сказок, сказок, головоломок и пословиц разных народов, а также целую библиотеку фольклорной литературы: стихи Зинаиды Александровой и Елены Благининой, сказки Степана Писахова и Ивана Соколова-Микитова, сказки Павла Бажова, народные сказки Михаила Булатова, Тамары Габбе, Ирины Карнауховой, Натальи Колпаковой, Александры Любарской, Алексея Толстого, Бориса Шергина и др.
В 20–30-е годы XX века фольклоризм был очень типичен для детской литературы младшего возраста. «Муха Цокотуха», «Скорбь Федоры», «Большой таракан», «Волшебное дерево», «Путаница» и другие сказки Корнея Чуковского напрямую связаны с народной культурой смеха, грубыми цветными гравюрами и детскими игрушками. — намеки на сатирическую реакцию автора на писательскую и общественную жизнь. Дидактизм в его произведениях был обновлен сочетанием народной поэтической традиции с русскими поэтическими традициями, как классическими, так и современными, на фоне их общей пародийности.
Воздействие народных сказаний во многом определило развитие малых эпических форм для детей 8–12 лет (например, рассказы «Пакет» Л. Пантелеева, «Бумбараш» Аркадия Гайдара и его «Сказка о военной тайне, о мальчике. Ниппер-Пиппер и его честное слово »). Специфика подобных рассказов и сказок проистекает из сочетания популярных военно-пропагандистских эстампов времен Первой мировой войны и традиционных исторических повествований о борьбе людей за свободу, прежде всего французских романтиков и Виктора Гюго, пользовавшегося большой популярностью в России.
Российские и западные этнографы помещали детство между двумя важнейшими «переходными» обрядами — рождением и посвящением. Сюжет посвящения заставил писателей-реалистов прибегнуть к психологизму и социальному анализу. Образы подростков, переживающих «переходную» драму в годы крупных народных движений, многочисленны: рассказы «Школа» (1930) Аркадия Гайдара, «Никичен» (1933), «Дикий пес Динго, или Сказка о первой любви». (1939) Рувима Фраермана, роман Николая Островского «Как закалялась сталь» (1930–1932) и др.В то же время советская литература для подростков формировалась в научных и критических произведениях.
Рассказ «Дикий пес Динго…» получил широкое распространение: конфликт в его сюжете выходил за рамки идеологической парадигмы. В детстве школьница Таня Сабанеева очень одинока, несмотря на то, что ее окружают хорошие сверстники и взрослые; она член тесной советской «семьи», но в то же время замкнутый человек. Кроме того, был парадокс в образе нового «естественного человека» — мальчика-эвенка Фильки: его кратко описывают как школьника и первооткрывателя, но лучше понимают как дитя природы и его «безграмотного» народа; При этом личность молодого эвенка намного гармоничнее, чем у Тани.
Детская литература пополнилась за счет самых юных читателей. Иногда их просьбы были важнее для писателей, чем госзаказ. Например, поставангардные поэты Даниил Хармс и Николай Олейников строили свое творчество на детских запросах. Писатели закладывают банальную, но необходимую мораль в виде игры, детского театра и даже кино: например, «Ветер на реке» Зинаиды Александровой. Владимир Маяковский построил свое стихотворение как развернутый ответ отца на вопрос маленького сына — «Что правильно, а что неправильно?». Детская поэзия вернулась к старинным формам «размышлений», «диалогов», «прогулок» и «бесед» с детьми.
В 1920-е годы писатели и знатоки детского чтения внимательно читали тысячи детских писем, чтобы понять нового читателя. Редакторы подготовили публикации рассказов и рассказов уличных детей, крестьянских детей, пионеров и других «детских репортеров». Считалось, что дети и подростки лучше знают, какие книги им нужны, и даже могут сами писать эти книги с помощью опытных редакторов. Произошло своеобразное противостояние двух авторитетов в литературе: профессионального писателя и детского слова.Приветствовали авторов с богатым жизненным опытом, то есть тех, кто видел жизнь трудящихся: например, Андрей Некрасов («Приключения капитана Врунгеля») и Борис Житков («Судовой механик из Салерно») были моряками.
13 июля 1933 года Максим Горький обратился к детям страны через «Пионерскую правду»: «Что вы читаете? Какие книги вам нравятся? Какие книги вы хотите прочитать? » Был раздел «Наш ответ Максиму Горькому», в котором публиковались детские запросы в Государственное детское издательство (Детгиз).Обширные отзывы юных читателей определили разницу между литературой 1920–1930-х годов и ее предыдущей историей.
Форма детских журналов в 20-е годы («Воробей», «Барабан», «Юный строитель», «Весёлые ребята», «Затейник», «Моорзилка») приблизилась к форме любительских или школьных журналов. В 30-е годы журналы «Пионер» и «Костер» вернулись к более строгой форме. Журналы «Ёж» и «Чиж» выпускались детским отделением государственного издательства Госиздат (ГИЗ) и предназначались для подростков (пионеров / подростков) и детей младшего возраста соответственно.Именно в этих журналах была чуть ли не единственная возможность для поэтов «Обериу» Даниила Хармса, Александра Введенского и Николая Олейникова опубликовать свои произведения. Детские журналы стали приютом для русского поставангарда.
Писатели старались писать как дети или подростки, копируя стиль детского творчества. Некоторым читателям казалось, что «Дневник Кости Рябцева» Николая Огнева (1926 г.) — роман о Общей трудовой школе — был настоящим документом.Некоторое время Агния Барто не сообщала, что стихотворение «Челюскинцы-догогинцы» написано ею, а не маленьким мальчиком. Девочки всей страны новое стихотворение Елены Благининой «Мать спит, она устала…» наизусть, все дети знали стихотворение Сергея Михалкова «А что у тебя?» Этими и подобными стихотворениями поэтам удалось создать эффект настоящей детской речи.
В то же время дети и подростки действительно умели сочинять некоторые важные произведения. Так, в 4 года Костя Баранников, 1924 года рождения, узнал слово «всегда» и сказал своей маме:
Пусть всегда будет солнце,
Да будет всегда голубое небо,
Да будет всегда мумия,
Да всегда буду я ”
и позже вошла в песню Аркадия Островского «Солнечный круг» на слова Льва Ошанина.Эта песня стала своеобразным гимном страны. В 1937–1939 годах московская школьница Нина Луговская вела дневник, поражающий искренностью юных чувств и зрелым пониманием ситуации в сталинской Москве.
Была реализована старая идея вынести детскую литературу за пределы крошечного мирка комнаты, расширился список тем и жанров. Были переработаны, урезаны и изданы для подростков сложные и неоднозначные произведения общей литературы: романы «Чапаев» Дмитрия Фурманова, «Маршрут» Александра Фадеева, «Цусима» Алексея Новикова-Прибоя ». Как закалялась сталь »Николая Островского,« Петр I »,« Аэлита »и« Гиперболоид инженера Гарина »Алексея Толстого,« Кара-Бугаз »Константина Паустовского.
Романы, рассказы и рассказы заменялись документальными. К молодому поколению обращались политические деятели: например, «Воспоминания о большевике» Федора Раскольникова (1917), «Детям о пятилетке» Глеба Кржижановского (1929), а также «Большевики овладеют техникой. Речь Сталина и ответ ленинградских детей вождю »(1931). Предисловие к книге немецкого и советского журналиста Марии Остен «Хуберт в стране чудес». Сочинения и дни немецкого пионера »(1935) написал болгарин Георгий Димитров, возглавлявший Коммунистический Интернационал.
Публикации о Ленине и Сталине, биографии революционеров всех времен и народов составили целый раздел литературы для школьников. В то же время некоторые работы соответствовали парадигме социалистического реализма только по форме, но имели скрытую ироническую сущность (например, «Рассказы о Ленине» Михаила Зощенко, 1939–1940).
Было много спектаклей для профессиональных и любительских детских театров. Лучшие из них использовались для интерпретации известных сюжетов в контексте российской истории: пьесы 1918 года — «Алинор» Всеволода Мейерхольда и Юрия Бонди (по мотивам «Звездного ребенка» Оскара Уайльда), «Древо превращений» Николая Гумилева. (со ссылками на «Так говорил Заратустра» Фридриха Ницше), а также пьесы Самуила Маршака, в том числе «Кошачий дом» (1922).Спектакль Сергея Михалкова «Том Кенти» (1938) по роману Марка Твена «Принц и нищий» имел успех. Знаменательно, что Евгений Шварц, крупнейший детский драматург 1930-х годов, перешел от прямой пропаганды («Клад» — о «молодых разведчиках народного хозяйства») к сложным этико-философским вопросам, обсуждаемым на языке аллегорических сюжетов Ганса Христиана. Андерсен, Шарль Перро и другие европейские сказочники: «Свинопас», «Голый король», «Красная шапочка», «Снежная королева» и «Тень.”
Вообще, советскими писателями широко использовалась палимпсестическая форма письма, когда новый текст пишется поверх известного сюжета. Так, «над» английской сказкой Ф. Ансти «Медная бутылка» Лазарь Лагин написал сказочный роман «Старый Хоттабыч» (1938) о джинне, «улучшающем» жизнь советских пионеров, которая уже была счастливой и насыщенной. чудес. Сказочный роман «Волшебник Изумрудного города» (1939) был написан «над» сказкой Фрэнка Баума «Чудесный волшебник из страны Оз».Изумрудный город обманчив: он кажется волшебным только через зеленые очки, которые должны носить все жители города.
Писатели овладели социальными и политическими, научно-техническими, социальными и бытовыми темами, интегрируя знания в метафорическое мировоззрение. Вновь создана форма сказки с функциями учебника, отсылающая к русской натурфилософской традиции XIX века (например, сказки князя Владимира Одоевского). Так, Ян Ларри написал «Невероятные приключения Карика и Вали» (1937) о детях и учителе, которые волшебным образом уменьшились и оказались в мире растений и насекомых.
Возникла потребность в универсальной книге «Все обо всем» — сборнике, из которого дети будут изучать основы истории, науки и техники с дарвинистской и марксистской точек зрения. Идея была реализована писателями-коммуникаторами Ильей Маршаком и Еленой Сегал в их книге «Как человек стал гигантом» (1940). Авторы не только объяснили школьникам роль труда в истории природы и цивилизации, но и создали образ юного читателя, равного взрослым, способного преобразовывать природу и создавать общественное богатство.Дети — наследники всей мировой культуры и усилий всего человечества, хозяева природы. Небольшой сборник создал Борис Житков в своей книге «Что я видел» (1940): энциклопедия особенная, так как рассчитана на «четырехлетних граждан». Используемый Житковым метод повествования соответствует модернистской эстетике, то есть описанию мира через призму личного детского восприятия. Сегал и Ильин приняли противоположный метод, соответствующий классической эстетике, — повествование обезличенным взрослым рассказчиком, идеальным наставником, рассчитанным на столь же идеального ученика-читателя.
Однако в литературе 20–30-х годов были и потери: исчезли сентиментальные сюжеты о сиротах и благотворителях, рождественские сказки, над принцессами посмеивались, разоблачали фокусников.
Изменился общий стиль детской литературы, активно развивались формы юмора, особенно сатиры и юмора. Вне зависимости от реальной ситуации в советских детских изданиях стали преобладать мотивы социального оптимизма. «Счастливые» детские книги были главным достижением постоктябрьской литературы, ответом обновленной культуры на ожидание нового гения, равного «счастливому» Пушкину.Это достижение явилось результатом длительной подготовки публики к замене слез смехом. В основе этой революции лежал пушкинизм как реакция на упадок и кризис символизма. Немного забытый в 20-е годы Пушкин был полностью возвращен детям в 30-е годы. В 1937 году в центральных газетах появились статьи Самуила Маршака «Три юбилея», «О Пушкине и трех школьниках», в которых было доказано, что детское искусство от природы тяготеет к Пушкину, а дети — главные наследники и ученики школы. гений.Издан каталог «Пушкин — детям» (1937). Не меньшее внимание Пушкину уделяла эмигрантская пресса для детей и родителей. Ежегодно проводились «День русских детей», литературные и театральные фестивали, посвященные дню рождения Пушкина. Потребность в счастье и мудрых «детских» развлечениях предопределила развитие всей российской детской литературы в противовес усилению драматизма и трагизма во «взрослой» литературе.
Героические романтики, появившиеся в детской военно-патриотической литературе в последней трети XIX — начале XX века, стали более пафосными.«Голубые ночи, бегут, как костры…» пионерский гимн был написан в 1922 году в марше из романтической оперы Шарля Гуно «Фауст» на стихи 18-летнего юного коммуниста Александра Жарова, ученика поэт Валерий Брюсов. Быстро развивающиеся мифы о большевистской революции и героях Гражданской войны в России были интегрированы в сюжеты героических подвигов и гибели юных героев. В поэзии присутствовали мотивы героизма и стоицизма (песня «Орленок» 1936 года на стихи Якова Шведова, другого ученика Валерия Брюсова).
Героическая романтика, основанная на пара-фольклоре и литературном понимании героев революции и гражданской войны, сочеталась с исторической романтикой, восходящей к книгам. Писатели помнили о собственных читательских интересах и создали исторические романы по образцу произведений Вальтера Скотта, Виктора Гюго и Рафаэлло Джованьоли. Одной из особенностей этих палимпсестов было то, что советские писатели-историки не скрывали оригиналов и сохраняли видимость жанровых и стилевых структур (романы «Большой круиз» 1936–1938 гг. Об открытии Америки и «Соломенный Джек», 1940–1941, о восстании Зинаиды Шишковой в Уот Тайлер, «Аристоник» 1937 года, о сицилийском восстании рабов Михаила Езерского и т. Д.).
Критически рассмотрены процессы в «детской» литературе с учетом традиций и новаторства. Так, «Основные направления детской литературы» Николая Саввина (1926) основаны на его статьях 1916 года. Критик анализирует произведения Самуила Маршака, Александра Неверова, Сергея Ауслендера, а также первые выпуски «Пионера». журнала, с точки зрения, сложившейся намного раньше. По словам Саввина, наиболее заметным движением в детской литературе был «художественный реализм»: Дмитрий Мамин-Сибиряк, Константин Станюкович, Лев Толстой, Александр Свирский, Максим Горький, Ал.Алтаев, Павел Сурожский, Александр Куприн, Викентий Вересаев, Валентина Дмитриева, Александр Серафимович, Иван Шмелев, Владимир Короленко, Иван Наживин. Реализм оказался сильнее других стилей, раскрываемых критиком, т. Е. Сентиментального морализма и модернизма.
Первой исчезла сентиментальная моралистическая литература: новые произведения ранее успешных авторов Лидии Чарской и Клавдии Лукашевич, хотя и издававшиеся иногда в первые годы советской власти, оказались провальными.Мотивы празднования Нового года, семейных уз и т. Д. Будут восстановлены в стихах Зинаиды Александровой и Елены Благининой. Элементы поэтики Чарской и Лукашевича унаследовали Аркадий Гайдар, Валентина Осеева, Рувим Фраерман и другие.
Модернисты стремились заполнить вакуум в детской литературе и предложили свою модель ее развития. Примером может служить детский сборник стихов поэта-символиста Николая Ашукина «Золотые травинки» (1919). Пейзажные стихи, оформленные в традиционной «календарной» композиции, содержат мотивы, близкие к символической детской поэзии: Рождество, Рождественский гимн, «Светлый ангел».«Спокойная атмосфера стихов Ашукина сама по себе отрицание трагического времени 1919 года. В 1923 году был издан сборник «Летние молнии» («Зарницы»), подготовленный Ашукиным, чтобы «дать антологию новой русской поэзии с образцами, понятными детям». Здесь новую поэзию представляли символисты: Вячеслав Иванов, Валерий Брюсов, Константин Бальмонт, Поликсена Соловьева (Аллегро), Александр Блок, Юргис Балтрушайтис, Андрей Белый, Федор Сологуб, Сергей Соловьев, Владимир Пяст, а также Сергей Городецкий.Стихи расстрелянного Николая Гумилева уже снимали с публичного чтения, но по-прежнему распространяли среди подростков. Крестьянские поэты представлены в сборнике Николаем Клюевым, Сергеем Есениным, Сергеем Клычковым, Петром Орешиным, Дмитрием Семеновским. Также были включены стихи Марины Цветаевой. Группу пролетарских поэтов в сборнике возглавил Демьян Бедный. Выбор Ашукина был предложением модернистской базы для развития новой детской поэзии.
В 1939 году был издан сборник рассказов и стихов «Снежки», в котором более 20 авторов представляли новое поколение, в том числе Наталья Артухова и Валентина Осеева.Один из крупнейших писателей того времени Андрей Платонов посвятил рассказу Осеевой «Бабушка» задушевную статью. В целом к моменту вступления СССР во Вторую мировую войну уровень детской литературы был высоким.
Фактически модернизм начала ХХ века стал конструктивным материалом для переходных форм детской литературы советской эпохи. Сентиментальные моралистические и модернистские традиции сохранились в основном в эмигрантской части детской литературы.В зарубежные детские издания вошли произведения Константина Бальмонта, Алексея Ремизова, Нины Кодрянской, а также реалистов Ивана Бунина, Ивана Наживина, Александра Куприна, Алексея Толстого, Ивана Шмелева, Надежды Тэффи, Николая Байкова и других.
Несмотря на разобщенность писателей в России и за рубежом, существовали общие художественные явления, которые связывали мир детской литературы. «Детство Никиты» Алексея Толстого, главы которого были опубликованы в берлинском журнале «Зеленая палка» в 1920 году, многократно переиздавалось в советской прессе, что частично устраняло невнимание к детству в дореволюционных дворянских семьях и смягчало пионерское суждение о старом мире.Реалистичный образ мальчика Никиты основан не только на его социальном статусе и характере, но и на описании его счастливого мира, состоящего почти исключительно из множества «захватывающих вещей» (выражение Толстого), в то время как эти захватывающие вещи одинаковы для любого ребенка в Центральная Россия: множество снега, утренние огни за обледеневшими окнами, катание на санках и т. Д. Лучшим другом благородного мальчика стал деревенский мальчик Мишка Коряшонок, и от этой правды нельзя отказываться в пользу правды революции.
Самая известная сказка советской эпохи — «Золотой ключик, или Буратинские приключения» (1935–1936) — это, по сути, исполнение сказки итальянского писателя Карло Коллоди о деревянном мальчике Пиноккио, подготовленной в 1922–1923 гг. Алексей Толстой в переводе писательницы-эмигранта Нины Петровской.В «Золотом ключике», «новом романе для детей и взрослых», настоящей «сказке с ключом», современные исследователи находят намёки и воспоминания о произведениях и ситуациях эпохи символизма. В то же время Буратино, будучи чисто толстовским персонажем, противопоставляется всем куклам из старого театра Карабаса Барабаса. Буратино был юмористическим представлением «нового человека», пришедшего на смену «фарфоровым» созданиям символизма и «механическим людям» социального реализма.
Литературно-просветительское наследие Льва Толстого было выбрано в качестве ориентира для реалистической детской литературы и развития детского чтения.По воспоминаниям Самуила Маршака о ленинградской писательской школе, поиск детской литературной речи начался с Толстого как источника: «Нашей моделью стала конкретность, живописность и простота« Кавказского пленника ». Задача заключалась в том, чтобы восстановить силу слова, утраченную в повседневной жизни и в газетах. В одном из своих рассказов Чехов писал о «снеге, который ничем не испортился», и нашей целью было найти такой снег ».
Однако, помимо сознательно выбранной модели Толстого, естественное развитие реализма в детской литературе привело к возрождению традиции Федора Достоевского: с точки зрения описания слишком быстро взрослеющих детей, с точки зрения психологического анализа детской дефектности, с точки зрения новый подход к рассмотрению детских жертвоприношений во имя глобального счастья с точки зрения обсуждения современных противоречий с точки зрения детей.Это были рассказы Александра Неверова «Ташкент — хлебный город», «Республика ШКИД» Л. Пантелеева и Г. Белых (1927), «Пусть светит», «Военная тайна», «Судьба барабанщика». Аркадия Гайдара. В отличие от Толстого и Чехова, Достоевский иногда публиковался в книгах для школьников: «Мальчик-нищий у рождественской елки» в 1919 году, «Преступление и наказание» в 1934 году, «Дом мертвых» в 1935 году.
В реалистической прозе особое внимание было уделено детским коллективам.Алексей Мусатов написал повесть о школе для крестьянской молодежи «Шекамята» 1931 года, Антон Макаренко написал «Март 1930 года» 1932 года и «Педагогическую поэму» 1934 года о колониях для несовершеннолетних, Корней Чуковский написал «Солнечную». 1933 год, о больных детях в санатории, Аркадий Гайдар написал «Военную тайну» 1934 года о детском летнем лагере.
Детская литература, только что освободившаяся от церковной и монархической цензуры, попала под контроль Коммунистической партии и писательских объединений, в первую очередь Наркомпроса, который с каждым годом становился все строже.В результате реализм, лежавший в основе развития «социалистической» детской литературы, приобрел новые черты. Таким образом, независимо от практики Толстого доводить текст до метасообщения, в произведениях советских реалистов содержание текста зачастую противоречит метасообщения («Судьба барабанщика» Аркадия Гайдара).
Хотя при советской власти девочки и мальчики получали образование вместе, а культура детства в спорте и школе имела тенденцию устранять гендерные различия, традиция особых жанровых форм сохранилась.Дальнейшее развитие получили новеллы про девочек и для девочек (Вера Желиховская, Лидия Чарская, Клавдия Лукашевич), активно развивавшиеся до революции: «Секрет Ани Гая» (1925) Сергея Григорьева, «История рыжеволосого». Девушка »(1929),« Медсестры »(1931) Лидии Будогосской и др. Волшебный рассказ Александра Грина« Алые паруса »(1921) и культовый рассказ« Тимур и его команда »(1940) Аркадия Гайдара. также включают жанровые особенности рассказов о девочках, хотя в целом жанровая форма повести Гайдара более сложна: загадочная жизнь мальчиков описывается с точки зрения девушки.
Повести и рассказы о мальчиках больше относились к жанру приключений. Они были посвящены юным героям Революции и Гражданской войны в России — повести Павла Бляхина (1923–1926) «Красные дьяволы», Льва Остроумова «Макар-следопыт» (1925 г.), «Молодая армия» (1933 г.) Григорий Мирошниченко, «Р. В. С. » особую нишу занимает рассказ Аркадия Гайдара (1925) и др. «Кондуит и Швамбрания» Льва Кассиля 1930–1933 годов занимает свою особую нишу: он основан на автобиографическом описании дореволюционного детства и школьном романе, доведенном до сатирического жанра.Особенность «Белого паруса», 1936 г., Валентина Катаева: его реализм и романтизм в рамках жанра исторического и авантюрного новеллы уравновешены благодаря классическому поэтическому образу, преобразованному в неомиф о Черном море. прибрежная зона, предшественник советского неомифа о Петрограде и Октябре.
«Солнечное государство. Записки Леонида Полозьева» (1928) историко-приключенческий рассказ Николая Смирнова, действие которого происходит в XVIII веке на Камчатке, — замечательный рассказ для мальчиков.Писатель рассказал историю о польском герое-романтике, который поднял на восстание неграмотных людей; он путешествовал по морям, чтобы найти красивый остров, и нашел его, но ему не удалось построить там государство солнца.
Утопию о чудесной стране и народной власти развеял поэт Сергей Есенин в своей «Сказке о мальчике-пастухе Пете, его комиссаре и коровьем царстве» (1925), написанном им в ответ Владимиру Маяковскому. , опубликовавший в том же году идейный «Повесть о Петре, толстом ребенке, и Симе, который был худощавым» (в этом Маяковский был формальным виртуозом, но понимал дидактическую задачу в вульгарной манере — юные читатели могут решить что толстые дети вообще плохие, а худые все порядочные).
Сказка стала главным предметом широкого обсуждения детской литературы на рубеже 1920–1930-х годов. Полемически подчеркивая такие вопросы, как «Нужны ли детям пролетариата сказки» (эссе Е. Яновской, 1925 г.) и приемлема ли развлекательная и юмористическая литература, официозные критики пытались привести литературный процесс в соответствие с политическим процессом. а само последнее еще не определено. Признание сказки означало бы возврат к классической модели культуры, отказ от нее означал бы начало перехода от пролетарской культуры к социалистической, контуры которой уже были слабо видны в футуристических видениях, таких как рассказ Алексея «Голубые города» Толстого.
Детская литература, развивающаяся только на классических основах, оказалась художественно несостоятельной: она ограничивалась псевдоавангардом и псевдореализмом. Классической основой старой детской литературы была христианская культура, но она была отвергнута. В 1918 году еще можно было издать короткое стихотворение Сергея Есенина «Младенец Иисус»; в 1923 году критики предпочитали не замечать христианские мотивы и идеи в «Ташкенте — хлебном городе» Александра Неверова.В «Смерть девочки-пионера» Эдуарда Багрицкого 1932 года трагедия — смерть больной девушки — имеет два уровня, так как перед смертью девушка отказывается креститься и принимать заботу матери, что является героическим поступком. , в то время как в метасообщении, появившемся из мелких деталей, она ужасно ошибается из-за собственного бреда и грозы. Валя-Валентина — настоящая трагическая героиня своего времени.
Образ идеального подростка создал Аркадий Гайдар. С одной стороны, согласно древнеримской традиции, его Тимур — строгий юноша, бесстрашный и безупречный рыцарь.С другой стороны, он и его команда парней ведут непубличную тайную жизнь, тайно совершая добрые дела, что было против нормы как в Римской Империи, так и в Советской стране. Характер Тимура — это сочетание древнеримских и христианских моральных добродетелей. Недаром по стилю отстающий от шедевров Гайдара «Голубая чашка» и «Чук и Гек» по стилю стал самым популярным среди юных читателей. Огромный успех «Тимура и его команды» объясняется редкой гармонией представления о ребенке как гражданине государства, соблюдающем гражданский долг, и представлении о ребенке как от природы свободном и прирожденном нравственном человеке.
Традиционно образ совершенного взрослого — это образ дяди Степы, главного героя из стихотворения Сергея Михалкова (1935). «Добрейший великан» выполняет роль полицейского: он представляет государственную власть, и он понятен детям, так как живет в коммуналке, носит огромные сапоги и не гонится за шпионами, а борется с хулиганами и помогает простым людям.
Несмотря на то, что Народный комиссариат просвещения, Пролеткульт, Максим Горький или Государственная военная власть прилагали большие усилия для определения развития детской литературы, российская детская литература не только сохранила свой потенциал для свободного развития, но и предоставила шедевры, которые остаются актуальными.
Ваш комментарий будет первым